Государственные финансы в западных теориях макрорегулирования

Содержание

1.Теоретическая часть. Государственные финансы в западных теориях макрорегулирования…………………………………………………………….3

2. Практическая часть. Задание 2………………………………………………34

3. Практическая часть. Задание 3 …………………………………………….37

Список литературы…………………………………………………………….38

1.Теоретическая часть.

Государственные финансы в западных теориях макрорегулирования

В первой половине XX века великий Дж. Кейнс писал: «Идеи экономистов и политических мыслителей — и когда они правы, и когда они ошибаются — имеют гораздо большее значение, чем принято думать. В действительности, только они и правят миром. Люди практики, которые считают себя совершенно неподверженными интеллектуальным влияниям, обычно являются рабами какого-нибудь экономиста прошлого. Безумцы, стоящие у власти, которые слышат голоса с неба, извлекают свои сумасбродные идеи из творений какого-нибудь академического писаки, сочинявшего несколько лет назад. Я уверен, что сила корыстных интересов значительно преувеличивается по сравнению с постепенным усилением влияния идей. Правда, это происходит не сразу, а по истечении некоторого периода времени». Весь ход новейшей истории подтверждает эту мудрость, нашедшую свое воплощение в появлении новых экономических идей и теснейшей взаимосвязи реальных экономических ситуаций, в которых за последние десятилетия оказывался мир. Поэтому развитие западной экономической науки представляет интерес в период перехода России на новую экономическую модель после дискредитации прежней системы централизованного планирования [9].

В процессе активного реформирования экономики, начавшемся в          с 1992 году, допущено много стратегических и тактических ошибок, следствием которых являются негативные результаты в экономической и социальной сфере. В то же время следует отметить, что экономическая теория Запада дает примеры преодоления больших трудностей хозяйственного развития, таких, как «Великая депрессия 30-х», сильнейшие экономические кризисы середины 70-х начала 80-х годов, высокая инфляция этого же периода, серьезные структурные деформации, достаточно весомые масштабы безработицы и стремительный рост бюджетных, дефицитов и государственных долгов. Можно не бояться погрешить против истины, утверждая факт выдающихся достижений западных экономистов XX века, без которых подобных успехов экономическая практика никогда бы не имела [6].

Как известно, генезис науки о финансах насчитывает несколько веков и начало исследователи относят XV— XVI векам. Не являясь исключением, финансовая наука, как и все прочие, рождается из потребностей практики, т.е. тогда, когда ранее не изучаемая сторона действительности становится стабильной и значимой для жизнедеятельности данной системы. Поэтому совершенно естественно, что финансовая практика на тысячелетия старше финансовой науки.

На грани средневековья и нового времени торговый капитализм создал как базисную возможность, так и определил настоятельную потребность в сознательном отношении к государственному денежному (финансовому) хозяйству. Вначале исследованием вопросов финансовой теории занимались ученые, создавшие общую политическую экономию. Необходимо отдать дань уважения тем, кто вложил свой огромный труд в исследование тогда еще новой области знаний. Это гений средневековья Ф. Аквинский; меркантилисты XV и XVI веков Д. Караф, Ж. Боден; английские философы-экономисты XVII столетия Т. Гоббс и Дж. Локк, а затем в XIX веке А. Пигу; выдающиеся немецкие финансисты-камералисты XVII—XVIII веков Ф. Юсти и И. Зонненфельс, французские физиократы XVIII века Ф. Кенэ, А. Тюрго, О. Мирабо, а также в первой половине XIX века Ж. Сэй и Ф. Бастиа; гениальный А. Смит и его самый одаренный ученик Д. Рикардо; в XIX веке немецкие ученые Л. Штейн, А. Шеффле и А. Вагнер, К. Pay; на рубеже      веков итальянские и шведские экономисты Мацолла, Ф. Нитти, Панталеони, Де Витти, Виксель, Линдаль; представители австрийской школы К.       и Э. Сакс и другие. В этот славный ряд такими же крупными золотыми буквами могут по праву быть вписаны и имена выдающихся российских ученых XIX -начала XX веков: Ц. Тургенева, И. Озерова, И. Кулишера, А. Буковецкого, Л. Ходского, В. Твердохлебова, И. Янжула, П. Гензеля, М. Алексеенко, П. Мигулина, Н. Яснопольского, М. Боголюбова, В. Лебедева, К. Шмелева, А. Тривуса, А. Соколова, М. Менькова, П. Микеладзе, В. Дитмана. В советский период: А. Александрова, В. Чантладзе, Г. Точильникова, А. Бирмана, Э. Вознесенского [4].

Но при всем огромном разнообразии стилей, принципов, методологической базы, масштабов и уровней анализа у столь именитых авторов, необходимо обобщить основные направления их исследований, существенно отличающиеся от подходов к современным экономическим теориям. Дело в том, что на протяжении нескольких веков все темы, связанные с описанием отдельных сторон, выяснением сущности единичных категорий и анализом деятельности государственного денежного хозяйства в целом представляли собой относительно самостоятельную сферу изучения, существовавшую в жестком каркасе основных идей «классической» школы политэкономии.

