Исковая давность

Исковая давность [Журнал "Правоведение"/1992/№4] 
Толстой Ю.К. 

В течение многих десятилетий  казалось, что институт исковой давности принадлежит к числу как наиболее разработанных в цивилистической науке, так и тех, которые с необходимой полнотой урегулированы в действующем законодательстве. Едва ли по кардинальным вопросам, относящимся к исковой давности, могут быть высказаны сколько-нибудь свежие суждения. Так во всяком случае казалось. Жизнь, однако, внесла коррективы в это довольно расхожее мнение. Попытки перехода к рыночной экономике и связанные с ними кодификационные работы, которые развернулись широким фронтом и, пожалуй, наиболее полно воплощены в Основах гражданского законодательства Союза ССР и республик,¹ показали, что даже в таком традиционном институте, как исковая давность, многое подлежит переосмыслению. Связанные с исковой давностью проблемы не только не сняты с повестки дня, но приобрели еще большую остроту в силу по меньшей мере двух обстоятельств. Во-первых, ввиду распада Союза ССР Основы на территории большинства республик, вошедших в СНГ, не говоря уже о тех, которые в него не вошли, не вступили в действие. В результате налицо противоречия между нормами Основ, которые отражают потребности рыночной экономики, и нормами ГК, которые па территории республик продолжают действовать, но не рассчитаны на условия перехода к рынку. Конечно, проще всего от норм Основ отмахнуться, сославшись на то, что они республикам, ставшим суверенными независимыми государствами, не указ. Едва ли, однако, такой подход к делу, когда ставится задача максимально сократить и облегчить муки перехода к рыночной экономике, оправдан.

Во-вторых, во всех республиках, хотя и с различной степенью интенсивности, развернулись работы по обновлению, а  то и радикальному пересмотру гражданского законодательства. В этих условиях заложенные в Основах гражданского законодательства модели, отражающие потребности перехода к рыночной экономике, в том числе относящиеся  к институту исковой давности, могут оказаться для республик  полезными и поучительными. Указанные обстоятельства в числе прочих побуждают обратиться к институту исковой давности под несколько иным, чем было принято ранее, углом зрения — главным образом того, в какой мере нормы этого института, закрепленные в гражданском законодательстве республик, в первую очередь в их ГК, созвучны общим началам гражданско-правового регулирования в условиях перехода к рынку, что в этих нормах подлежит пересмотру и что в связи с этим может быть воспринято законодательством республик из Основ 1991 г., разумеется, с необходимой привязкой и конкретизацией с учетом специфики и потребностей соответствующей республики.

В Основах 1991 г. закреплено то же определение исковой давности, что и в ГК республик. Последние, в свою очередь, заимствовали его из Основ гражданского законодательства 1961 г. Исковая давность определена как срок для защиты права по иску лица, право которого нарушено. Это определение выдержало испытание временем и может быть рецепировано будущим законодательством республик. Достоинство определения состоит в том, что в нем действие исковой давности напрямую увязано с нарушением права. Иными словами, пока нарушение права не произошло, не может быть и речи о начале течения исковой давности, хотя оно может начаться и не в тот момент, когда право нарушено, а в иной, более поздний момент. Давность тем более не начинает течь, когда права, о защите которого идет речь, вообще нет.

В отличие от ГК республик, которые вслед за Основами 1961 г. предусмотрели  два общих срока исковой давности — трехгодичный для отношений  с участием граждан и годичный для отношений между организациями, Основы 1991 г. устанавливают лишь один общий срок исковой давности —  трехгодичный, независимо от того, кто  выступает в качестве сторон нуждающегося в исковой защите правоотношения — граждане или организации. Чья позиция в этом вопросе заслуживает предпочтения? Установление для отношений между организациями, которые в то время именовались социалистическими, годичного срока исковой давности мотивировалось необходимостью укрепления хозрасчета, финансовой и договорной дисциплины, обеспечения реальности баланса. Эти соображения нельзя сбрасывать со счетов и сейчас. В то же время появилось немало аргументов в пользу установления одного общего срока исковой давности, который действовал бы в отношениях как с участием граждан, так и между организациями. Гражданское законодательство покоится на таком начале, как равенство всех участников регулируемых отношений. В свою очередь, равенство выражается в равенстве защиты всех форм собственности, хотя к нему и не сводится. Сохранение двух общих сроков исковой давности в зависимости от субъектного состава регулируемых отношений едва ли совместимо с равенством защиты всех форм собственности. Далее, правило о годичном сроке исковой давности было рассчитано па социалистические организации, которые в этом своем качестве в нашем гражданском обороте более не фигурируют. Распространять же это правило на все организации независимо от форм собственности, на которых основана их деятельность, едва ли оправдано, особенно если учесть, что под маской юридического лица, т. е. в виде организации, может выступать ныне и отдельный гражданин. Следует поэтому рекомендовать республикам при обновлении своего гражданского законодательства независимо от того, пойдет ли речь о подготовке нового гражданского кодекса, что было бы оптимальным, или о внесении дополнений и изменений в ныне действующий кодекс, сохранить лишь один общий срок исковой давности — трехгодичный, распространив его действие на отношения как с участием граждан, так и между организациями.

