Экономические дискуссии в СССР в 20-е годы

 

Аналогичных взглядов о неконкурентоспособности государственных предприятий на рынке и необходимости вытеснения частного конкурента силовым административным путем придерживались многие партийные руководители (Г. Е. Зиновьев, Е. А. Преображенский и др. ). Впоследствии такая логика стала неотъемлемой принадлежностью партийного курса, который вылился в насилие над экономикой, навязывание ей несуществующих законов, выведенных гипотетическим путем.

 

Аналогичные споры шли в руководстве и по вопросу о концессиях, который Зиновьев назвал вопросом о «пределах нэпа» (особенно на XIII съезде в мае 1924 г.). И хотя многие хозяйственники, экономисты (Сокольников, Базаров, Кондратьев и др. ) выступали в поддержку концессий, ориентируясь на связь советской экономики с мировым рынком, у партийного руководства было на этот счет другое мнение (частичная, временная уступка капитализму, «отступление»), о чем свидетельствовал курс на свертывание нэпа во второй половине 20-х гг.

 

Усиление административного вмешательства в экономику прежде всего сказалось на ужесточении системы планирования. Если до 1925 г. годовые планы носили ориентировочный характер, то затем они стали приобретать обязательный, директивный характер.

 

Однако попытки насильственного внедрения в оживленную рынком экономику планового диктата по-прежнему терпели неудачи, эти планы приходилось неоднократно пересматривать. В докладе на XIV съезде ВКП(б) в декабре 1925 г. А. И. Рыков объяснил неудачи планирования тем, что «нам не удалось шагнуть так далеко, как хотелось бы и как мы думали сделать это осенью настоящего года. Темпы развития будут несколько медленнее»20.

 

Выступая на том же форуме, один из представителей хозяйственников-интеллигентов — нарком финансов Г. Я. Сокольников — объяснил неудачи планового руководства экономикой переоценкой степени зрелости государственного хозяйства, его способности руководить всей экономикой: «Мы переоценили возможность твердого планового руководства... мы хотели продиктовать такие планы хозяйства, которые благодаря огромным силам элементов... мелко капиталистического характера в нашем хозяйстве оказались невыполненными»21. Исходя из реальных возможностей, Сокольников считал целесообразным сократить развертывание промышленности, предлагая такие пути индустриального развития, как привлечение иностранных займов, развитие экспорта продуктов сельского хозяйства для получения средств с целью финансирования ввоза сырья и промышленного оборудования. Это была программа так называемого аграрного направления. Сходных позиций придерживались известные экономисты Н. Д. Кондратьев, Л. Г. Шанин, И. П. Макаров и др.

 

Однако эта реалистическая точка зрения на перспективы экономического развития и планирования была подвергнута критике со стороны партийного руководства, и прежде всего И. В. Сталина, который обвинил этих экономистов в стремлении подчинить страну капиталистическому окружению и свернуть промышленность. На XIV съезде была принята другая линия — на «максимальное развертывание» промышленности (особенно тяжелой индустрии) как основы экономической самостоятельности22. Одновременно это означало поворот в отношениях с внешним миром, начало политики отрыва экономики СССР от мирового хозяйства, создания изолированной экономической системы, в которой господствовали жесткие административно-плановые методы. Это было необходимо и выгодно для партийно-государственного аппарата, стремившегося подчинить всю экономику жесткой регламентации и централизованному управлению, укрепить систему «бюрократического социализма».

 

Перелому в процессе развития административно-плановой системы управления экономикой в сторону ужесточения волевых методов и вытеснения экономических способствовали объективные изменения в экономике страны. На середину 20-х гг. пришлось окончание восстановительного процесса, исчерпание дореволюционного капитала промышленности. Дальнейшее ее развитие требовало новых вложений, расширения промышленного строительства. Это создало удобный момент для усиления государственного вмешательства в развитие промышленности, перекачки материальных средств из одних секторов экономики в другие, распространения планового принципа на все новые отрасли и, в конечном счете, на всю хозяйственную жизнь.

 

Переход к новому этапу государственно-планового руководства экономикой сопровождался новым витком дискуссий по всему спектру вопросов экономической политики. Обоснованные возражения ряда ученых-экономистов вызвал сталинский курс на индустриализацию путем форсированного развития тяжелой промышленности, не обеспеченного реальными возможностями. Сторонники аграрного направления отстаивали приоритет развития сельского хозяйства как важнейшей предпосылки индустриализации (обеспечение необходимого накопления, создание рынка сбыта промышленных товаров, развитие промышленности за счет экспорта продуктов крестьянского хозяйства и т. д. ), Сторонники «сверхиндустриализации» (Преображенский и др. ), напротив, призывали выкачать средства для развития тяжелой промышленности из деревни и т. д.

