А.Дюрер «Меланхолия»

Но наиболее загадочным из всех намеков, содержащихся в этой гравюре, является цифра «I», начертанная  на крыльях летучей мыши рядом  с надписью «Меланхолия». Теперь полагают, что ключ к ее расшифровке следует  искать в сочинении известного немецкого  ученого и чернокнижника Корнелиуса Агриппы Неттесгеймского «Об  оккультной философии». В этой книге  развивается мысль о существовании  трех ступеней человеческого гения. На первой из них находятся люди, обладающие богатым воображением и живущие в мире пространственных представлений - художники и ремесленники; на второй ступени стоят те, у кого преобладает рассудок, - ученые и государственные мужи; наконец, высшую, третью ступень занимают те, у кого преобладает интуиция, позволяющая им возвыситься до постижения божественных истин, из их среды выходят теологи и пророки. Поскольку, в соответствии с такой классификацией, «Меланхолия» Дюрера с ее атрибутами геометрии должна быть отнесена к первой ступени ремесел и искусств, - возможно, что цифра «I» является обозначением этой ступени.

Великий философ Эразм Роттердамский  так говорил о мастерстве художника: «Я восхваляю великое мастерство Альбрехта Дюрера - гравера, позволявшее  ему без помощи красок, одними лишь черными штрихами, передать все доступное  человеческому зрению и чувству. Дюрер все может выразить в  одном цвете, то есть черными штрихами. Тень, свет, блеск, выступы и углубления, благодаря чему каждая вещь предстает  перед взором зрителя не одной  только своей гранью. Остро схватывает он правильные пропорции и их взаимное соответствие. Чего только не изображает он, даже то, что невозможно изобразить - огонь, лучи, гром, зарницы, молнии, пелену тумана, все ощущения, чувства, наконец, всю душу человека, проявляющуюся  в телодвижениях, едва ли не самый  голос. И все это передает он черными  точнейшими штрихами...».

Думается, волшебство гравюры (этого духовного автопортрета великого художника) таится и в ее психотерапевтическом, психопрофилактическом воздействии, направленном к меланхоликам: обнаруживается величие тоскливого меланхолического сомнения, духовная интеллектуальная сила нередкой физической слабости меланхоликов, непрактичности в широком смысле.

Все это до известных подробностей важно знать человеку с дефензивностью, дабы смягчить, развеять тягостное  переживание своей неполноценности  или хотя бы ощутить серьезную  неуверенность в отношении мыслей о своей никчемности. Показывая  слайды гравюр, иллюстрации в альбомах, я рассказывал об этом меланхолическим, тревожным, депрессивным, застенчивым  пациентам в затемненно-уютной обстановке «психотерапевтической гостиной», и здесь, среди целебных свечей и  красивых чашек с чаем, они сами с волнением говорили об этих важных для их состояния моментах, а я  пояснял, что душевные их трудности  не назывались в старину так, как  называются теперь: тогда все эти  переживания, расстройства называли «меланхолия», а людей таких - «меланхоликами».

Замысел «Меланхолии» до сих пор  не раскрыт, но образ могучей крылатой женщины впечатляет значительностью, психологической глубиной. Сотканный  из множества смысловых оттенков, сложнейших символов и намеков, он пробуждает тревожные мысли, ассоциации, переживания.

Меланхолия — это воплощение высшего существа, гения, наделенного  интеллектом, владеющего всеми достижениями человеческой мысли того времени, стремящегося проникнуть в тайны вселенной, но одержимого сомнениями, тревогой, разочарованием и тоской, сопровождающими творческие искания. Среди многочисленных предметов  кабинета ученого и столярной  мастерской крылатая Меланхолия остается бездеятельной. Сумрачное холодное небо, озаренное фосфорическим светом кометы и радуги, взлетающая над бухтой летучая мышь — предвестник сумерек и одиночества — усиливают трагичность образа. Но за глубокой задумчивостью Меланхолии скрывается напряженная творческая мысль, дерзновенно проникающая в тайны природы. Выражение безграничной силы человеческого духа сближает образ Меланхолии с драматическими образами плафона Сикстинской капеллы, гробницы Медичи. «Меланхолия» принадлежит к числу произведений, «повергших в изумление весь мир» (Вазари).

