Академик живописи В.В. Максимов

        Личность  графа С.Г. Строганова (1794-1882) привлекала  внимание современников не только  как мецената. Начнём с того, что  он принадлежал к старинному  роду русских купцов и промышленников, особенно возвысившихся при Петре I, и был обладателем одного из крупнейших состояний в России. Его родословная также связана с именами Андрея Воронихина и Александра Пушкина: граф приходился племянником великому русскому зодчему и троюродным братом жене гениального поэта.

        В  Отечественную историю 1812 года  Сергей Строганов отличился в  Бородинском сражении, дошёл до  Парижа, а впоследствии стал генерал-адъютантом и сенатором, которого Александр II  в 1860 году избрал в главные наставники своих сыновей, в том числе будущего императора Александр III. В истории русской культуры и науки граф С.Г. Строганов вошёл как основатель московской платной школы технического училища (Строгановское училище) и президент Императорской Археологической комиссии, как отличный знаток искусства и коллекционер, приумноживший богатейшую фамильную галерею живописи и скульптуры.

          Просвещенный аристократ жил в своём дворце на Невском проспекте. В течении первых месяцев 1868 года, два раза в неделю, туда стал приходить 24-х летний Василий Максимов, чтобы учить внуков графа рисованию. Узнав от молодого художника, что он прежде занимался иконописью, Строганов наверняка познакомил его и со своей великолепной коллекцией старинных русских икон, которые граф интенсивно собирал, начиная с середины XIX века.

         Максимову визиты в Строгановский  дворец запомнились надолго. «Художник, - пишет его биограф, - даже в  старости любил вспоминать это время, и отзывался о графе Строганове всегда с большим уважением. Он описывал своеобразную фигуру милого, но грубоватого старика, кутавшегося в военное генеральское пальто на красной подкладке  вместо халата, описывал старую графиню, добродушную старушку; вспоминал симпатичных, хотя и не очень способных детей. Оплачивался урок довольно хорошо для того времени: за занятия два раза в неделю 60 руб. в месяц. Старый граф любил подолгу оставаться позавтракать. Со свойственным  художнику юмором он рассказал об этих завтраках. Многие кушанья Максимов не умел есть и прежде, чем приняться свою тарелку, смотрел, как едят другие. Эти рассказы нисколько не противоречат воспоминаниям выдающегося русского учёного-историка и общественно-политического деятеля Б.Н. Чичерина, который говорил, что граф С.Г. Строганов «никогда не стремился к почестям и презирал все жизненные мелочи. Вообще он церемоний терпеть не мог, и в частной жизни был чрезвычайно обходителен с людьми, которых жаловал. Зато кто ему не нравился, он обрывал с резкостью старого вельможи»²⁴.

         Вполне закономерно, что самый  ближний  круг друзей и знакомых  Василия Максимова состоял один  из его коллег художников-передвижников.  В 1876 году Максимов закончил  большую картину «Семейный раздел»  и уехал из волховской деревни  Чернавино в Санкт-Петербург. С этого времени он начинает часто посещал вечера, устраиваемые художниками Ярошенко и Репиным.

         У Николая Александровича Ярошенко (1846-1898), который был не только  прекрасным организатором, но  и «большим либералом, интелегентом-художником»,  по субботам собирались живописцы, музыканты и литераторы, к нему заходили В.В. Стасов и Л.Н. Толстой²⁵. Облики нескольких гостей Николай Ярошенко в разные годы запечатлел на портретах. Среди них – Г.И. Успенский, Л.Н. Толстой, Н.Н. Ге, И.Н. Крамской и Василий Максимов, чей портрет был представлен на передвижной выставке в 1878 году.

         В то время И.Е. Репин жил  у Калинкина моста, занимая  очень большую квартиру. Илья  Ефимович любил устраивать весёлые  вечеринки, на которые приглашал  своих самых близких товарищей,  знакомых ему ещё по учёбе  в Академии художеств. К их  числу принадлежал и Василий  Максимов. Вот как описывает очевидец  одну из таких вечеринок: «Гостей  было очень много, и веселье  было в разгаре. Там сидит  комичный художник с огромным  красным галстуком, в смешной  шляпе за мольбертом с палитрой, с кистями и малюет желающим  их портреты, конечно, карикатуры. Это – Савицкий. Здесь ходит  монастырский служка, напевая какие-то  куплеты, это Максимов. Только  Куинджи и Ярошенко были в  своих обыкновенных платьев…Репин  лихо отплясывал гопака, Клойдт с Крамской (женой художника) – чухонский танец»²⁶.

