Александр II, или История трех одиночеств

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ  И НАУКИ РФ

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ 

ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ  
ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРЗОВАНИЯ  
«ВОРОНЕЖСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ» 

Кафедра истории России

Реферат по прочитанной  монографии

Александр II, или  История трех одиночеств

Леонид Михайлович Ляшенко

Выполнил: студентка 3-го курса, 2-ой группы,

гуманитарного факультета

Абдуллаева.Ф.Х

Проверил: к.ист.наук, доцент

Березуцкий В.Д.

Воронеж, 2012.

Часть I

Одиночество первое. Путь.

Историко-биографическая книга Л. М. Ляшенко является одним из первых в мировой литературе исследованием, где сделана попытка всестороннего описания жизни человека, занимающего исключительное место в ряду российских самодержцев. Личность Александра II,заслоненная грандиозностью его реформ, прежде всего отменой крепостного права, предстает во всей полноте человеческих черт, бытовых поступков и государственных деяний. Наряду с противоречивой натурой Царя-Освободителя, монаршье одиночество которого было разорвано бомбами народовольцев, в книге выведены образы его возлюбленных и жен, дается галерея живых портретов людей императорского окружения, осмысляется сама природа верховной власти.

  Драма жизни, слава и бесславие  Александра II показаны на широком  историческом фоне, раскрыты на  разнообразных мемуарных и архивных  материалах

Великий князь Александр Николаевич родился 17 апреля 1818 года в Москве, в  доме митрополита Платона при Чудовом монастыре в Кремле. Чудов монастырь был основан в 1385 году, а в XVIII веке здесь располагалось греко-латинское училище. Отцом Александра был третий сын императора Павла I великий князь Николай Павлович, матерью – дочь прусского короля Фридриха III принцесса Шарлотта, ставшая после православного крещения, необходимого для свадьбы с Николаем Павловичем, Александрой Федоровной. Она доводилась племянницей и крестной дочерью английской королеве Шарлотте, супруге короля Георга III, а значит, являлась родственницей будущей главы Великобритании королевы Виктории

Крещение новорожденного произошло  в церкви Чудова монастыря, где в  свое время крестили детей Ивана  Грозного и Алексея Михайловича (в том числе и преобразователя  России Петра Великого). В первые годы своей жизни Саша попал в ласковые руки женщин: его воспитательницами стали Ю. Ф. Баранова и Н. А. Тауберг, а боннами (то есть нянями) – М. В. Коссовская и А. А. Кристи (тезка знаменитого автора детективных романов действительно была англичанкой, что не удивительно, поскольку именно англичанки считались в то время лучшими няньками в мире). До шестилетнего возраста жизнь великого князя не была обременена чрезмерными заботами. Зимой он жил с родителями в Аничковом дворце, а летом выезжал в Павловск к бабушке Марии Федоровне, которая успешно командовала маленьким внуком. Впрочем, эта властная и решительная дама считала себя главой клана Романовых и стремилась, с большим или меньшим успехом, руководить ими всеми. Жены Александра и Николая Павловичей перед ней трепетали, можно представить себе, как воспринимал ее команды маленький Николаевич.

С шестилетнего возраста компания воспитателей великого князя становится, как это  было принято, чисто мужской. Ее главой был назначен Карл Карлович Мердер, ротный командир школы гвардейских подпрапорщиков, ветеран войн с Наполеоном

Главной задачей, поставленной перед  ним родителями Саши, являлось военно-физическое воспитание великого князя, включавшее обучение верховой езде, знакомство с  военными уставами, «фрунтом» (строевой подготовкой и приемами с оружием), гимнастические упражнения. Вскоре Александр увлеченно гарцевал на парадах и разводах, отдавая звонким голосом команды гвардейским гусарам. Однако только военными занятиями воспитатель великого князя ограничиться, к счастью, не захотел.

В своем желании пробудить в  наследнике сострадание, человеколюбие  Карл Карлович не был ни оригинален, ни одинок. Лучшие люди России, в том  числе один из ее крупнейших поэтов В. А. Жуковский, желали видеть в Александре Николаевиче образец нравственного  совершенства. 
Регулярное обучение наследника престола началось с 1826 года, когда Александру исполнилось восемь лет. План обучения, рассчитанный, как бы мы сейчас сказали, на десять классов, поручили составить все тому же Василию Андреевичу Жуковскому.

Александр II воспитывался, не испытывая  прямого политического давления со стороны педагогов. Основой его  образования, как уже говорилось, стало нравственное начало, этические  принципы и ценности. Именно этим целям  были подчинены все три периода  плана Жуковского. Первый из них  назывался «Приготовление к путешествию» (эпоха романтизма давала себя знать  даже в названиях разделов педагогических сочинений) и охватывал период с 8 до 13 лет ребенка. Он включил в  себя краткие сведения о мире, человеке, понятие о религии, знакомство с  иностранными языками. Второй период плана, собственно «Путешествие» (13-18 лет) содержал занятия науками в полном смысле этого слова.