Художественный язык Дюрера в гравюрах на меди тонкий и разнообразный. Он применял параллельные и перекрестные штрихи, пунктир. Благодаря введению техники сухой иглы («Св. Иероним») добивался поразительной прозрачности теней, богатства вариаций полутонов  и ощущения вибрирующего света. К 1515— 1518 гг. относятся опыты Дюрера в  новой, тогда только возникшей технике офорта.

Большое место в творчестве Дюрера принадлежит портретам, исполненным  в рисунке, гравюре и живописи. Художник подчеркивал наиболее существенные характерные черты модели. В исполненном  углем «Портрете матери» (1514, Берлин, Государственные музеи, Гравюрный  кабинет) в асимметричном старческом лице с исхудавшими чертами, в  глазах запечатлены следы жизненных  невзгод и разрушений. Напряженно вьющиеся экспрессивные линии обостряют  яркую выразительность образа. Эскизность, местами густой и черный, местами  легкий штрих придают рисунку  динамичность.

3) «МЕЛАНХОЛИЯ» ДЮРЕРА И АРМАНИЗМ

Наиболее известную из гравюр Дюрера не раз уже называли «арманической». Первым, кто всерьёз  обратил на это внимание, был известный  эзотерик Рудольф Йон, в книге  которого «Золотой Век человечества» (1930) целая глава посвящена «Альбрехту Дюреру как арману».

«Прочтение» закодированных на гравюре смыслов начинается со слова «MelencoliaSI», прихотливо растянутого  на крыльях летучей мыши и, как  кажется (всем так обычно кажется), являющегося  названием гравюры. На каком основании  это слово переводят как «Меланхолия» – совсем не ясно: три грамматические ошибки в пределах одного только слова  «Melancholia» многовато и для школяра. Видимо, Дюрер имел на это слово  иные виды, несколько выходящие за пределы грамматики.

Римские буквы «SI», завершающие  название гравюры, понимались обычно как  порядковый номер: якобы Дюрер оставил  трилогию, где «Меланхолия» (1514) была одной частью, а две другие составляли «Рыцарь, Смерть и Дьявол» (1513) и «Святой  Иероним» (1514). Либо же Дюрер хотел  написать вторую и третью «Меланхолии», чтобы затем сделать триптих. Однако ни о какой «Melencolia II» Дюрер  нигде не упоминает, а об идее триптиха и подавно, так что причину  загадочных знаков нужно искать не здесь.

В арманической трактовке  слов, позволяющей открыть подлинный  смысл, «Melencolia» объясняется следующим  образом. Слово раскладывается на три  части: Me-Lenc-Olia. Первая из них, Me, Ma означает «Та, которая умножает». Вторая (Lenk) – это «Связь», «Рука», то есть, в  конечном счёте, «Управление». И, наконец, третья часть, Olia – это «Масло»: позднее  латинское слово oleum происходит от древнего арманического корня Al, обозначающего  «Дух» и «Высшее Знание». Следующая  затем спиралевидная “S” трактуется арманически как символ космической  связи, тогда как латинская I, завершающая  всю композицию – это в действительности руна Is, то есть, имя высшего «Я».

В собранном виде вся эта  надпись толкуется так: «Пусть множественная (так со времён Платона именовали  материю) ведёт к мудрости моё  высшее Я». Это было своего рода арманическим девизом, закодированным в названии гравюры.

Вместе с ночным зверьком (летучей мышью) само это название движется справа налево, на Запад, в  мир мрака – видимо, ввиду восходящего  Солнца, также показанного на гравюре. Такая ориентация по сторонам света  подтверждается также и башней, символы  которой имеют астрологическое  значение: на южной стороне мы видим  песочные часы, знак элемента земли  и Козерога, а на теневой (западной) стороне – знак элемента воздух, то есть, Весы. Продолжая, мы видим на восточной стене знак Овна (элемент  – огонь), а на северной стороне  – знак Рака, обозначением которого служит водная гладь.

