История политических учений

Исходя из своего богатого политического и жизненного опыта, Макиавелли в трактате «Государь» ставит и решает моральные проблемы в  тесной связи с проблемами политическими. Одна из важнейших его заслуг состояла именно в том, что он впервые в  истории отделил политику от морали и религии, сделал ее автономной, самостоятельной  дисциплиной. Макиавелли не боится того, что его мнения резко отличаются от общепринятых, ибо его задача − искать настоящую, а не воображаемую правду вещей.

Макиавелли проводит четкое различие между тем, что существует в жизни, и тем, что должно быть. «Ибо расстояние между тем, как люди живут и как должны бы жить, столь  велико, что тот, кто отвергает  действительное ради должного, действует  скорее во вред себе, нежели на благо, так  как, желая исповедовать добро во всех случаях жизни, он неминуемо  погибнет, сталкиваясь с множеством людей, чуждых добру. Из чего следует, что  государь, если он хочет сохранить  власть, должен приобрести умение отступать от добра и пользоваться этим умением, смотря по надобности»⁵. Действительно, взгляды Макиавелли коренным образом расходились с общепринятыми нравственными максимами. Ведь все и всегда советовали быть добродетельными прежде всего другим, независимо от того, как они сами и те, кому они советовали, вели себя на самом деле. Макиавелли дает реалистическую картину человеческих качеств существовавших и существующих государей и аргументированный совет − каким надлежит быть государю в реальной жизни: « Если же говорить не о вымышленных, а об истинных свойствах государей, то надо сказать, что во всех людях, в особенности в государях, стоящих выше всех прочих людей, замечают те или иные качества, заслуживающие похвалы или порицания. А именно: говорят, что один щедр, другой скуп ..., один жесток, другой сострадателен; один честен, другой вероломен; один изнежен и малодушен, другой тверд духом и смел; этот снисходителен, тот надменен; этот распутен, тот целомудрен; этот лукав, тот прямодушен; этот упрям, тот покладист; этот легкомыслен, тот степенен; этот набожен, тот нечестив и так далее. Что может быть похвальнее для государя, нежели соединить в себе все лучшие из перечисленных качеств? Но раз в силу своей природы человек не может ни иметь одни добродетели, ни неуклонно им следовать, то благоразумному государю следует избегать тех пороков, которые могут лишить его государства, от остальных же воздерживаться по мере сил, не более. И даже пусть государи не бояться навлечь на себя обвинения в тех пороках, без которых трудно удержаться у власти, ибо, вдумавшись, мы найдем немало такого, что на первый взгляд кажется добродетелью, а в действительности пагубно для государя, и наоборот: выглядит как порок, а на деле доставляет государю благополучие и безопасность»⁶.

Вот это соотнесение человеческих качеств с реальными жизненными условиями составляет важнейший  элемент или важнейшую сторону  политического и этического учения Макиавелли. За явлениями он стремится  вскрыть сущность, за нереальностью  − реальное содержание, за единством и сочетанием противоположных качеств − живую человеческую личность, с определенным характером, сформированную определенными жизненными условиями.

Недобрая слава Макиавелли связана во многом с содержанием  XVII главы его трактата «Государь», в которой излагаются основные принципы поведения государя. Если понимать все, что мыслитель советует в этой главе новому государю, буквально, то может сложиться впечатление о полном аморализме принципов, которые излагаются и защищаются Макиавелли. Надо заметить, что так дословно они и были поняты и восприняты подавляющим большинством читателей «Государя», и особенно власть имущими.

Макиавелли начинает главу  «О том, как государи должны держать  слово» с постановки проблемы, возникающей  перед каждым государем: «Излишне говорить, сколь похвальна в государе верность данному слову, прямодушие и неуклонная честность. Однако мы знаем по опыту, что в наше время великие дела удавались лишь тем, кто не старался сдержать данное слово и умел, кого нужно, обвести вокруг пальца; такие  государи, в конечном счете, преуспели  куда больше, чем те, кто ставил на честность. Надо знать, что с врагом надо бороться двумя способами: во-первых, законами, во- вторых, силой. Первый способ присущ человеку, второй − зверю; но так как первое часто недостаточно, то приходится прибегать и ко второму. Отсюда следует, что государь должен усвоить то, что заключено в природе и человека, и зверя»⁷.