Путеводной нитью образования, главным его предметом Жуковский  не без оснований считал историю, на примере которой должны были вырабатываться правила поведения, нормы жизни  будущего монарха....

Тогда же 10-летний Александр, получив  задание от учителей нарисовать эскиз  герба для своего флага, изобразил  на полулисте ватмана скалу, омываемую  водой, муравья и якорь, а вокруг рисунка шел девиз: постоянство, деятельность, надежда. Одинокий утес, неизвестно как занесенный на него, но без устали снующий муравей, и  якорь – символ и надежности и  непомерной тяжести. Невеселые представления  были у наследника о своем блестящем  будущем. Вообще же, он рос резвым, физически  крепким подростком, многое схватывал, что называется, на лету, умел нравиться  людям, был добр и сентиментален, обожал своих родных, особенно мать и сестер. Доброта и сентиментальность  быстро стали чертами его характера.

Однако наставники постоянно отмечали и те негативные черты характера  великого князя, которые требовали, по их мнению, исправления и даже искоренения. Самым неприятным и непонятным и для них, и для родителей Александра была странная апатия, хандра, нападавшая на ребенка совершенно внезапно и погружавшая его в некое подобие транса. В такие минуты для него не существовало ни уроков, ни игр, ни соучеников или наставников, и он, разоткровенничавшись, начинал говорить, «что не хотел бы родиться великим князем». Это состояние особенно усиливалось, когда наследник сталкивался с задачей, которую ему не удавалось решить сразу, одним махом. И кто знает, были ли такие проблемы связаны только с учебными занятиями? Прежде чем порассуждать на эту тему, приведем еще одно свидетельство из «Записок воспитателя» Мердера.

«В великом князе, – растерянно свидетельствовал генерал, – совершенный недостаток энергии и постоянства; малейшая трудность или препятствие останавливает его и обессиливает. Не помню, чтобы когда-нибудь он чего-нибудь желал полно и настойчиво. Малейшая боль, обыкновенный насморк достаточен, чтобы сделать его малоспособным заняться чем бы то ни было... Ему случается провести час времени, в продолжение которого ни одна мысль не придет ему в голову; этот род совершенной апатии меня приводит в отчаяние...» Мердер, понятно, говорит здесь о не слишком частых минутах хандры, которая иногда нападала на наследника, потому что вообще-то, как отмечал во многих местах своего дневника генерал-воспитатель, его воспитанник рос энергичным и веселым мальчиком. Интересно, а откуда генерал знал, что ни одна мысль не приходила в голову Александру во время его «транса», если ребенок в такие минуты практически ни с кем не разговаривал?

Так откуда же это бралось: шармерство и равнодушие к людям, острота мысли и апатия? Чтобы нащупать один из возможных ответов, обратимся к очередному наставлению-нотации, которыми Жуковский постоянно потчевал царственного воспитанника. «На том месте, – говорил учитель, – которое вы со временем займете, вы должны будете представлять из себя образец всего, что может быть великого в человеке». Представляете, читатель, что происходило ежедневно, если не ежечасно? От наследника, сначала мальчика, потом юноши постоянно требовали не просто хорошей учебы и приличного поведения, а образцовости, эталонности во всем. Для ребенка, да и для взрослого, такой груз неподъемен, психологически травмоопасен. Александр должен был всегда быть настороже, в полной готовности захватить пальму первенства в учебе, танцах, гимнастических упражнениях, светской беседе, и ни в чем не ошибиться, не «засбоить». В юношестве стимулом для него была не столько внутренняя потребность к лидерству, сколько тщеславие учителей и родителей, а также благоприобретенное желание угодить взрослым, избежать выговора или, еще хуже, разноса.

Жуковский, как преподаватель, теперь отходит на второй план, а на роли главных педагогов выдвинулись  государственные мужи, призванные подготовить  Александра Николаевича к практической деятельности на благо отечества. Знаменитый министр-реформатор времен Александра I и видный чиновник при Николае I Михаил Михайлович Сперанский читает ему курс лекций под названием  «Беседы о законах»

Кроме лекций Сперанского, пробудивших  у наследника интерес к законотворческой деятельности, военный историк Жомини читал ему военную стратегию и тактику (популярность бывшего французского генерала среди русского офицерства зафиксирована Д. Давыдовым в известных строках: «... Но что слышу от любого? Жомини да Жомини, а об водке ни полслова»). Финансовую ситуацию в России Александру Николаевичу освещал один из лучших министров финансов за всю историю страны Канкрин, а хитросплетения внешней политики – старший советник МИДа барон Бруннов. Лекционные курсы, читавшиеся высшими сановниками империи, не предполагали ни домашних заданий, ни полугодичных экзаменов. Школярство кончалось, вместо него начиналась серьезная теоретическая и практическая подготовка к реальной государственной деятельности.

