Экономические дискуссии в СССР в 20-е годы

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 11 Марта 2014 в 13:20, лекция

Краткое описание

В последующие десятилетия советскими историками и экономистами проанализирован обширный фактический материал, освещающий становление и эволюцию системы государственного управления народным хозяйством, этапы экономической политики государства «диктатуры пролетариата» (многотомные труды и монографии по истории советской экономики). Вместе с тем следует отметить существенную ограниченность этой литературы, обусловленную жесткими рамками господствующей идеологии. Исследователи были вынуждены не касаться целых пластов исторической действительности. В их трудах «исчезли» люди, награжденные презрительными кличками «оппортунисты». А среди них были виднейшие ученые, специалисты, словом, «цвет нации», вырубленный под корень в конце 20-х — 30-е гг. Исторический процесс, таким образом, представал в убогой одномерности. Те же историки, которые пытались поставить вопрос об исторических альтернативах в нашей стране, лишались права голоса.

Прикрепленные файлы: 1 файл

Экономические дискусии в СССР в 20е годы.docx

— 51.40 Кб (Скачать документ)

 

С позиций нашего времени, конечно, наивными кажутся рассуждения лидеров русской эмиграции о превращении большевиков в капиталистов, и выводы о неизбежности восстановления в России частной собственности и рыночной экономики. В самом деле, к чему было большевистским лидерам превращаться в капиталистов-хозяев, когда они могли опереться на гораздо более удобную для властей предержащих всеобъемлющую систему эксплуатации трудящихся при тотальном господстве государственной собственности и отсутствии политических свобод, демократии, самостоятельных организаций трудящихся. Этот момент, кстати, отмечался меньшевистскими авторами, которые подчеркивали, что национализация без политической свободы и демократии может стать «даже вредной с точки зрения рабочего класса, поскольку противопоставляет ему, бесправному, предпринимателя, вооруженного всей мощью государственной власти, и поскольку дает в руки правительства доходы, освобождение его от финансовой зависимости от населения» 10.

 

Вместе с тем уже в середине 20-х гг. русские экономисты-эмигранты (Б. Бруцкус, П. Струве, А. Югов, Л. Пумпянский и др. ) ставили вопрос о пределах нэпа, который, по их мнению, к этому времени исчерпал свои возможности. Потенции экономического развития, созданные путем восстановления экономики на базе рыночных отношений, были исчерпаны и уперлись в вопрос о политической надстройке — власти большевиков, которая противоречила воссозданному нэпом денежно-товарному экономическому базису. В этих условиях были неизбежны и постоянные экономические кризисы, и социальные противоречия. Разрешение этих противоречий один из лидеров меньшевиков — Ф. Дан — видел в замене диктатуры большевиков «правовым политическим строем», который, по его мнению, мог быть лучше всего создан не «властью капиталистов», а властью «сомкнувшихся» пролетариата и крестьянства в формах демократической государственности11.

 

Особое место в теории и практике хозяйственного развития в 20-е гг. занимали дискуссии по вопросам управления народным хозяйством и планирования в ходе создания советской планово-административной системы. Внимание к этой проблеме постоянно возрастало в среде партийно-государственных, хозяйственных руководителей, экономистов-теоретиков и практиков по мере развития и укрепления рыночных отношений. Плановые концепции противопоставлялись стихийному развитию экономики. Необходимо отметить, что идеи плановости не были исключительным достоянием Советской России. Плановые элементы внедрялись и в экономику капиталистических стран, особенно в период первой мировой войны, появлялись экономические теории о соотношении стихийности и плановости. В России процесс становления плановой системы руководства экономикой проходил сложно, в противоборстве идей, в условиях противоречивой практики хозяйственного строительства.