Макиавелли не случайно вводит в свои рассуждения образ кентавра, − он пытается соединить то, что устанавливается человеком в человеческом обществе, с тем, что имеет естественное природное происхождение. Он советует также государю быть лисицей, чтобы распознать западню, и львом, чтобы устрашать волков, а не полагаться только на силу. Он советует государю проявлять в политике мудрость, осторожность, дальновидность: основательно изучать сложившуюся ситуацию, учитывать вероломство, непостоянство, хитрость и жестокость властителей, не считающихся ни с чем для достижения корыстных целей. Дословно эти советы звучат так: «Итак, из всех зверей пусть государь уподобиться двум: лисе и льву. Лев боится капканов, а лиса волков, следовательно, надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков. Тот, кто всегда подобен льву, может не заметить капкана. Из чего следует, что разумный правитель не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это вредит его интересам и если отпали причины, побудившие его дать обещание. Такой совет был бы недостойным, если бы люди честно держали свое слово, но люди, будучи дурны, слова не держат, поэтому и ты должен поступать также»⁸.

Макиавелли вовсе не проповедует  аморализм, а скорее констатирует аморализм  существующего в реальности общества. В реальной жизни под прикрытием самых возвышенных слов и нравственных ценностей творятся самые низменные  дела. Высокие добродетели и благородные  заповеди, как это происходит и  по сей день, служили оправданием  самых кровавых и бесчестных злодеяний. Отсюда у Макиавелли вырисовывается еще один принцип этики и политики − быть и казаться: «Отсюда следует, что государю нет необходимости обладать всеми названными добродетелями, но есть прямая необходимость выглядеть обладающим ими. Дерзну прибавить, что обладать этим добродетелями и неуклонно им следовать вредно, тогда как выглядеть обладающим ими  − полезно. Иначе говоря, надо являться в глазах людей сострадательным, верным слову, милостивым, искренним, благочестивым − и быть таковым на самом деле, но внутренне надо сохранять готовность проявить и противоположные качества, если это окажется необходимо. Следует понимать, что государь особенно новый, не может исполнять все то, за что людей почитают хорошими, так как ради сохранения государства он часто бывает вынужден идти против своего слова, против милосердия, доброты и благочестия. Поэтому в душе он всегда должен быть готов к тому, чтобы переменит направление, если события примут другой оборот или в другую сторону задует ветер фортуны, то есть, как было сказано, по возможности не удаляться от добра, но при надобности не чураться и зла»⁹.

Здесь у Макиавелли  признание  фактическое творимого зла злом. Но с оправданием его неизбежности окружающим злом − так можно сформулировать один вариант объяснения концепции Макиавелли.

И еще один вариант объяснения моральной концепции Макиавелли приводит в своей статье о нем  М.А. Юсим, это оправдание творимого  зла с точки зрения высшего  критерия, например, интересов государства, и это естественно для трактата «Государь», так как рассуждение  в нем ведется с позиций  именно государя. М. Юсим отмечает и главное звено в цепи этической концепции Макиавелли: «...желание раскрыть истину служит нравственным обоснованием для его необычных моральных суждений. Научная истина, «полезная» для того, кто ее поймет, − главная цель писателя... Макиавелли вполне усвоил гуманистический идеал истины свободного познания, когда писал: ”Как бы то ни было, я не считаю недостатком защиту каких-либо мнений с помощью разумных доводов, лишь бы при этом не пользоваться властью или силой“ »¹⁰.

Итак, мы видим, как высоко ставит Макиавелли научную истину, сама истинность заставляет его предпочитать «низкие истины», если здесь уместны  слова Пушкина, «возвышающему обману». Здесь усматриваются нравственные принципы Макиавелли, исследование которых  нас  интересует. Заслуга Макиавелли была в том, что именно с его  помощью теоретическое рассмотрение политики освободилось от морали, это  значит, что было признано существование  независимых от тех или иных моральных  установок и расходящихся с ними законов политической жизни людей. Но это не значит, что теоретическое  рассмотрение политики вообще исключило  мораль, а тем более суждения людей  из поля своего зрения.

