Автор работы: Пользователь скрыл имя, 21 Октября 2015 в 21:47, реферат
Период «великодержавия» кыргызов был достаточно кратким (после 840 г. его хронологические рамки точно не определены), но его внутреннее содержание и последствия настолько глубоки, что имеют право на выделение в качестве самостоятельного исторического этапа. Пользуясь словами Ю.С. Худякова, «это был поистине “звёздный час” кыргызской истории, время поразительных успехов кыргызского оружия, распространения кыргызской культуры по обширным пространствам степной Азии».
1. Кыргызское великодержавие.
2. Минусинский вариант
3. Тувинский вариант
4. Алтайский вариант
5. Восточно казахстанский вариант
6. Красноярско-канский вариант
7. Длительность пребывания кыргызов в Центральную Азию
8. Список литературы
по истории |
|
на тему: Кыргызское Великодержавие
|
|
Период «великодержавия» кыргызов был достаточно кратким (после 840 г. его хронологические рамки точно не определены), но его внутреннее содержание и последствия настолько глубоки, что имеют право на выделение в качестве самостоятельного исторического этапа. Пользуясь словами Ю.С. Худякова, «это был поистине “звёздный час” кыргызской истории, время поразительных успехов кыргызского оружия, распространения кыргызской культуры по обширным пространствам степной Азии». Впервые народ северного происхождения, создавший высокую культуру в бассейне Среднего Енисея, стал играть решающую роль в делах своих южных соседей. После разгрома Орду-Балыка, вслед за отступающими уйгурами, кыргызы заняли ряд районов Центральной Азии — Монголию, Джунгарию, Восточный Туркестан. В 841-842 гг. ими были захвачены крупные города Восточного Туркестана -Бешбалык и Куча; в 843 г. — Аньси и Бэйтин. В 847-848 гг. экспансия кыргызов была направлена в сторону Забайкалья, против племен шивэй, у которых укрылись остатки разгромленных уйгуров. В результате уже к середине IX в. границы государства енисейских кыргызов резко расширились, что и нашло отражение в письменных источниках, относящихся к этому времени. «Хягас было сильное государство; по пространству равнялось тукюэсским владениям. На восток простиралось до Гулигани, на юге до Тибета на юго-запад до Гэлолу. Таким образом, очерчивается огромная территория — от Прибайкалья на востоке до отрогов Тянь-Шаня на западе. Родина енисейских кыргызов — Минусинская котловина — становится самой северной окраиной этого обширного государства.
Период «великодержавия» кыргызов характеризуется еще большей активизацией отношений с Китаем. В 843 г. к китайскому двору прибыл посланник с письмом от кыргызского кагана. С ним был отправлен ответ «Письмо к кыргызскому вану». В течение последующих лет подобный обмен посланиями становится регулярным. По указанию императора, китайский министр Ли Дэ-юй дал «точный приказ расспросить сяцзясов (кыргызов) об (их) владениях и обычаях и составить описание... В связи с приездом ко двору иноземцев приказал с каждого написать их одежду, облик и сделать картину приношения дани...». К сожалению, эта картина, представляющая собой бесценный источник по культуре енисейских кыргызов, не сохранилась, но уже сам факт, что она была написана, представляет огромный интерес. Именно к этому времени относится «рекордное» количество китайских монет чеканки 841-846 гг., найденных на Енисее, — 237 экз.. То же самое касается и китайских зеркал: «В результате мощного притока зеркал в Минусинскую котловину этот район становится крупнейшим центром находок танских зеркал за пределами империи Тан». Около с. Райково в Хакасии найдены мраморные таблички с китайскими надписями, датированные 866 г. и возможно преподнесенные в качестве прощального дара на смерть умершего кыргызского кагана. Однако после окончательного разгрома уйгуров и «распыления» кыргызских войск на просторах Центральной Азии эти отношения явно ослабевают. В течение периода 860-873 гг. кыргызские послы ещё три раза приезжали к китайскому двору, но обстоятельства этих посольств неизвестны. «Впоследствии были ли посольства и были ли даны жалованные грамоты, историки не вели записок».
