Традиционная и современная культура

Блока к природе, к  земле:  «Нечаянная  радость»  глубже  выражает  сущность

А.Блока... Второй сборник  стихов  Блока  интереснее,  пышнее  первого.  Как

удивительно соединен тончайший  демонизм  здесь  с  простой  грустью  бедной

природы русской, всегда той  же,  всегда  рыдающей  ливнями,  всегда  сквозь

слезы пугающей нас оскалом оврагов... Страшна, несказуема  природа  русская.

И Блок понимает ее как никто...»

      Третий сборник «Земля в снегу» (1908) был  принят  критикой  в  штыки.

Критики не захотели или не сумели понять логику новой книги Блока.

      Четвертый сборник «Ночные часы» вышел  в  1911  году,  очень  скромным

тиражом.  Ко  времени  его  выхода  Блоком  все  более  овладевало   чувство

отчужденности от литературы и до 1916 года он не  выпустил  ни  одной  книги

стихов.

      Трудные и  запутанные  отношения,  длившиеся  почти  два  десятилетия,

сложились между А.Блоком и А.Белым.

      На Белого произвели огромное впечатление первые  стихи  Блока:  «Чтобы

понять впечатления от этих стихотворений, надо ясно  представить  то  время:

для нас, внявших знакам  зари,  нам  светящей,  весь  воздух  звучал,  точно

строки  А.А.;  и  казалось,  что  Блок  написал  только  то,  что   сознанию

выговаривал   воздух;   розово-золотую   и   напряженную   атмосферу   эпохи

действительно осадил он словами». Белый помог выпустить первую  книгу  Блока

(в обход московской цензуры). В свою очередь и Блок поддерживал Белого.  Так

он  сыграл  решающую  роль  в  появлении  на  свет  главного  романа  Белого

«Петербург», публично дал  высокую  оценку  и  «Петербургу»  и  «Серебряному

голубю».

      Наряду с этим их  отношения  и  переписка  доходили  до  враждебности;

постоянные упреки и обвинения,  неприязнь,  язвительные  уколы,  навязывание

дискуссий отравляли жизнь обоих.

      Однако, несмотря на всю сложность и запутанность отношений  творческих

и личных, оба  поэта  продолжали  уважать,  любить  и  ценить  творчество  и

личность друг друга, что еще раз подтвердило выступление  Белого  на  смерть

Блока.

      После революционных событий 1905 года в рядах  символистов  еще  более

усилились противоречия, которые в конце концов  привели  это  направление  к

кризису.

      Нельзя,  однако,  не   отметить,   что   русские   символисты   внесли

существенный вклад в развитие отечественной культуры.  Наиболее  талантливые

из них по-своему отразили трагизм положения  человека,  не  сумевшего  найти

свое  место  в  мире,  сотрясаемом  грандиозными  социальными   конфликтами,

пытались отыскать новые способы  для  художественного  осмысления  мира.  Им

принадлежат серьезные открытия в области поэтики, ритмической  реорганизации

стиха, усиления в нем музыкального начала.

      «Послесимволистическая поэзия  отбросила  «сверхчувственные»  значения

символизма, но осталась повышенная способность  слова  вызывать  неназванные

представления,  ассоциациями  замещать   пропущенное.   В   символистическом

наследстве жизнеспособнее всего оказалась напряженная ассоциативность»[6].

      В начале второго десятилетия XX века появились два  новых  поэтических

течения - акмеизм и футуризм.

      Акмеисты (от греческого слова «акме» - цветущая пора,  высшая  степень

чего-либо)  призывали  очистить  поэзию  от   философии   и   всякого   рода

«методологических» увлечений, от использования туманных намеков и  символов,

провозгласив возврат к материальному миру и принятие  его  таким,  каков  он

есть: с его радостями, пороками, злом  и  несправедливостью,  демонстративно

отказываясь от решения социальных проблем  и  утверждая  принцип  «искусство

для искусства». Однако творчество таких  талантливых  поэтов-акмеистов,  как

Н.Гумилев, С.Городецкий, А.Ахматова, М.Кузьмин, О.Мандельштам,  выходило  за

рамки провозглашенных ими теоретических принципов. Каждый из  них  вносил  в

поэзию свои, только ему свойственные мотивы и настроения,  свои  поэтические

образы.

      С иными  взглядами  на  искусство  вообще  и  на  поэзию  в  частности

выступили   футуристы.   Они   объявили   себя   противниками   современного

буржуазного общества, уродующего  личность,  и  защитниками  «естественного»

человека, его права на свободное, индивидуальное развитие. Но эти  заявления

нередко сводились к абстрактному декларированию индивидуализма,  свободы  от

нравственных и культурных традиций.