Ученые — экономисты и финансисты — сначала долго спорили и откристализовывали само понятие сущности государственных финансов и их общественное назначение (функции), затем была длительная дискуссия о содержании, т.е. объекте, сфере распространения действия системы государственных финансов. Отдельно строились теории государственных доходов (в которых особым вниманием всегда пользовалась важнейшая их сфера — налогообложение), государственных расходов, бюджета и государственного кредита, финансового контроля. Причем, со временем внимание ко всем этим вопросам возрастало. Столь многоплановое и кропотливое изучение всех деталей финансовой практики лучшими представителями экономической мысли на протяжении нескольких веков позволило создать достаточно стройную, убедительную и захватывающе интересную науку — «теорию финансов», в которой к концу первой трети XX века было уже мало белых пятен, так как внесена ясность по всем основным ее направлениям. Правда, элементы дискуссионных положений имеют место до сих пор, что, в сущности, вполне соответствует природе процесса научного познания. В противном случае, как известно, изначально научная логика и научная система обречены, превратиться в догму [11].

Обращает на себя внимание тематика работ в области финансовой теории приблизительно с XVI и до первой трети XX века. Например, «Финансы — нервы государства» Ж. Бодена, «Трактат о налогах и сборах» В. Петти, «Основные начала полиции, торговли и финансов» И. Зонненфельса, «Начала политической экономии и налогового обложения» Д. Рикардо, «Основные начала финансовой науки» К. Pay, то же самое название основного труда Ф. «Опыт по государственным финансам» А. Пигу, «Русский государственный кредит» П. Мигулина, «Взгляд на развитие учения о налоге» у экономистов А. Смита, Ж. Сэя, Рикардо, Сисмонди и Д. Милля, М. Алексеенко, «Основы финансовой науки» И. Озерова, «Налоги в иностранных государствах» — монография авторского коллектива: П.        И. Кулишер, В. Твердохлебов, «Налоги как орудие экономической политики» А. Тривуса, «Конспект лекций о государственном хозяйстве» С. Витте. Продолжение этой тематики, правда, далеко не в таких значительных масштабах, имело место и в последние десятилетия в СССР, примером чему являются «Финансы как стоимостная категория» и «Методологические аспекты анализа сущности финансов» Э. Вознесенского.

Но государственные финансы неотделимы от государства, а государство XVIII — начала XX веков — это «ночной сторож», охраняющий мир, собственность и правопорядок, но ни в коем случае не хозяйствующий субъект, тем более претендующий на руководящую роль в общественном воспроизводстве. Государству можно, конечно; доверить руководить почтой, связью, непомерно дорогим даже для акционерных обществ строительством железных дорог и несколькими фискальными монополиями, но от всего, что приносит хотя бы среднюю прибыль, государство необходимо отстранить. Это основа национального менталитета и господствующее мировоззрение периода капитализма совершенной конкуренции. И роль, значимость государственных денежных фондов, полностью подчинялась ведущепринципу невмешательства государства в экономику. Буржуазия, оберегая необходимую ей норму накопления, не была тогда готова к высоким налогам, так как не чувствовала никакой потребности в больших государственных расходах, и ей нужно было только «дешевое» правительство [10].

Вся система централизованных денежных фондов аккумулировала тогда сравнительно      дохода, не превышающую к 20-м годам прошлого столетия 15% ВВП. Тем не менее, уже с 1830-х годов относительные и абсолютные показатели величин государственных расходов начали возрастать. Первым, кто это заметил и сделал соответствующий прогноз, был экономический советник О. фон Бисмарка А. Вагнер. Его расчеты и теоретические выкладки были поистине  так как он один из самых первых понял ограниченность рынка и разделил экономику на два сектора — государственный и частный, не считал правительство только непроизводительным органом и сформулировал «закон возрастающей государственной активности». В соответствии с последним во всех странах, где быстро развивается промышленность, государственные расходы должны увеличиваться более высокими темпами, чем объемы производства и национальные доходы. Кроме этого, растущая государственная активность, по его мнению, будет определяться социальным и научно-техническим прогрессом, а также возрастающим количеством причин для межгрупповых и внутригрупповых противоречий. Но, гениальные прогнозы А. Вагнера не могли быть востребованы тогда его классом, и для оформления их в научную теорию время еще не пришло. В наши дни им отдают дань глубокого уважения и сравнивают с пророчествами М. Нострадамуса.