 

Н. Д. Кондратьев справедливо указывал на необходимость обеспечения промышленности оборотными средствами, накопления материальных запасов, прежде чем ринуться в безудержную гонку индустриализации. Он считал, что оживить индустрию можно только на базе подъема крестьянского хозяйства, через развитие аграрного экспорта, связей с мировым рынком. В сфере промышленного производства Кондратьев отдавал предпочтение развитию производства пр^метов потребления как средству преодоления хронического товарного голода . В. А. Базаров, выдвигая принцип рациональной очередности в процессе реконструкции производства, предлагал реконструировать прежде всего отрасли, производящие предметы широкого потребления. Применительно к другим отраслям (т. е. производящим средства производства) он предлагал такие методы их развития, как закупка необходимых продуктов за границей или предоставление концессий иностранным капиталистам24. Таким образом, эти теории противоречили экономически необоснованным притязаниям сталинского руководства на форсированное развитие тяжелой индустрии.

 

Более того, вопреки указаниям Сталина об индустриализации на базе новой, современной техники (идеи тракторизации, электрификации и т. д. ), на деле новый курс стал осуществляться за счет вложения огромных средств в реконструкцию. Развитие промышленности двинулось по пути латания и «капитального ремонта» государственной промышленности. Базаров в связи с этим подчеркивал отсталость России, где господствовали докапиталистические формы производства, низкий уровень технического развития, культуры. Он с тревогой отмечал, что «новые производства, которые мы пытались организовать по после2днему слову заграничной техники, прививаются в нашей стране очень туго» .

 

Сходные суждения высказывали и экономисты-меньшевики (А. Югов, Д. Далин), которые, правда, шли дальше в резкости оценок курса на индустриализацию, который, по их мнению, имел целью превращение России в изолированное государство^, не нуждающееся в импорте и экономических связях с внешним миром . Идея противопоставления СССР враждебному капиталистическому окружению безусловно противоречила законам развития мировой экономики, однако, добавим, именно эта идея помогла сталинскому руководству сплотить воинственно настроенные слои общества в период форсированного «наступления социализма по всему фронту» на рубеже 20—30-х гг.

 

Принципиальные споры и дискуссии касались также вопросов планирования. С особой силой они развернулись в период становления системы перспективного планирования в масштабах всей страны. Эти дискуссии велись в рамках плановой идеи, но при существенных различиях, которые принято упрощенно сводить к спору двух основных направлений в планировании — телеологического и генетического.

 

Умеренные по причине их научной обоснованности взгляды сторонников генетического подхода, отрицавших директивное планирование (Громан, Макаров, Шанин и др. ) сводились к планированию путем прогноза основных тенденций развития экономики с учетом объективных направлений хозяйственного развития и явились естественным развитием идей и практики государственного регулирования экономики в капиталистических странах.

 

Примером удачного научного плана-прогноза стал перспективный план развития сельского хозяйства на 1923/24—1927/28 гг. (знаменитая «пятилетка Кондратьева»). Подвергавшийся столь яростной критике за «минимализм» показателей и недостаточное развитие коллективных форм в деревне, на деле этот план по главным направлениям выполнялся вплоть до 1928 г. 27 Создатель научного плана-прогноза Н. Д. Кондратьев обоснованно критиковал систему директивного планирования Госплана, «фетишизм цифр», погоню за темпами, преувеличение достижений и т. д.

 

Однако во второй половине 20-х гг. при волевом давлении сверху побеждала точка зрения ряда официальных экономистов Госплана (Струмилин, Кржижановский), которые, выполняя волю партийно-государственного руководства, разрабатывали методы распространения директивного планирования на все отрасли хозяйства при построении плана как директивной системы цифровых заданий, носивших всеобъемлющий характер для всех звеньев экономики. С середины 20-х гг. особую поддержку стали получать идеи перспективного планирования на несколько лет вперед.

 

В соответствии с этим созданное в марте 1925 г. при Президиуме ВСНХ Особое совещание по восстановлению основного капитала в промышленности (ОСВОК) занялось разработкой перспективного плана, пытаясь запроектировать более высокие темпы развития отраслей, производящих средства производства. Однако первые попытки составления плана нового строительства на пятилетие, предпринятые совещанием, не удовлетворили партийных руководителей, так как сделанные расчеты по развитию промышленности на ближайшие пять лет не соответствовали их аппетитам в отношении темпов экономического роста.

 

Особую ярость в правящих кругах вызвала впервые выдвинутая Базаровым Лидея «затухания» темпов экономического роста при социализме, исходившая Лиз научного анализа хозяйственной ситуации и перспектив. Уже в 1926 г.

 

многие экономисты заметили тенденцию к замедлению темпов развития экономики в связи с исчерпанием потенциала восстановительного процесса. На заседании Госплана 18 августа 1926 г. И. Т. Смилга отметил, что восстановительный процесс закончился и предвидится дальнейшее снижение темпов экономического роста28.