        В  эти же годы В. Максимова  можно было встретить на «средах»  у Дмитрия Ивановича Менделеева. Оказывается, в жизни великого  русского учёного был период  в конце 1870-х годов, когда  он, полюбив живопись, стал посещать  все выставки художников, знакомясь  с ними, и увлёкся так, что  начал собирать коллекцию картин. Художники искренно радовались появлению на горизонте нового глубокого знатока и ценителя искусства. Жена учёного-энциклопедиста Анна Ивановна Менделеева вспоминала, что по средам к нему «приходили без особых приглашений» профессора петербургского университета и многие художники-передвижники. «Постоянно бывали, - пишет она в своих мемуарах, - Крамской, Репин, Ярошенко, Савицкий, Максимов, братья Васнецовы, Суриков, Шишкин, Куинджи и др. Из профессоров чаще других А.Н. Бекетов (дед поэта Александра Блока, женой которого стала Любовь Дмитриевна Менделеева, дочь гениального химика)…Среды эти художники очень любили. Здесь сходились люди разных лагерей на нейтральной почве. Присутсвствие Дмитрия Ивановича умеряло крайности. Здесь узнавались все художественные новости. Иногда бывали весёлые остроумные беседы и даже дурачества, на которые художники были неисчерпаемы. Все имели огромный запас рассказов из своих поездок, столкновений с народом и представителями высших сфер. Атмосфера, которую Дмитрий Иванович создавал, высокая интелегентность, отсутствие мелких интересов, сплетен делали эти среды исключительно интересными и приятными». Очень интересное добавление к рассказу о менделеевских «средах» находится в мемуарах другого современника: «Великий учёный Менделеев был интересен в домашней обстановке. Разговор вёл простой, особого русского склада. Близок был к Менделееву Максимов – художник-передвижник. Максимов не мог разбираться в вопросах научных, сложных, общественного порядка, и всё же Менделеев много с ним говорил, строил грандиозные планы экономического переустройства нашей страны и, как поэт мечтал о её счастливой будущности. Максимов, вспоминая разговор Дмитрия Ивановича, будоражил свою кудрявую голову и говорил: «Вот, батюшка, что Дмитрий Иванович говорит…ой-ой-ой, куда тебе».

         Мало кому известно, что на берегах Волхова, на родине академика живописи Василия Максимовича Максимова начиналась его дружба с одним из самых известных, самых популярных русских художников Виктором Михайловичем Васнецовым.

        Они познакомились в Петербурге, на вечерах, устраиваемых И. Крамским, И. Репиным и М. Анкольским. Их  объединяло много общего: молодость, простое происхождение (В. Максимов был сыном крестьянина, В.Васнецов – сыном сельского священника), одинаковый художественный интерес к русской способности.

        Закончив  Академию художеств, В. Максимов  вместе с женой и новорождённой  дочерью-первенцем подолгу жил  у себя на родине, в деревне  Чернавино, где в знакомой крестьянской  обстановке начал создавать свои  лучшие жанровые полотна. 

        Как  пишет хорошо знавшая художника писательница М.В. Алтаева-Ямщикова, «с весны 1870 года у Максимовых в Чернавино поселились братья Васнецовы. Виктор Михайлович Васнецов, в то время ещё ученик Академии художеств, с утра уходил с Василием Максимовичем на этюды, а Аполлинарий Михайлович, вятский семинарист, отправляется на каменоломню, которая была поблизости. Вечером все собирались у домашнего очага: художники мыли кисти и делились впечатлениями о работе, а юный Аполлинарий Васнецов пробовал своих «трилобитов», набранных среди окаменелостей плитной ломки²⁷».   

        Кроме совместной с Максимовым работы у Виктора Васнецова была ещё одна причина приехать на Волхов, к Старой Ладоге. Позже в письме к С.С. Стасову он признавался: «…в академические времена в Петербурге меня не покидали неясные исторические и сказочные грёзы», а по выражению самого В.В. Стасова, «стремление к русской поэтической старине, к былинам глубоко лежало в натуре Васнецова, и лежало там с детских ещё лет, ещё на родине, в Вятке». А где, как не в легендарной Старой Ладоге, мог найти Васнецов эту поэтическую старину?

         Вот что писала М.В. Алтаева-Ямщикова, для которой семья В.М. Максимова была близка на всю жизнь. Известно, что писательница с детства дружила его младшей дочерью Ариадной, часто сама гостила у них на Волхове, у неё хранилось не мало  рисунков и картин, подаренных художником. Когда В.Максимов умер, оставив неоконченными свои автобиографические записки, некто иной, а именно М.В. Алтаева-Ямщикова по поручению общества художников-передвижников закончила биографию покойного живописца.

         «Весной 1871 года, - пишет она, - Максимов  поехал в Киев вместе с В.М.  Васнецовым. Кроме укрепления здоровья  Максимов, как и Васнецов, мечтал  набрать много нового материала».

          Здоровье В. Максимова пошатнулось  в результате напряжённой работы  над картинами «Приход колдуна  на крестьянскую свадьбу» и  «Семейный раздел», хранящиеся  в настоящее время в Государственной  Третьяковской галерее. А у  В.Васнецова поездка на Украину  была связана с выполнением иллюстраций к повести Гоголя «Тарас Бульба».