 

Как известно, в период нэпа твердыня военно-коммунистической системы была сильно размыта, и в области управления государственным хозяйством руководство страны пошло на уступки. Целый комплекс постановлений и мероприятий центральных органов власти, принятых в 1921—1922 гг., предоставлял возможности частичной денационализации, развития предпринимательства в торговле, мелкой и кустарной промышленности, а также аренды и концессий12.

 

Замыслы универсальных планов касались тогда отдельных, наиболее слабых участков хозяйства, остававшегося в руках государства, в целях латания дыр в «командных высотах». В феврале 1921 г. при СТО был создан Госплан, в задачи которого входила разработка единого государственного плана экономического развития. В целом это была уже попытка поставить планирование на научную основу (в Госплан вошли видные ученые-экономисты и специалисты-хозяйственники), причем первые планы носили еще ориентировочный характер.

 

Первый ориентировочный план по топливоснабжению был принят в 1921 г., план на 1921/22 г. был разработан уже по трем отраслям и далее этот процесс нарастал. Однако все эти планы, особенно при активизации рыночных отношений, оказались крайне малоэффективными.

 

Плановые предположения и замыслы натолкнулись на реальную хозяйст венную ситуацию в России в условиях возрождающейся многоукладности, «стихии» крестьянского хозяйства (которое не подчинялось государственному плану хлебозаготовок), рыночных отношений и забуксовали, захлебнулись. Пороки уже возникшей системы административно-планового управления го сударственным хозяйством вышли наружу при попытках реорганизации системы| руководства этим громоздким, разболтанным механизмом.

 

Государственная промышленность т— экономическая основа «диктатуры про летариата» — оставалась предметом особой заботы государства, тем более, что в условиях рынка выдержать конкуренцию с частными предпринимателями она, конечно, не могла. Слабость, безнадежная убыточность государственных предприятий побуждали защищать их административными методами. С этой целью стали создаваться групповые объединения — тресты, прежде всего в мобильной, работавшей на потребительский рынок легкой промышленности, затем в искусственно поддерживаемых государством отраслях тяжелой индустрии (топливной, металлургической и т. д. ).

 

Эти объединения создавались, однако, все тем же привычным административным путем. По словам Троцкого, это была «по необходимости бюрократическая нарезка трестов: промышленно-торговые объединения, рассчитанные на приспособление их к рынку, созидались методами военного коммунизма, т. е. методами централистического главкократического предугадывания и усмотрения сверху»13.

 

Первые попытки самостоятельного выхода государственных трестов на рынок продемонстрировали неспособность этих созданных административным путем на основе противоречивых принципов (коммерциализации и жесткого планирования) объединений выдержать экономическую конкуренцию с частником. В трестах господствовали местнические интересы, неумелое ведение хозяйства приводило к расточительству, спекуляциям, «проеданию» основного капитала трестов. В результате государственная промышленность за первый го^д новой экономической политики опустила в карман частника более 300 млн. руб. .

 

Спускаемые сверху постановления мало что меняли в реальности. Экономика ускользала из рук неумелых руководителей, которые побоялись дать свободу частному предпринимательству, дабы не лишиться власти.

 

Политические цели руководства по-прежнему заставляли их балансировать на острие ножа. Так, в правящих кругах наблюдалась настоящая паника в связи с необходимостью свертывания промышленности в условиях кризисов, Здесь снова имело место столкновение более реалистической линии в управлении производством (руководство ВСНХ) с партийной линией. По политическим соображениям, боясь взрыва недовольства рабочих, партийное руководство вновь воспротивилось необходимости закрытия убыточных предприятий тяжелой промышленности. В августе 1923 г. Политбюро ЦК РКП(б) и СТО отменили постановление Президиума ВСНХ о закрытии ленинградского завода-гиганта «Красный путиловец» по причине его нерентабельности, а Рыков и Троцкий были по этому поводу преданы анафеме.