Последнее замечание может быть поставлено эпиграфом ко всей дальнейшей истории кыргызов — сведения о них крайне немногочисленны и разрозненны, что составляет основную трудность изучения завершающего этапа кыргызского «великодержавия». В 916 г. власть в Северном Китае захватила могущественная династия Восточное Ляо (государство киданей), включившая в состав своих владений все северные районы Центральной Азии, вплоть до Алтайских гор. Известно, что в 924 г. кидани совершили поход в Монголию, на Орхон, где уже не встретили кыргызов, и император Амгабань предложил уйгурам вернуться на свои прежние земли. В хрониках династии Восточное Ляо (Ляоши) ни разу не упоминается о столкновениях между киданями и кыргызами; однако вполне вероятно, что на каком-то этапе кыргызы были завоеваны киданями и находились в зависимости от них: ко двору императоров Ляо «хягасы постоянно присылали посланников и дань». В Ляоши сохранились данные о двух посольствах кыргызов к киданям а под 931 г. указано, что «юго-западная граница (государства киданей) руководила приходом стремившихся к просвещению людей государства Хягясы».
Важные сведения по истории кыргызов эпохи «великодержавия» содержатся в сочинениях мусульманских авторов. Так, в анонимном труде «Худуд ал-алам», написанном в конце X в сообщается, что кыргызский каган живет в городе Кемиджкет, т.е. городе на Енисее. Поскольку явно речь идет не о Минусинской котловине, то следует предполагать, что ставка кыргызского кагана в это время находилась в верховьях Енисея, на территории Центральной Тувы У Гардизи, автора середины XI в., многие сведения которого относятся к предшествующему времени, дается красочное описание пути в ставку кыргызского кагана, существовавшую, очевидно, в конце X в. «От Когмена сообщает Гардизи, — до киргизского стана семь дней пути; дорога идет по степи и лугам, мимо приятных источников и сплетённых между собой деревьев. Здесь военный лагерь киргизского хакана и лучшее место в стране» По общему мнению исследователей, это место находилось на севере Минусинских степей, на р. Белый Июс, где и позже стоял «каменный городок» кыргызских князей. Таким образом, письменные источники фиксируют в последней четверти X в. последовательное перемещение ставки кыргызского кагана с юга на север — из города Кемиджкет в Центральной Туве в верховья Чулыма на севере Минусинской котловины. Очевидно, это и следует считать концом периода кыргызского «великодержавия».
Археологические памятники эпохи кыргызского «великодержавия» изучены в достаточно большом количестве, но неравномерно по всей территории их распространения. При этом 840 г. является наиболее твёрдо установленной датой, фиксирующей появление погребений по обряду трупосожжения за пределами Минусинской котловины. Однако определяющим в данном случае следует считать не просто факт трупосожжения (подобный обряд встречается в других культурах и раньше), а сочетание сожжения покойника «на стороне» с характерными деталями и формами предметов сопроводительного инвентаря, сложившимися в предшествующее время в культуре кыргызов Минусинской котловины.
Кратковременность пребывания кыргызов в Монголии, Восточном Туркестане и других районах кыргызской экспансии во второй половине IX в., носившей характер завоевания, а не миграции этноса, не позволяет предполагать наличия здесь такого количества памятников, соотносимых с кыргызами, как, например, в Туве или в Минусинской котловине. Впрочем, это может объясняться и слабой степенью изученности данных территорий в археологическом отношении. Погребений енисейских кыргызов в Восточном Туркестане пока не обнаружено; однако ярким подтверждением вторжения сюда кыргызов является «легендарная сцена» из Кум-Тура с изображением нападения кыргызских воинов в пластинчатых панцирях на «горожанина в его собственном доме», скорее всего уйгура. В Монголии с кыргызами могут быть связаны отдельные невыразительные погребения по обряду трупосожжения, открытые Г.И. Боровкой. Факт пребывания кыргызской администрации на территории Монголии зафиксирован известной Суджинской надписью, в которой сказано: «Я пришелец на земле (уйгурской). Я сын киргизский. Я — бойла, высокий судия»
Основное количество погребений енисейских кыргызов, как отдельных курганов, так и образующих целые могильники, обнаружены и исследованы в основном за пределами тех областей Центральной Азии, о захвате которых в 40-х гг. IX в. говорится в письменных источниках. По этим материалам выделяются тувинский, минусинский, алтайский (с разделением на горноалтайский и западноалтайский), восточноказахстанский локальные варианты культуры енисейских кыргызов IX-X вв. Вместе с тем, аналогичные памятники встречаются в более северных и восточных районах, казалось бы далеких от исторических событий кыргызского «великодержавия» (красноярско-канский и прибайкальский локальные варианты). Крайние западные точки распространения элементов культуры енисейских кыргызов зафиксированы на Тянь-Шане; крайние восточные — в Забайкалье. Всё это свидетельствует о том, что кыргызская экспансия в Восточный Туркестан и в Монголию явилась только частью широкого культурно-демографического процесса, охватившего, по сути дела, всю раннесредневековую ойкумену севера Центральной Азии, Южной Сибири и сопредельных территорий. В каждом из этих локальных вариантов процессы распространения кыргызской культуры и адаптации её к местным традициям происходили по-разному, о чем можно судить на основании археологических источников.