         Однако в дороге художников  настигла беда.  «В Киеве свирепствовало  в то время холера, а друзья  накинулись дорогою на фрукты, и, не доезжая Киева, заболел  холерою Васнецов. Василий Максимович  привёз его  совсем уже больного  в какую-то плохонькую киевскую  гостиницу. Пришлось прибегнуть  ко лжи, иначе в гостиницу  не пустили бы. Васнецова выдали за пьянова – и это помогло. Василий Максимович вспоминал о профессоре В.Т. Покровской, с которым он был знаком ещё студентом, и разыскал его. Покровский взялся за лечение больного художника, а Максимов превратился в самую добросовестную сиделку товарища: он не только не спал, в точности исполняя предписания врача, но ещё ходил ежедневно на Днепр стирать бельё Васнецова, так как прачки отказывались от белья холерного. В гостинице художникам пришлось жить совершенно обособленной жизнью; их заперли отдельно, от них сторонились. Благодаря энергичному лечению и неусыпному сердечному уходу Васнецов был поставлен на ноги».

        Вскоре  друзья расстались. Максимов уехал  в деревню Триполье, за Днепр,  Васнецова же тянула Лавра,  иконы, странники, богомолки.

        Восстанавливаясь после болезни силы, Виктор Васнецов более года провёл у себя на родине. Из Вятки он писал Максимову, что будет посылать ему свои рисунки пером для продажи и на выставки. «Седлаю тебе шею просьбами, - писал Васнецов, - поделом, не будь добр». Известны его тёплые письма к Максимову из Парижа (1876 год) и другие, более поздних лет. «Василий Максимович, хороший человек», «Добрый ты!» - такие обращения часто встречаются в письмах Васнецова.

        Как художники, они не могли не позировать друг другу. В Москве, в Государственной Третьяковской галерее хранится портрет В.М. Максимова, выполненный В.М. Васнецовым. А в Петербурге, в Русском музее хранится работы В. Максимова карандашный рисунок «Портрет молодого человека», очень похожего на Виктора Васнецова. Внизу рисунка, слева, имеется надпись: «Киев, 20 июня».

        Оба художника любили Россию, русский фольклор. Пафос служения искусством своему народу пронизывает все их творчество. Если картины Василия Максимова были первым правдивым и любовным взглядом художника на жизнь крестьянства, то Виктор Васнецов первым в среде передвижников оценил поэтическую образованность русского народного эпоса и красоту древнерусского искусства, достигнув первых вершин в религиозных картинах и иконописи.

         А вот жизненные судьбы этих двух художников сложились по-разному…

         В марте 1878 года В.Васнецов переехал в Москву, где построил по собственному проекту большой красивый дом с мастерской. В нём художник безбедно прожил последние 32 года своей жизни, создав такие полотна, как «Царь Иван Грозный», «Богатыри», а также серию картин на мотивы русских народных сказок.

         Василий Максимов строил свой  дом на берегу Волхова, у  себя на родине. В 1881 году его  жене досталось по наследству  крохотное имение Любша, расположенное рядом с деревней Чернавино. Старый хозяйский дом почти разваливался, и Максимов взялся за сооружение нового. Однако дом остался недостроенным – у художника не хватало средств.

          В Любшу он стал приезжать  только летом, остальное время  жил в Петербурге, снимая очень  скромную квартиру. Но, оторвавшись  от своей родной крестьянской  среды, художник не смог создать  в столице ни одной значительной  картины. Испытывая большую материальную  нужду, он перебивался то иконами,  то портретами с фотографий, то копиями со своей самой популярной картины «Всё в прошлом».

         В последние годы жизни В.  Максимов стал замкнутым, чувствуя  себя обойдённым, недооценённым  обществом. Уже знакомая нам  М.В. Алтаева-Ямщикова вспоминала: «Он относился подозрительно  к богатым и знатным и выпускал, как ежик, иглы…Вот почему, вероятно, старые товарищи, жившие иной  жизнью, забыли колючего отшельника, иногда путавшего культуру с  роскошью»²⁸.

         Весной 1899 года в Петербургской  Академии художеств, прошла первая персональная выставка картин Виктора Васнецова, чьи слава и признания, а с ними и достаток росли из года в год.  «Максимова был у меня – такой же кудлатый», - вот и всё, что напишет жене Васнецов о своём старом друге, спасшим ему когда-то жизнь.

         Возможно, это была их последняя  встреча… 

Раздел 2. Художник Василий Максимович Максимов и коллекционер Павел Третьяков

        Ещё во время учёбы в петербургской Академии художеств, где Максимов имел блестящие успехи, он  написал картину «Больное дитя», за которую был удостоен золотой медали. Столичные газеты поместили о картине 20-летнего художника хвалебные отзывы. Однако покупателя не находилось, и после того, как картина долго простояла на выставке Общества поощрения художников, Максимов взял её к себе²⁹.

Больное дитя

        Оценивая  ситуацию того времени, Илья  Репин, соучастник Василия Максимова  по Академии художеств, писал  в своей книге «Далёкое близкое», что бедным художникам «приходилось  за бесценок отдавать свои  труды то портному за платье, то сапожнику за сапоги, то  оставлял за долг квартирной  хозяйке…»³⁰. Сам Максимов позже вспоминал, что, в конце,  концов его картину «Больное дитя» купил сын  харьковского помещика А.А. Иванов за 42 рубля с придачей лаковых ботинок и некоторого белья³¹.