 

Но вместе с тем партийное руководство было все же вынуждено пойти на сокращение промышленного производства путем его так называемой «концентрации» в важнейших отраслях, на закрытие ряда предприятий, шахт Донбасса и т. д. Таким образом, метания и непоследовательность, лавирование с целью удержания у власти стали лейтмотивом в политике руководства, а это, в свою очередь, не способствовало улучшению экономической ситуации.

 

Не помогали этому и бесконечные реорганизации системы управления хозяйством, предпринимавшиеся на протяжении 20-х гг., ни постоянные кампании по борьбе с бюрократизмом и улучшению работы аппарата управления. Особенно интенсивно эти попытки борьбы с бюрократизмом административными методами проводились в середине 20-х гг. Подобные «чистки» поддерживались значительной частью членов правящей партии, стремившихся «осадить» чрезмерно, на их взгляд, зарвавшихся хозяйственных руководителей на местах.

 

«Ошибки» и несовершенства в системе руководства экономикой понимали и признавали многие крупные деятели хозяйственного «фронта» (Ф. Э. Дзержинский, А. И. Рыков и др. ). Известный хозяйственный руководитель В. И. Межлаук, выступая на заседании Президиума ВСНХ по вопросу о реорганизации этого центрального органа управления промышленностью, не без юмора говорил: «Конечно, следует освобождаться от работ по части списания поломанных сараев. Когда каждый завод за решением таких вопросов обращается в трест, трест в ВСНХ, ВСНХ в Президиум; Президиум на 12—15 протоколах Главметалла, к которым приложены даже планы, разбирает этот вопрос, в то время, когда сараи уже сломаны» 15.

 

Однако бороться с злоупотреблениями и всеми несовершенствами управления предлагалось опять-таки силовыми, административными методами, которые раз за разом доказывали свою неэффективность. Выпущенный ВСНХ по инициативе Дзержинского в ноябре 1925 г. циркуляр об оздоровлении рынка предусматривал решение проблем спекуляции снова теми же «революционными» методами, выйти за рамки которых творцы большевизма были не способны: провести «чистки», проследить движение товара и цен, бороться с злоупотреблениями с помощью ГПУ и т. д.

 

Неэффективность этих мер была неоднократно продемонстрирована на практике. В данном случае попытки вытеснить мелкого торговца административным путем привели лишь к свертыванию торговли в целом и к новому ухудшению положения на товарном рынке. Частную торговлю ни в какой мере не смогла заменить огосударствленная, забюрократизированная кооперация, которую сам Дзержинский назвал «лжекооперацией».

 

Характерной чертой многих партийных и хозяйственных руководителей была их неспособность выйти за рамки карательно-административной психологии. Еще большей притягательностью обладала плановая идея, вера в ее непогрешимость, несмотря на все бесконечные провалы и срывы планов. Типичным было стремление объяснить эти неудачи недостатками, неправильностями планирования. Экономические кризисы 1921—1923 гг. многие современники (Ю. Ларин, Е. А. Преображенский и др. ) оценивали как результат ослабления планового руководства хозяйством и видели выход в ужесточении плановой, системы. Троцкий в докладе о промышленности на XII съезде партии отмечал, что это были кризисы планового происхождения, объясняя их в основном несовершенством системы планирования: «Наши кризисы до сих пор являются гораздо более кризисами, вырастающими из недостаточности или неправильности планового подхода, из организационной беспомощности и неприлаженности госаппарата, к новым методам работы... чем из рынка как такового» 16.

 

На наш взгляд, эти кризисы свидетельствовали о несовместимости диктаторских методов государственно-планового управления экономикой с рынком, Пока эти взаимоисключающие начала сосуществовали, пока рыночные отношения не были сметены волевым, административным путем (вплоть до последнего разрушительного хлебного кризиса 1927 г. ), это было закономерно и неизбежно.