В хронологических рамках экономической истории (XVII — первая треть XX века) «классическая школа» охватила весь период возникновения и формирования микроэкономики и была ориентирована исключительно на модель «свободного» рынка, выросшего из взаимодействия единичных потребителей и единичных производителей. Таким образом, вся экономика страны представлялась не более чем «совокупностью микрорынков», а объяснение механизмов движения и развития микроэкономики автоматически переносилось на экономику в целом и становилось теоретическим объяснением механизмов макроэкономического движения. Общую мировоззренческую сущность «классики», как известно, составляли три основные идеи: требование невмешательства государства в экономику; бесконечный гимн свободной конкуренции; романтическая уверенность в надежности рыночного механизма установления равновесия между объемами платежеспособного спроса и товарного предложения, обеспечивающего экономическую эффективность. Логика подобной системы взглядов на законы движения в мире материального производства предполагала, что отклонения от требуемого равновесия возможны только временные, завышение уровня цен или сокращение объема производства невозможны, так как ценовой механизм, обеспеченный условиями совершенной конкуренции, в конце концов, все отрегулирует. Но «Великая депрессия» потому и имела место, что реальные процессы совсем перестали укладываться в концепцию «автоматической» самонастройки и это относилось, прежде всего, к инфляции и безработице. Быстро растущая монополизация большинства рыночных структур уничтожила условия совершенной конкуренции, а вместе с ними и ценовое саморегулирование. Объем совокупного спроса, который мог быть создан силами рынка (частное потребление плюс частное расходование капитала), был уже недостаточен, чтобы сохранить полную занятость. Брешь, которую необходимо было заполнить для стабилизации хотя бы относительного макроравновесия, намного превосходила ту норму  инвестирования, которую тогда можно было поддерживать. Массовая безработица усилила роль социальных факторов, также деформирующих законы стихийного действия рыночных регуляторов.        «Великая депрессия 30-х» обозначила кризис всей существующей системы мотивов, целей, методов экономического управления, а также обеспечивающих их экономических теорий. Государственная политика в отношении цикла не была готова к новой постановке проблемы поиска       для достижения равновесия. В этих условиях в обществе всегда появляется острая необходимость в совершенно новых экономических концепциях (аналогичный случай имеет место в настоящее время в Российской Федерации, но пока, к сожалению, успеха не принес), экономических моделях, позволяющих создать новые условия для продолжения существования рыночной системы и объяснить законы последующего развития на другой теоретической высоте. Поэтому конец «Великой депрессии» с позиций эволюции производственных отношений и генезиса экономических теорий можно образно сравнить с «жирной чертой», проведенной под длительным этапом существования капитализма свободной конкуренции и «царства классики».

С 1940-х годов начинается следующий этап качественных изменений в системе координат всех экономических наук, который, естественно, не мог обойти стороной и «теорию финансов». Принципиально иной уровень общего философского и экономического мировоззрения с существенной корректировкой прежней системы ценностей позволили сконцентрировать внимание ученых на проблеме практического использования крупнейших денежный фондов национальной экономики, а многие вопросы богатейшего теоретического наследия прошедших веков перенести в учебники.

Первой и основополагающей экономической теорией «нового поколения», которая открыла дверь всем последующим модификациям экономической мысли Запада (и в этом смысле ее значение непреходяще), была «Общая теория занятости, процента и денег» Дж. Кейнса, опубликованная в 1936 году. Последняя породила обширную литературу, прежде всего его многочисленных сторонников и последователей, образовавших целое направление, объединенное идеей относительной нестабильности капиталистической экономики, ввиду объективной невозможности активного государственного вмешательства. Новая концепция государственных финансов, получила свое развитие в послевоенном «неокейнсианстве». Таким образом, хронологические рамки вышеупомянутого «второго этапа» можно установить между 1940-ми и серединой 1970-х годов [8].

В период создания кейнсианской теории налицо были две основные проблемы — невиданные ранее масштабы безработицы, катастрофическое падение платежеспособного спроса (как потребительского, так и производственного), — и лишь две фазы циклического развития (кризис и депрессия). Поэтому Дж. Кейнса   не могла тогда интересовать политика долгосрочного развития, и созданная им модель была статической, а все рассматриваемые в ней экономические процессы «действовали» лишь в рамках краткосрочного периода. Основные параметры (инвестиции, сбережения) не менялись во времени. В ответ на последующую критику этого обстоятельства он сам иронично замечал: «Наша жизнь тоже краткосрочна». Учитывая острую     ситуации 1930-х годов и необходимость введения мер «скорой помощи», Дж. Кейнс сосредоточил все внимание на механизме формирования эффективного спроса в ближайшем будущем. И в решении этой задачи не могла остаться прежней ни узко фискальная, ни вся финансово-бюджетная политика в целом. В 1920-е годы обычно считалось, что последняя подлежит весьма жестким ограничениям, а сфера и размеры общественного вмешательства были строго ограничены догматами «здоровых финансов». По этому поводу крупный французский экономист Л. Столерю отмечает: «Исключительно жесткая ограничительная политика в европейских государствах в период с 1930 по 1935 год, решительно направленная на балансирование бюджета во имя некоторых ортодоксальных догм в тот момент, когда государство должно было бы открыть клапаны своей кассы, привела к катастрофическим последствиям — катастрофическим для экономики, катастрофическим для цивилизации, если вспомнить о том, что именно неспособность Гинденбурга, слабого и бездеятельного канцлера, ликвидировать безработицу в Германии способствовала приходу нацизма».