Другой вопрос связан с  тем, что согласно гражданским кодексам республик исковая давность применяется  юрисдикционным органом— судом, арбитражным судом, третейским судом ex officio независимо от просьбы заинтересованной стороны. Основы 1991 г. занимают в этом вопросе прямо противоположную позицию — исковая давность подлежит применению только по просьбе заинтересованной стороны. Иными словами, если ответчик не ссылается на пропуск истцом исковой давности, то юрисдикционный орган не может отказать в иске по мотивам пропуска исковой давности. И в этом вопросе позиция Основ заслуживает предпочтения и вот почему. Одним из основных принципов гражданско-правового регулирования является принцип диспозитивности, т. е. закрепленной за субъектами гражданского права — физическими и юридическими лицами — возможности самим распоряжаться своими материальными и процессуальными нравами. Этому принципу полностью соответствует закрепленное в Основах правило о применении исковой давности только по требованию заинтересованной стороны. Ответчик может быть заинтересован в том, чтобы истцу отказали в иске не по мотивам пропуска исковой давности, а вследствие того, что требование истца к ответчику неосновательно по существу. Но ведь в этом случае исковая давность вообще не начинала течь, а потому и нельзя вести речь о ее пропуске. Для деловой же репутации ответчика может быть важно, что он выиграл дело не потому, что истец пропустил исковую давность, а потому, что он, ответчик, по отношению к истцу никаких обязательств вообще не имел. Таким образом, и в этом вопросе гражданскому законодательству республик следовало бы воспринять позицию Основ.

В гражданских кодексах республик  по-разному определены последствия  истечения исковой давности в  зависимости от того, идет ли речь об отношениях между социалистическими  организациями или о всех других отношениях. При этом правилам, определяющим последствия истечения исковой давности в отношениях между социалистическими организациями, придается значение специальных, а остальным — общих. Начнем с рассмотрения общих правил. Они сводятся к тому, что должник, исполнивший обязательство по истечении исковой давности, не вправе требовать возврата исполненного, хотя бы в момент исполнения он и не знал об истечении давности. Речь здесь идет о так называемых натуральных обязательствах, известных со времен римского права. Натуральные обязательства в отличие от цивильных лишены исковой защиты. Поскольку, однако, исполнение по таким обязательствам имеет юридическую силу, считается, что обязательство также защищается, но только не иском (actio), а возражением против иска (exceptio). Если должник, исполнивший обязательство по истечении давности, предъявит к кредитору иск о возврате исполненного, то последний, возражая против иска, сможет сослаться на то, что исполнение должника имеет юридическую силу. Здесь нет необходимости вдаваться в теоретический спор, погашается ли исковой давностью только право на иск или также и само субъективное гражданское право. В юридической науке достаточно солидно представлено как первое, так и второе мнение. Первое — такими именами, как Б. Б. Черепахин, Д. М. Генкин, И. Б. Новицкий и др., второе — такими, как М. М. Агарков, М. А. Гурвич, О. С. Иоффе, М. П. Ринг и др. Но как бы ни решать этот вопрос, разумность правила, о котором только что шла речь, не вызывает сомнений.

Сложнее определить отношение  к специальным правилам, определяющим последствия истечения исковой  давности в отношениях между 
социалистическими организациями. Помимо сомнений, которые возникают на почве сохранения общего срока исковой давности, рассчитан 
ного на отношения между указанными организациями (mutatis mutandis эти сомнения могут быть распространены и на обсуждаемую проблему), напомним, что в ГК республик была предпринята попытка отразить в общем гражданском законодательстве правила, которые закреплены в Положениях о бухгалтерских отчетах и балансах (начиная с Положения от 12 сентября 1951 г.) относительно сумм кредиторской и дебиторской задолженности, по которым истекла исковая давность. Согласно этим правилам суммы кредиторской задолженности после истечения исковой давности подлежат перечислению в доход бюджета, а в отношениях между кооперативными и общественными организациями — зачислению в прибыль организации-должника. Что касается дебиторской задолженности, то она списывается в убыток организации, пропустившей исковую давность. Было также разъяснено, что если должник после истечения исковой давности погашает свой долг кредитору, то это не освобождает его от обязанности перечисления сумм кредиторской задолженности в доход бюджета. Тем самым исключено применение общих правил о последствиях исполнения обязательства после истечения исковой давности, предусмотренных в ч. 1 ст. 89 ГК, по крайней мере в тех случаях, когда на должника возлагается обязанность перечисления задавненной кредиторской задолженности в доход бюджета.