Минусинский вариант.
В месте исхода енисейских кыргызов — Минусинской котловине — в IX-X вв. продолжает развиваться прежняя культура чаа-тас. Мнение о длительном, вплоть до конца I тыс. н.э., существовании чаа-тасов, было высказано Л.Р. Кызласовым на примере Сырского чаа-таса относящегося к более раннему времени. Однако, совершенно очевидно, что развитие культуры енисейских кыргызов в Минусинской котловине не было остановлено после выхода их на арену Центральной Азии. Памятники IX-X вв. определяются здесь путём сравнения с материалами из кыргызских погребений за пределами Среднего Енисея, то есть после 840 г. К этому времени в Минусинской котловине могут быть отнесены большие курганы Уйбатского чаа-таса, завершающие традицию сооружения минусинских чаа-тасов. С.В. Киселёв и Л.А. Евтюхова считали Тюхтятский клад одновременным и датировали его IX-X вв. А.А. Гаврилова рассматривала его как разновременное собрание и отмечала, что «этот клад нуждается в специальном изучении для уточнения датировки входящих в него вещей». Л.Г. Нечаева (по аналогии с тувинским могильником Тора-Тал-Арты) поставила вопрос — не следует ли рассматривать его как «погребение с трупосожжением нескольких человек?». Правильнее всего к оценке этого памятника подошла А.А. Гаврилова, так как в состав клада входят не только разностильные бляшки по крайней мере от 20 поясных наборов и сбруйных украшений, но и вещи разновременные в пределах IX-XII вв. В связи с этим вряд ли целесообразно объединять памятники енисейских кыргызов IX-X вв. по всей территории их распространения под общим названием тюхтятской культуры, тем более, что сейчас, по мотивам орнаментации металлических изделий, датировка клада устанавливается достаточно точно в пределах второй половины X — первой половины XI в.
Из курганов, раскопанных около Минусинска, происходят палаш с напускным перекрестьем, витые удила с 8-образным окончанием звеньев, петельчатое стремя с прорезной подножкой, наконечники стрел с пирамидально оформленной верхней частью и круглыми отверстиями в лопастях, костяные изогнутые ножи, типологически близкие железным кинжалам «уйбатского типа». Драгоценные изделия — чашу и чарку-кубок — из разрушенного погребения «Над поляной», скорее всего, следует рассматривать как трофеи енисейских кыргызов после одного из восточнотуркестанских походов. Об этом красноречиво говорит надпись на чарке, сделанная древнеуйгурским письмом: «Держа сверкающую чашу, я сполна обрел счастье». Особо следует остановиться на датировке больших курганов Уйбатского чаатаса, которые обычно рассматривались в одном ряду с другими минусинскими чаа-тасами: по Л.А. Евтюховой — II тип погребений, VII-VIII вв.. Вещи из Уйбатского чаатаса: стремя с прорезной подножкой, плоские наконечники стрел, псалии с фигурными скобами и головками горных баранов, витые удила, стремя с очень высокой вычурной пластиной и инкрустацией, украшенное мотивами ляоского орнамента, датируются IX-X вв. Серебряный сосудик из Уйбатского чаатаса с вертикальной кольчатой ручкой аналогичен курайским, а деревянные фигурки баранов, обложенные золотым листком, продолжают традицию погребальной скульптуры животных, представленную в Капчалы. Не исключено, что могильник Капчалы и Уйбатский чаа-тас, в которых найдены деревянные фигурки баранов и эсовидные псалии с зооморфными навершиями, оставлены одной группой кыргызского населения; а Копёнский чаа-тас, где нет этих предметов — другой. Приведенные материалы из Минусинской котловины характеризуют поздний этап культуры енисейских кыргызов синхронный периоду «кыргызского великодержавия», который по наиболее яркому памятнику типа чаа-тас может быть назван уйбатским этапом, тождественным понятию минусинский вариант культуры енисейских кыргызов IX-X вв. Количество памятников этого времени в Минусинской котловине, по сравнению с копёнским этапом, незначительно, что, видимо, объясняется переселением значительных масс кыргызского населения на территории южных районов Саяно-Алтая и Центральной Азии
Тувинский вариант