В том же 1837 году Александр Николаевич предпринял семимесячное путешествие  по России, которое в XIX веке стало  обязательным элементом образования  для наследников престола. Маршрут  поездки великого князя оказался гораздо шире, нежели у его предшественников и преемников. Наследника сопровождала внушительная свита, состоявшая из его  учителей и молодых офицеров гвардейских  полков. Путешествие выдалось утомительным, поскольку железных дорог в российской глубинке еще не существовало и передвигаться пришлось на лошадях, целой кавалькадой колясок и экипажей всех цветов и фасонов.

Восторженные подданные встречали  великого князя повсюду настолько  горячо, что иногда становилось тревожно за здоровье путешественников.

Спустя год после путешествия  по России Александр Николаевич отправляется в большой заграничный вояж, который, по замыслу того же Жуковского, должен был официально подвести черту под  годами ученичества великого князя. Каким увидел наследника российского  престола Запад? Внимательный, желчный  и не всегда объективный наблюдатель  маркиз де Кюстин, столкнувшийся с цесаревичем в Германии, нарисовал следующий его портрет: «Выражение его взгляда – доброта. Это в прямом смысле слова – государь. Вид его скромен без робости. Он прежде всего производит впечатление человека прекрасно воспитанного... Он прекраснейший образец государя из всех, когда-либо мною виденных». Добрый отзыв де Кюстина о будущем российском самодержце дорого стоит, ведь, скажем, его отца он отнюдь не жаловал.

Картины зарубежной жизни замелькали перед наследником, как в калейдоскопе, однако и не ослепили его, и не прискучили ему. В 1864 году, напутствуя своего старшего сына перед его первой поездкой в  Европу, Александр II вспомнит о собственном  путешествии за границу и впечатлениях от него. «Многое тебе польстит, – писал он, – но при ближайшем рассмотрении ты убедишься, что не все заслуживает подражания и что многое, достойное уважения там, где есть, к нам приложимо быть не может, – мы должны всегда сохранять свою национальность, наш отпечаток, и горе нам, если от него отстанем... Но чувство это не должно, отнюдь, тебя сделать равнодушным или еще более пренебрегающим к тому, что в каждом государстве или крае любопытного или оригинального есть... Напротив, вникая, знакомясь и потом сравнивая, ты многое узнаешь и увидишь полезного и часто драгоценного тебе в запас для возможного подражания...». Отношение к иностранным порядкам, как можно заметить, не совсем в духе времени. Скорее, это смесь настороженности к чужеземцам, свойственной жителям Московии XV-XVI веков, с практической любознательностью, энергично насаждавшейся в России Петром Великим.

С каждым годом досуг наследника сокращался как воспетая Бальзаком  шагреневая кожа. Постепенно он становится членом Финляндского комитета, Комитета министров, Кавказского комитета, канцлером  Александровского университета в Финляндии, членом Комитета по постройке моста  через Неву и Петербургско-Московской железной дороги, председателем секретных  Комитетов по крестьянскому делу в 1846-1848 годах. Кроме того, с 1842 года Александр Николаевич начал постоянно  замещать отца во время отъезда того за границу или путешествий императора по России. Скажем, в 1846 году, отправляясь  в Палермо на очередной съезд  глав Священного союза, Николай I облек  старшего сына такой властью, что  за границу высылались только такие  проекты указов, которые требовали  исключительно высочайшей подписи, да мемории Государственного совета. Цесаревич сделался вторым главой государства, но временная передача ему самодержавной власти была проведена столь секретным циркуляром, что оставляла в полном неведении даже членов Сената.

Во многих исследованиях с непонятным удовлетворением отстаивается тезис  о том, что до кончины Николая I наследник ничем не проявил себя как реформатор, полностью разделяя отцовскую систему взглядов. Даже в Секретных комитетах аграрному  вопросу он выступал с позиций  противника перемен, сопротивляясь  минимальным сдвигам в крепостной деревне – четкому определению  размеров повинностей крестьян в  пользу помещиков (эту меру одобрил  даже император, которого трудно заподозрить  в антидворянских настроениях). Все это верно, но любопытно, а как в условиях принципиально устойчивой политики Николая I цесаревич мог проявить свои преобразовательные устремления, если бы они у него и были? Скорее же всего, что в 1840-х годах Александр Николаевич вовсе не стремился к реформам, что опять-таки не удивительно, поскольку он не только вырос как государственный деятель в недрах николаевской системы, но и до поры искренне верил в ее жизнеспособность и необходимость для России. Похоже, что правота историков, о которых мы говорили чуть выше, является правотой чисто формальной.