      В отличие от акмеистов, которые хотя и выступали против символизма, но

тем не менее считали себя в известной степени его продолжателями,  футуристы

с самого начала провозгласили полный отказ от любых литературных традиций  и

в первую очередь от классического наследия, утверждая,  что  оно  безнадежно

устарело. В своих крикливых и дерзко написанных манифестах  они  прославляли

новую жизнь, развивающуюся под  влиянием  науки  и  технического  прогресса,

отвергая все, что было «до», заявляли о своем желании переделать мир,  чему,

с их точки зрения, в немалой степени должна содействовать поэзия.  Футуристы

стремились овеществить слово, связать его  звучание  непосредственно  с  тем

предметом, которое оно обозначает. Это, по их мнению, должно  было  привести

к реконструкции естественного и созданию нового,  широко  доступного  языка,

способного разрушить словесные преграды, разобщающие людей.

      Футуризм  объединил  разные  группировки,   среди   которых   наиболее

известными  были:  кубофутуристы   (В.Маяковский,   В.Каменский,   Д.Бурлюк,

В.Хлебников),  эгофутуристы  (И.Северянин),  группа  «Центрифуга»  (Н.Асеев,

Б.Пастернак и др.).

      В условиях революционного подъема и  кризиса  самодержавия  акмеизм  и

футуризм оказались нежизнеспособными и к концу 1910-х годов прекратили  свое

существование.

      Среди новых  течений,  возникших  в  русской  поэзии  в  этот  период,

заметное место стала занимать группа так называемых «крестьянских» поэтов  -

Н.Клюев, А.Ширяевец, С.Клычков, П.Орешин. Некоторое время к ним  был  близок

С.Есенин, впоследствии вышедший  на  самостоятельную  и  широкую  творческую

дорогу. Современники видели в  них  самородков,  отражавших  заботы  и  беды

русского крестьянства. Объединяли их также  общность  некоторых  поэтических

приемов, широкое использование религиозной символики и фольклорных мотивов.

      Среди поэтов конца XIX - начала XX века были и такие,  чье  творчество

не вписывалось в существовавшие тогда течения и  группы.  Таковы,  например,

И.Бунин,  стремившийся  продолжать  традиции  русской  классической  поэзии;

И.Анненский, в чем-то близкий к символистам и в то же время далекий от  них,

искавший свой путь в огромном  поэтическом  море;  Саша  Черный,  называвший

себя  «хроническим»  сатириком,   блестяще   владевший   «антиэстетическими»

средствами  обличения   мещанства   и   обывательщины;   М.Цветаева   с   ее

«поэтической отзывчивостью на новое звучание воздуха».

      Для русских литературных течений начала  XX  века  характерен  поворот

ренессанса к религии и христианству. Русские поэты не  могли  удержаться  на

эстетизме, разными путями они пытались преодолеть  индивидуализм.  Первым  в

этом направлении был  Мережковский,  затем  ведущие  представители  русского

символизма  начали  противополагать   соборность   индивидуализму,   мистику

эстетизму. Вяч.Иванов и  А.Белый  были  теоретиками  мистически  окрашенного

символизма.  Произошло  сближение  с  течением,  вышедшим  из  марксизма   и

идеализма.

      Вячеслав Иванов был один  из  самых  замечательных  людей  той  эпохи:

лучший русский эллинист,  поэт,  ученый  филолог,  специалист  по  греческой

религии, мыслитель, теолог и философ,  публицист.  Его  «среды»  на  «башне»

(так   называли   квартиру   Иванова)   посещали   наиболее   одаренные    и

примечательные люди той эпохи: поэты, философы, ученые, художники, актеры  и

даже политики. Происходили самые утонченные  беседы  на  темы  литературные,

философские, мистические, оккультные, религиозные, а также и общественные  в

перспективе борьбы миросозерцаний. На «башне»  велись  утонченные  разговоры

самой одаренной культурной элиты, а внизу бушевала революция. Это  было  два

разобщенных мира.

      Наряду с течениями в литературе возникли новые  течения  в  философии.

Начался поиск традиций для  русской  философской  мысли  у  славянофилов,  у

Вл.Соловьева, у Достоевского.  В  салоне  Мережковского  в  Петербурге  были

организованы Религиозно-философские  собрания,  в  которых  участвовали  как

представители  литературы,  заболевшей  религиозным  беспокойством,  так   и

представители традиционно-православной церковной иерархии. Вот как  описывал

эти  собрания  Н.Бердяев:  «Преобладала  проблематика  В.Розанова.   Большое

значение имел также В.Тернавцев, хилиаст, писавший  книгу  об  Апокалипсисе.