Наибольшее количество кыргызских погребений по обряду трупосожжения исследовано в Туве. По данным Г. В. Длужневской, здесь «насчитывается около 290 погребальных и поминальных сооружений, ритуальных выкладок и «меморативных» курганов, относящихся к этому времени», что значительно превышает количество их как в метрополии енисейских кыргызов — Минусинской котловине, так и во всех остальных районах расселения кыргызов в период «кыргызского великодержавия». По своим конструктивным особенностям кыргызские погребения в Туве подразделяется на несколько вариантов: 1) подкурганные захоронения в неглубоких могильных ямах или на горизонте с «тайниками»; 2) юртообразные сооружения из горизонтально положенных плиток с остатками захоронений в неглубоких ямах; 3) «пустые» курганы, возможно кенотафы, не содержащие остатков захоронений. Иногда встречаются коллективные (до 3 человек) трупосожжения с соответствующим комплектом предметов сопроводительного инвентаря. В некоторых случаях погребения обставлены вертикально вкопанными плитками, а сами курганы — обломками горных пород, что можно рассматривать как сохранение конструктивных особенностей минусинских чаа-тасов. С этой же традицией связаны обычай сооружения стенок из горизонтально положенных плиток и устройство «тайников» с наиболее ценными вещами. Однако точных повторений минусинских чаа-тасов в Туве пока не известно. Объясняться это может по-разному: нарушением этнической традиции, вызванным сменой политической ситуации в Центральной Азии; специфическим характером тувинских захоронений, представляющих, главным образом, погребения воинов; отсутствием подходящего строительного материала; этнокультурными процессами, происходившими в инокультурном окружении в среде самих енисейских кыргызов на местах их нового расселения. Из всего многообразия памятников енисейских кыргызов в Туве в настоящее время опубликованы материалы нескольких могильников, из которых наиболее представительными являются Шанчиг, Саглы-Бажи I и Кюзленги II. В этом ряду, очевидно, более ранними являются погребения с «юртообразными» намогильными сооружениями из горизонтально положенных плиток, типологически стоящие ближе к минусинским чаа-тасам. В одном из них (могильник Хемчик-Бом II в Саянском каньоне Енисея) были найдены ажурные бляхи-оправы с фигурками стоящих друг против друга петушков, композиционно повторяющие изображения фениксов на копёнском блюде. Возможно, к концу IX в. относятся своеобразные по составу предметов сопроводительного инвентаря погребения с трупосожжениями на могильниках Саглы-Бажи I и Кюзленги II. По мнению А.Д. Грача, они «отражают одну из максимальных фаз экспансии кыргызов за Саяны». Более поздними (X в.) являются подкурганные погребения типа Тора-Тал-Арты, Дагылганныг и Кускуннуг кыргызские «дружинные» погребения в смежных кольцевых оградках на могильнике Аймырлыг-2. Предметный комплекс из погребений енисейских кыргызов в Туве, наряду с вещами общераспространенных типов, характеризуют стремена с петельчатой приплюснутой дужкой и прорезной подножкой; витые удила с 8-образным окончанием звеньев с кольцами, расположенными в различных плоскостях; трёхпёрые наконечники стрел с пирамидально оформленной верхней частью и серповидными прорезями в лопастях; различные типы бронебойных наконечников стрел; круглые и Т-образные распределители ремней; гладкие лировидные подвески с сердцевидной прорезью и др. Особо следует отметить сложный растительный орнамент («цветочный», «пламевидный», в виде растительных побегов и т.д.), сплошь покрывающий поверхность поясных и сбруйных наборов из погребений тувинского варианта культуры енисейских кыргызов. Подобный комплекс предметов, который может быть назван кыргызским, наряду с обрядом трупосожжения, является опорным при определении памятников енисейских кыргызов и в других районах их расселения в IX-X вв. Обилие и разнообразие археологических памятников, среди которых ведущее место занимают погребения хорошо вооруженных воинов; наличие стел с руническими (енисейскими) надписями; многочисленные тамги, по которым Г.В. Длужневской удалось проследить пути передвижений кыргызов на территории Тувы; существование города Кемиджкет, где находилась ставка кыргызского кагана, — все это вместе взятое позволяет утверждать, что именно Тува, после кратковременной экспансии кыргызов в Монголию и Восточный Туркестан, становится основной территорией расселения кыргызов и центром кыргызской государственности, по крайней мере, вплоть до начала XI в.