В правом верхнем углу, под  колоколом (символом единства мужского и женского начал) мы видим магический квадрат, именуемый квадратом Юпитера. В истории европейской живописи это одно из самых первых изображений  магического квадрата. Он написан  в канонах, заданных работой Корнелия Агриппы Неттесгеймского «Об  оккультной философии». Как и многие арманические маги, Агриппа использовал  космологию Птолемея, в центре которой  располагался элемент земли. Вокруг неё шли небесные сферы, вложенные  одна в другую по принципу матрёшки. Каждая сфера содержала орбиту одной  из планет. Внутри – Луна, затем –  Меркурий, Венера, Солнце, Марс, Юпитер и, на самой внешней сфере, – Сатурн. Последние две планеты, Сатурн и  Юпитер, между собой враждовали, точно так же, как и их божественные прототипы: Кронос, победивший Зевса. Отсюда, чтобы нейтрализовать враждебное воздействие  Сатурна (привычного символа меланхолии!), нужно было изобразить квадрат Юпитера.

Теперь обратимся к  символике чисел. Самое первое –  на квадрате поставлена дата создания гравюры (два нижних центральных  поля). Сумма каждого из рядов (сверху вниз, справа налево, угловые и центральные  поля и т.д.) даёт одно и то же число  – 34. При перестановке мы получаем 43 – именно в этом возрасте Дюрер  закончил работу над гравюрой.

В сумме 3 и 4 дают семёрку. По арманическому учению, это – число  руны Хагал, изображаемой как «Ж»  – число Человека или Армана (Armann), в котором три уровня духа пребывают  в полнейшей гармонии с четырьмя стихиями, образующими тело. Одновременно семерица – это и семь ступеней познания, подробно описанных в учении арманов и на гравюре представленных в виде лестницы из семи ступеней. Лестница наклонена вправо – в отличие  от мыши Сатурна, летящей туда, где  мрак, тьма и несчастье.

Полноценный Человек, Арман – это  почти что ангел, он облачён в  жреческие одеяния, имеет орлиные  крылья (Aar-Mann означает «ЧеловекОрёл») и погружён во внутреннее созерцание. Это – сама душа, показанная в  виде девы-орла (Weib-Aar), то есть, Weberin, Норна. Вспомним теперь, что художник Дюрер  происходил из города Нюрнберг…

Ни одна деталь не является здесь  случайной! Этот кроссворд с вертикально-горизонтальными, диагональными и центровыми ассоциациями должен быть расшифрован, и религия  арманизма есть достойный ключ для  такой расшифровки!

Голову армана (девы-орла) обвивает венок из хмеля и мирта, которые  считаются растениями Юпитера и  Венеры – явное указание на андрогинность  этого ангельского существа. Левая  рука его сложена под углом, эта  рука (Arm-Armane) образует римскую цифру V, число совершенного человека, звезду Фемов (Vehmestern). Как мы уже говорили, Фемы являлись закрытыми арманическими  коллегиями, совершавшими ритуалы и  занимавшимися воспитанием тайных правителей. Это была как бы левая  рука, помогавшая правой – негласная  власть духовной Германии.

4)Отношение к «слабому» (меланхолическому) характеру в разные времена в западноевропейских странах

«Гамлет» Шекспира

Другое произведение мирового искусства эпохи Возрождения, изобразившее великую «силу слабости» дефензивной (меланхолической) натуры, - шекспировский  «Гамлет» (1601).

Принц Гамлет проникнут щепетильно-нравственным, болезненно-тревожным анализом в  ущерб решительным действиям  при ясном самобичующем понимании  этой своей «практической» слабости, несвободы. Сравнивая себя с чувственно-художественными  актерами, завидуя им, Гамлет клянет себя за жухлость чувственности под  гнетом дряблой воли, неуверенности, нерешительности, аналитических сомнений-размышлений  мирового порядка. Он даже (понимая  умом свою «трусливую» нерешительность) пытается растравливать свое чувство  позора, мести.