 

Пресловутая «затухающая кривая» по промышленному производству и капитальным вложениям, которая предусматривала их рост в начальные и уменьшение в последние годы пятилетки, выработанная в плане ОСВОКа, была с гневом отвергнута партийными лидерами и экономистами-«телеологами», а составители плана были обвинены в «троцкизме».

 

Различные варианты пятилетнего плана, составленные ВСНХ в течение 1925—1926 гг., не удовлетворяли партийное руководство прежде всего темпами хозяйственного роста. С этого времени планы промышленного развития все чаще стали создаваться в зависимости не от уровня экономических потребностей и возможностей общества, а от политической конъюнктуры. В этом нашла выражение одна из неотъемлемых черт командно-административной системы руководства обществом — идеологизация экономической деятельности, нару шение ее естественных законов. Хозяйственное развитие становилось в зависимость от идеологических фетишей, политических амбиций и желаний партийно-государственной правящей «элиты» в лице «отца народов» и его «наследников».

 

Новый толчок ужесточению административно-плановых методов управления экономикой, форсированию разработки пятилетнего плана дал состоявшийся в декабре 1927 г. XV съезд ВКП(б), поразивший своим единомыслием и отсутствием реальной оппозиции официальному партийному курсу. В отчетном докладе Сталин, отрапортовав об успехах социалистической промышленности и о «достижениях» в деле вытеснения частного капитала, сформулировал задачу достижения невиданных темпов развития государственной промышленности (увеличение промышленной продукции к 1931/32 г. вдвое против довоенного уровня)29.

 

В выступлениях на съезде партийно-государственных, хозяйственных руко водителей (Рыков, Куйбышев и др. ) была выражена единодушная поддержка линии на форсированное развитие тяжелой индустрии, перераспределение хозяйственных материальных ресурсов в пользу промышленности, прежде всего производящей средства производства, за сверхвысокие темпы промыш ленного роста. Председатель Госплана Кржижановский подчеркнул, что только партия может гарантировать быстрейшую реализацию «хозяйственной воли», являясь организующим стержнем, основой «твердости не только нашего политического, но и хозяйственного фронта», и в связи с этим, по его мнению, «обсуждение съездом вопросов перспективных планов хозяйства... явля ется решающим началом для всей хозяйственной жизни страны и, в частности, для полного успеха в работах по планированию»30.

 

Трезвый, но слабый голос Сокольникова (к тому времени уже смещенного с поста наркома финансов), который призывал к умеренности и разумности перспективного планирования с учетом реальных возможностей страны, потонул в потоке единодушной поддержки рвущегося к новым социалистическим высотам партийного руководства. Все, о чем говорил бывший нарком финансов, — удовлетворение потребностей населения, развитие сельского хозяйства, укрепление крестьянина-хозяина, — уже не отвечало намерениям руководителей страны. Уже начала набирать силу машина нагнетания массового психоза «социалистического строительства», классовой войны против разного рода «врагов народа», в число которых попадали все не угодные партийной верхушке: от партийных оппозиционеров, интеллигентов до широких слоев крестьян. Развитие экономики все более ставилось в зависимость от политических амбиций, прикрываемых идеологическими выкладками. Распространялись идеи об отрыве и враждебности Советского государства капиталистическому окружению, вызревал волюнтаристский лозунг «догнать и перегнать» развитые страны, господствовавший в 30-е гг.

 

В этой обстановке руководящие хозяйственные органы были сориентированы на разработку перспективных планов при максимальных темпах развития хозяйства, особенно тяжелой промышленности. Следуя директивам партийно-государственного аппарата, в течение последующих 1927—1928 гг. ВСНХ ломал голову над преодолением пресловутой «затухающей кривой». Добившись своей цели, ВСНХ выработал чрезвычайно напряженные контрольные цифры пятилетнего плана.

 

Эти волюнтаристские прожекты вызывали серьезную тревогу и критику со стороны многих экономистов, хозяйственников. Существенное сопротивление им оказывали работники Наркомата финансов, встревоженные массированным наступлением на денежную систему, которая подрывалась безудержной денежной эмиссией для обеспечения целей индустриализации. Видный финансовый работник Л. Н. Юровский неоднократно подчеркивал, что «хозяйственный подъем» превысил имеющиеся ресурсы, эмиссия приняла опасные размеры, а пятилетний план является «инфляционным» 31.

 

Одно из последних проявлений альтернативности на плановом «фронте» было связано с выработкой двух вариантов первого пятилетнего плана: отправного варианта Госплана и оптимального — ВСНХ. Последние попытки выражения научно обоснованного подхода к составлению плана отразились в дискуссиях о вариантах пятилетки на заседаниях Президиума Госплана.

 

Кржижановский, представитель умеренного направления в планировании, был сторонником создания более обоснованного отправного варианта, осторожности в планировании, считая, что «напряженность в отправном варианте не должна переходить в перенапряженность, а вероятность должна быть максимально обеспечена»32. Эта позиция и явилась одной из причин его скорого смещения с поста Председателя Госплана.