 

Вместе с тем в то же самое время (до конца 20-х гг. ), несмотря на нагнетание обстановки «социалистического наступления», на превознесение преимуществ плановой экономики, диверсии государства по отношению к экономически здоровым элементам крестьянского хозяйства, частной торговли и промышленности, гонения против любого инакомыслия, сохранялось идейное противодействие наступлению командно-административной системы. Сквозь воинственно-волюнтаристские крики и призывы к наступлению на рыночные отношения, к борьбе с «излишествами нэпа», которые усилились уже с начала 1924 г. под воздействием экономического кризиса осени 1923 г., отчетливо пробивались нотки здравого смысла. В партийном, хозяйственном руководстве, а также в широких кругах общественности (особенно научной интеллигенции) шла борьба различных точек зрения. Многие хозяйственные руководители, экономисты, специалисты придерживались умеренных, научно обоснованных взглядов на проблемы выбора путей и перспектив экономического развития, по вопросам планирования, темпов и методов развития промышленности, соотношения различных секторов хозяйства и о связях его с мировым рынком (Г. Я. Сокольников, В. И. Межлаук, В. А. Базаров, Н. Д. Кондратьев, В. Г. Громан, И. А. Калинников и др. ).

 

Мыслящие экономисты-профессионалы подвергали сомнению тезис о всесильности плановых догм и указаний (что многократно подтверждалось на практике). Погодные «контрольные цифры» развития народного хозяйства, которые начали разрабатываться Конъюнктурным советом Госплана, созданным осенью 1923 г. в связи с кризисом, на практике систематически не выполнялись. Крупные ученые-экономисты В. А. Базаров, В. Г. Громан, Н. Д. Кондратьев и др. уже в то время отмечали значительную независимость реальных экономических процессов от плановых догм. В огромной крестьянской стране с многоукладной экономикой неизбежно господствовала экономическая стихия, Один из видных экономистов Госплана—Громан—уже в выступлениях на заседании Президиума 14 апреля 1924 г. отмечал стихийность процесса восстановления производства в России, т. е. стихийный рост и производства, и товарооборота17. Исходя из научного анализа экономической ситуации в стране, в докладе на заседании Президиума Госплана от 15 мая 1924 г. он настаивал на необходимости увеличения производства, прежде всего тех отраслей промышленности, которые «служат удовлетворению спроса со стороны широких масс населения». Следует отметить, что Президиум Госплана принял это предложение в постановлении от 15 мая18.

 

В целом объективные экономические законы пробивали себе дорогу первой половине 20-х гг. Это выразилось, в частности, и в том, что несмотря на руководящие указания партии о первоочередном и преимущественном развитии производства средств производства (такое решение было принято еще IX съездом в 1920 г. и затем неоднократно повторялось в партийных постановлениях), стихийный процесс восстановления потребовал прежде всего удовлетворения элементарных потребностей населения в предметах потребления. Это были вынуждены признать и руководящие хозяйственные органы.

 

Споры по вопросу о методах регулирования и управления экономикой развернулись в Госплане в конце 1924 г. На пленарном заседании 15 октября ряд экономистов выступили с критикой тезисов С. Г. Струмилина «К методике планирования СССР» по вопросам об отношении к частному капиталу, о методах «строительства социализма» в экономике (экономическое регулирование и соревнование или насильственное уничтожение частного предпринимательства). В. А. Базаров отстаивал идею об экономических методах регулирования (свободная конкуренция, а не насилие). Член Президиума Госплана Трифонов выступил против оценки частного капитала с точки зрения его вредности и необходимости бороться с ним, напомнив слова Ленина о том, что человек, который при помощи частного капитала улучшает наше хозяйство, полезней для страны, чем тот, который пишет тезисы и доклады.

 

Вместе с тем сотрудник Госплана Голендо обвинил Базарова и Громана в «ревизии путей к социализму». Возражая Базарову, он отметил, что если дать частному капиталу возможность развиваться в дальнейшем, то «частный капитал может нас побить в условиях рыночной борьбы»19.

Информация о работе Экономические дискуссии в СССР в 20-е годы