Но не способен этот нравственно-аналитический, робкий в делах насилия человек  к быстрой, решительной мести  убийством. Зато способен едко издеваться над собой за то, что не такой, как многие другие, и постигать  не видимые этими многими другими (решительными) людьми скрытые сложности  мира, чтоб открывать их людям. Вот  он говорит, например, про церемонно-демонстративного Озрика: «Он, верно, и материнской  груди не брал иначе, как с расшаркиванием. Таковы все они, нынешние. Они подхватили общий тон и преобладающую  внешность, род бродильного начала, и оно выносит их на поверхность  среди невообразимого водоворота вкусов. А легонько подуть на них - пузырей  как не бывало».

Нерешительность Гамлета  в отношении кровной мести  новому королю, дяде, за убийство отца во многом обусловлена «боязнью страны, откуда ни один не возвращался», то есть боязнью соприкоснуться с таинственной смертью, а может, и попросту боязнью  погибнуть, мстя за отца. Размышления  Гамлета о тайне смерти материалистически-остроумны, философически-искрометны. Вот, например, место из разговора Гамлета с  Горацио на кладбище:

«Гамлет. До какого убожества  можно опуститься, Горацио! Что мешает вообразить судьбу Александрова праха  шаг за шагом, вплоть до последнего, когда он идет на затычку пивной бочки?

Горацио. Это значило бы рассматривать вещи слишком мелко.

Гамлет. Ничуть не бывало. Напротив, это значило бы послушно следовать  за их развитием, подчиняясь вероятности. Примерно так: Александр умер, Александра похоронили, Александр стал прахом, прах - земля, из земли добывают глину. Почему глине, в которую он обратился, не оказаться в обмазке пивной бочки?

 Истлевшим Цезарем  от стужи

 Заделывают дом снаружи.

 Пред кем весь мир  лежал в пыли,

 Торчит затычкою в  щели».

Гамлет все мучается нерешительностью, робостью, сомнениями и клеймит себя за эту «слабость», как сегодняшний  человек с дефензивными душевными  трудностями.

«Ну и осел я, нечего сказать! Я сын отца убитого. Мне небо Сказало: встань и отомсти. А я, Я изощряюсь  в жалких восклицаньях И сквернословьем душу отвожу, Как судомойка!»

Итак, подходим вплотную к  главному для нас вопросу: почему Гамлет - такой робкий, нерешительный  человек, не способный совершить  по тем временам простое и благородное  дело: убить убийцу отца (1), - почему он находил и находит глубокий отклик, уважение, восхищение у цивилизованных народов?

Тургенев, Толстой не могли  ответить на этот «гамлетовский» вопрос и не одобряли Гамлета.

И.С. Тургенев в публичной  речи «Гамлет и Дон Кихот» (1860) не может не отметить, что Гамлет образован, тонко размышляет, скептически  анализирует, отличается «почти непогрешительным»  вкусом. Однако, по Тургеневу, «Гамлет  при случае коварен и даже жесток» - «вспомните устроенную им погибель двух посланных в Англию от короля придворных, вспомните его речь об убитом им Полонии». Тургеневу больше по душе Дон Кихот, действующий, жертвуя  собой ради Добра. Гамлет «не будет  сражаться с ветряными мельницами, он не верит в великанов (...) но он бы и не напал на них, если бы они  точно существовали». «Гамлеты точно  бесполезны массе; они ей ничего не дают, они ее никуда вести не могут, потому что сами никуда не идут. Да и  как вести, когда не знаешь, есть ли земля под ногами?» «...Дон  Кихот не занят собою и, уважая себя и других, не думает рисоваться; а Гамлет, при всей своей изящной  обстановке, нам кажется, извините за французское выражение, avant des airs de parvenu (похож на выскочку); он тревожен, иногда даже груб, позирует и глумится».