Говорили об отношении христианства к культуре. В центре была тема  о  плоти,

о поле... В атмосфере салона Мережковских было что-то сверхличное,  разлитое

в  воздухе,  какая-то  нездоровая  магия,  которая,   вероятно,   бывает   в

сектантской кружковщине, в сектах не рационалистического и не  евангельского

типа... Мережковские всегда претендовали говорить от некоего "мы"  и  хотели

вовлечь в это "мы" людей, которые с ними близко соприкасались. К этому  "мы"

принадлежал Д.Философов, одно время почти вошел в  него  А.Белый.  Это  "мы"

они называли тайной трех. Так должна была сложиться  новая  церковь  Святого

Духа, в которой раскроется тайна плоти".

      В философии Василия  Розанова  "плоть"  и  "пол"  означали  возврат  к

дохристианству,  к  юдаизму  и  язычеству.  Его  религиозное   умонастроение

сочеталось с критикой христианского аскетизма, апофеозом  семьи  и  пола,  в

стихии которого Розанов видел основу жизни.  Жизнь  у  него  торжествует  не

через воскресение к вечной жизни, а через деторождение, то  есть  распадение

личности на множество новых  рожденных  личностей,  в  которых  продолжается

жизнь рода. Розанов проповедовал религию вечного рождения. Христианство  для

него религия смерти.

      В  учении  Владимира  Соловьева  об   универсуме   как   "всеединстве"

христианский платонизм переплетается с  идеями  новоевропейского  идеализма,

особенно Ф.В.Шеллинга, естественнонаучном эволюционизмом и  неортодоксальной

мистикой  (учение  о  "мировой  душе"  и  др.).  Крах  утопического   идеала

всемирной теократии привел к усилению эсхатологических (о конечности мира  и

человека)  настроений.  Вл.Соловьев  оказал  большое  влияние   на   русскую

религиозную философию и символизм.

      Павел Флоренский разрабатывал учение о Софии (Премудрости божией)  как

основе осмысленности и целостности мироздания.  Он  был  инициатором  нового

типа православного богословствования, богословствования не  схоластического,

а опытного. Флоренский был платоником и по-своему  интерпретировал  Платона,

в последствии стал священником.

      Сергей Булгаков - один  из  главных  деятелей  Религиозно-философского

общества «памяти Владимира Соловьева». От легального марксизма,  который  он

пытался соединить с неокантианством, перешел к религиозной философии,  затем

к православному богословию, стал священником.

      И, конечно же, величиной мирового значения является  Николай  Бердяев.

Человек, стремившийся к критике и преодолению любых форм догматизма, где  бы

они  ни  появлялись,  христианский  гуманист,  называвший   себя   «верующим

вольнодумцем». Человек трагической судьбы, изгнанный с Родины, и  всю  жизнь

болевший за  нее  душой.  Человек,  чье  наследие,  до  последнего  времени,

изучалось во всем мире, но только не в  России.  Великий  философ,  которого

ждет возвращение на Родину.

      Остановимся более подробно на двух течениях, связанных с  мистическими

и религиозными исканиями.

      «Одно течение представляла православная религиозная  философия,  мало,

впрочем  приемлемая  для   официальной   церковности.   Это   прежде   всего

С.Булгаков,  П.Флоренский  и  группирующиеся  вокруг  них.  Другое   течение

представляла религиозная мистика и оккультизм. Это А.Белый, Вяч.Иванов...  и

даже А.Блок, несмотря на то, что он не склонен был ни  к  каким  идеологиям,

молодежь,  группировавшаяся  вокруг  издательства  «Мусагет»,  антропософы*.

Одно течение вводило софийность в  систему  православной  догматики.  Другое

течение  было  пленено  софийностью  алогической.  Космическое   прельщение,

характерное для всей эпохи, было и там и здесь. За исключением  С.Булгакова,

для  этих  течений  совсем  не  стоял  в   центре   Христос   и   Евангелие.

П.Флоренский, несмотря на все его желание быть ультраправославным, был  весь

в космическом прельщении. Религиозное  возрождение  было  христианообразным,

обсуждались христианские темы и употреблялась христианская терминология.  Но был сильный  элемент  языческого  возрождения,  дух  эллинский  был  сильнее

библейского мессианского духа. В известный момент произошло смешение  разных

духовных  течений.  Эпоха  была  синкретической,  она   напоминала   искание

мистерий и неоплатонизм эпохи эллинистической и  немецкий  романтизм  начала

XIX века. Настоящего религиозного возрождения  не  было,  но  была  духовная

напряженность,   религиозная   взволнованность   и   искание.   Была   новая

проблематика религиозного сознания,  связанная  еще  с  течениями  XIX  века