Возникает вопрос, нужно ли сохранять эти специальные правила  б будущем гражданском законодательстве? Полагаем, что не нужно. Начнем с правила, которое выглядит наиболее одиозно. Речь идет о зачислении задавненной кредиторской задолженности в прибыль организации-должника. Вольно или невольно оно награждает должника за недобросовестность, стимулирует его к тому, чтобы он отлынивал от исправного исполнения своих обязанностей в расчете на то, что авось кредитор пропустит исковую давность и тогда должник сможет зачислить задавненную задолженность себе в прибыль. Достаточно уязвимо и правило об обязательном перечислении суммы задолженности в доход бюджета. По существу оно ведет к подрыву деловой репутации должника в гражданском обороте, порождает у контрагентов взаимное недоверие друг к другу. Это правило уходит своими корнями в представление о государственной собственности как единой и неделимой. Хозяйственная система вновь предстает здесь как пресловутая единая фабрика, а не как сеть хозяйственных связей обособленных товаровладельцев, между которыми должны быть налажены отношения партнерства и взаимовыгодного делового сотрудничества. Представляется поэтому, что специальные правила, определяющие последствия истечения исковой давности между социалистическими (!) организациями, должны быть исключены как из ГК республик, так и из Положений о бухгалтерских отчетах и балансах и других нормативных документов, предусматривающих проводку соответствующих сумм. Последствия исполнения обязательства после истечения исковой давности в отношениях между всеми субъектами, как гражданами, так и организациями, безотносительно к форме собственности, на которой они функционируют, должны определяться по общим правилам ч. 1 ст. 89 ГК.

Рассмотрим теперь ряд  других вопросов, связанных с регламентацией института исковой давности в  республиканском гражданском законодательстве. Речь пойдет, в частности, о случаях  приостановления исковой давности. Помимо тех, которые зафиксированы  в ст. 85 ГК, приостановление исковой  давности предусмотрено также в  ч. 5 ст. 86 и ст. 471 ГК. Оба эти случая приостановления давности должны быть сохранены. Сложнее определить их место  в системе ГК. Что касается ст. 471, то мы не видим большой беды, если она останется там, где находится  сейчас. А вот с ч. 5 ст. 86 дело обстоит сложнее. Ее место определено крайне неудачно, поскольку никакого отношения к перерыву исковой давности (а именно таким общим заголовком снабжена ст. 86 ГК) этот случай не имеет. По-видимому, ч. 5 ст. 86 ГК пристегнули к предыдущей части, в которой определены общие последствия оставления иска без рассмотрения. Однако и она прямого отношения к перерыву исковой давности не имеет, поскольку в этом случае течение давности продолжается так, как если бы иск вообще предъявлен не был. С точки зрения законодательной техники наиболее правильно ч. 4 и 5 ст. 86 ГК выделить в особую статью под заголовком «Течение срока исковой давности в случае оставления иска без рассмотрения». Поместить ее можно было бы после нормы о перерыве исковой давности. В связи с обсуждением специальных случаев приостановления исковой давности, не охватываемых ст. 85 ГК, возникает также вопрос, распространяются ли на них правила ч. 2 и 3 ст. 85 ГК. По-видимому, распространяются или во всяком случае должны распространяться.

Гражданское законодательство предусматривает, что если суд, арбитраж или третейский суд признает уважительной причину пропуска срока исковой  давности, нарушенное право подлежит защите. Строго говоря, при наличии  указанных причин давность вообще не течет. В этом случае юрисдикционный орган констатирует, что давность пропущена не была, что сближает рассматриваемый случай с основаниями приостановления исковой давности. Различие состоит в том, что обстоятельства, с которыми связано приостановление исковой давности, зафиксированы в самом законе, в то время как оценка тех или иных обстоятельств в качестве уважительных причин предоставлена на усмотрение соответствующего юрисдикционного органа. Но при действии как тех, так и других обстоятельств давность не течет. Близость указанных обстоятельств позволяет сделать вывод, что уважительные причины подлежат учету лишь тогда, когда они имели место в последние шесть месяцев давностного срока, а если давностный срок равен шести месяцам либо менее их — в течение всего срока давности. На чем основан этот вывод? На том, что обстоятельства, которые признаются в качестве уважительных причин, причем именно юрисдикционному органу предоставлено право оценивать их как уважительные, не могут действовать «сильнее» обстоятельств, с которыми закон связывает приостановление исковой давности. Соответствующее дополнение надлежит внести в правило ч. 2 ст. 87 ГК.