Самый революционный аспект «Государя» не в том, о чем там говорится, а в том, что игнорируется. До Макиавелли для всех политиков-теоретиков главным вопросом была цель государства. Власть мыслилась только средством достичь справедливости, благосостояния, свободы или Бога. Макиавелли утверждает, что целью является сама власть, и обсуждает только средства взять, удержать и распространить ее. Макиавелли отделяет власть от морали, религии и философии, устанавливая государство как автономную систему ценностей, не зависимую от других источников. Во имя государства можно нарушить и религию, и мораль. Все позволительно, даже обязательно - вплоть до тягчайших преступлений. Макиавелли не считает мораль ниже государства, просто каноны власти и узы морали не соприкасаются. Для моралиста выше всего этика, для священника − религия, для государственного деятеля − интересы государства: «ЦЕЛЬ ОПРАВДЫВАЕТ СРЕДСТВА...». На знаменитый вопрос Достоевского: «Все ли дозволено?» Макиавелли (которого Достоевский, безусловно, счел бы за атеиста) отвечает: «Да, если цель, − то есть стремление, отвечающее главным интересам общества, оказавшегося в особой ситуации, не может быть достигнута другим путем». Эту позицию не вполне понимают некоторые из тех, кто заявляет о своей антипатии к Макиавелли. Фиджис, например, считает, что он постоянно приостанавливал «действие habeas corpus в отношении всего рода человеческого», то есть настаивал на террористических методах, поскольку, по его мнению, ситуация всегда бывает критической, всегда безвыходной, так что он смешивал обычные политические постановления с правилами, необходимыми только в экстренных случаях. Другие его интерпретаторы − возможно, большинство из них − смотрят на него как на создателя или, по крайней мере, защитника того, что впоследствии стало называться "raison d'etat", "Staatsrason", "ragion di stato" − оправданием аморальных действий, совершаемых во благо государства в исключительных обстоятельствах. Многие ученые указывали, и вполне обоснованно, что представление, согласно которому в безнадежных ситуациях нужны радикальные лекарства, поскольку "необходимость не знает закона", встречается не только в античности, но в равной мере у Фомы Аквинского, Данте и других средневековых авторов, живших задолго до Беллармино и Макиавелли. В основе этих параллелей, как мне кажется, лежит полное, но типичное непонимание тезиса Макиавелли. Он не говорит, что пока ситуация нормальна, общепринятая мораль − христианский или полухристианский этический кодекс − должна соблюдаться. Однако ненормальные условия могут привести к тому, что вся социальная структура, в которой этот кодекс только и может функционировать, окажется под угрозой и в таких непредвиденных ситуациях поступки, рассматриваемые обычно как дурные и отталкивающие, будут оправданы. Наряду с другими эту позицию занимают те, кто полагает, будто всякая мораль непременно держится за счет тех или иных социальных институтов − например, католики, которые считают наличие церкви и папства совершенно необходимым для христианства, или националисты, усматривающие в политическом могуществе нации единственный источник духовной жизни. Такие люди утверждают, что чрезвычайные и «устрашающие» меры, необходимые для защиты государства, церкви или национальной культуры в моменты острого кризиса, могут быть оправданы, так как гибель этих социальных институтов нанесет непоправимый ущерб системе всех других ценностей. С помощью этой доктрины католики и протестанты, консерваторы и коммунисты оправдывали и оправдывают чудовищные преступления, от которых у обычных людей стынет кровь в жилах.

Не такова позиция Макиавелли. Для защитников raison d'etat единственным оправданием этих мер является то, что они исключительны, что они  необходимы для сохранения системы, назначение которой состоит именно в том, чтобы не возникало нужды  в столь отталкивающих мерах, иначе говоря, такие шаги оправданы  лишь потому, что они покончат с  ситуациями, которые делают их необходимыми. Но для Макиавелли сами эти меры в известном смысле совершенно нормальны. Безусловно, они вызваны только крайней  необходимостью; однако политическая жизнь порождает довольно много  ситуаций различной степени "тяжести", когда подобные меры становятся необходимы; поэтому Бальони, пугавшийся логических последствий собственной политики, был совершенно непригоден к тому, чтобы править. Понятие raison d'etat приводит к конфликту ценностей, который  может оказаться мучительным  для нравственных и чувствительных людей. Для Макиавелли же конфликта  не существует. У общественной жизни  своя собственная мораль, и христианские принципы (или какие-то индивидуальные абсолютные ценности), как правило, оказываются для нее существенным препятствием. У этой жизни свои нормы; она не требует постоянного  террора, но одобряет или, во всяком случае, дозволяет применение силы там, где  это необходимо для содействия целям. Если безопасность государства зависит от предстоящего решения, не следует учитывать, справедливо оно или нет, гуманно или жестоко, благородно или постыдно. Отодвинув все в сторону, нужно спрашивать лишь одно – «спасет ли оно жизнь и свободу государства?». Макиавелли нигде не восхваляет аморальность ради аморальности, он не нигилист; он не отрицает общечеловеческих ценностей и не пытается их разрушить. Но у государственного деятеля нужды власти превалируют над моралью. Не Макиавелли изобрел политическое убийство, предательство и обман. Но до него они совершались de facto, и никто не пытался их узаконить. Старались не замечать или оправдывать, или, в лучшем случае, строго осуждать «отдельные эпизоды» (ибо эти преступления, как бы часто ни совершались, считались исключениями). Макиавелли, покончив с лицемерием, создал четкую систему ценностей, отличных от общепринятой морали. Добро и зло превратились в его трактате из абсолютных категорий в относительные. Использование яда  − добро, если этим избавляешься от политического врага, тем более, если никто не узнает. Это вовсе не означает, что отравления вообще допустимы; цель политики − власть, то, что эффективно для ее достижения − добро, то, что неэффективно, − зло, если употребить религиозный термин, − грех. Добродетели государя − решительность, честолюбие, сила, удачливость, а не богобоязненность, порядочность и целомудрие. Макиавелли видит даже «величие» в изящных и великолепных преступлениях.