Социально-гуманитарное познание

1.2. ПРИНЦИПЫ ПОЗНАНИЯ И ОБЪЕКТ ИССЛЕДОВАНИЯ

Ценности выполняют регулятивную и нормативную функции, определяя деятельность человека, а также задавая ее ориентиры. В познании социального бытия чаще всего выделяют объекты, имеющие жизненную, практическую ценность и по этой причине представляющие познавательный интерес. В этом смысле и можно говорить о единстве и дополнительности трех основных ориентаций социально-гуманитарного познания: во-первых, ориентации на достижение объективно-истинного знания (когнитивная ориентация); во-вторых, на получение практически значимого результата (праксеологическая ориентация); в-третьих, на получение такого знания, которое соответствовало бы принятой в обществе системе социокультурных ценностей и норм (аксиологическая ориентация). Важность последней ориентации проявляется, в частности, в том, что она способствует воздержанию социально-научного познания от создания заманчивых прожектов радикального переустройства общества.

В социально-научном познании влияние социо-культурных ценностей проявляет себя, прежде всего, через ценностные установки исследователя и его оценки, в которых общественные влияния предстают с точки зрения их значимости для человека. Оценка, воспроизводя объективные свойства явлений, выражает определенное отношение к ним (позитивное или негативное, одобрительное или осуждающее). В философии социо-гуманитарного познания сложились два четко выраженных подхода к интерпретации роли оценки в научном исследовании.

Первый из них, основываясь на признании практической природы познания, исходит из того, что оценка имеет не только мировоззренческое, но и гносеологическое назначение. С этой точки зрения социогуманитарное познание всегда носит ценностно-оценочный характер, а определяемая практикой объективность ценностей не только не искажает объективность знания, а наоборот, способствует его достижению. Отношение человека к миру всегда опосредовано практикой - его материально-преобразующей деятельностью, направленной на реализацию своих потребностей с помощью социально значимых объектов действительности. По словам К. Маркса, «общественная жизнь является, по существу, практической. Все мистерии, которые уводят теорию в мистицизм, находят свое рациональное разрешение в человеческой практике и в понимании этой практики» [4, с. 3].

Второй подход связан с отказом от использования ценностных суждений в науке и признании неправомерности оценки на том основании, что она ведет к субъективизиции социально-гуманитарного познания, а следовательно, к получению недостоверного, неистинного результата. М. Вебер прямо подчеркивал, что постановке проблем в эмпирических дисциплинах должна сопутствовать «свобода от оценочных суждений» и утверждал, что в обществознании действует принцип «отнесения к ценности» объекта, но неприменима оценка. Последняя, по его мнению, вообще не касается «проблемы ценностей» [5, с. 570].

Немецкий мыслитель различал две группы относящихся к ценностям проблем. Во-первых, имеющие ценностный характер мнения и суждения акторов - действующих в реальной истории лиц, реальных субъектов исторического процесса, - считая, что их учет необходим, поскольку содействует объективности исследования. Во-вторых, собственную оценку и ценностные суждения исследователя, которые могут искажать реальную картину действительности и в этом смысле требуют элиминации.

Следует признать, что хотя у М. Вебера строго не прописан механизм влияния «духа эпохи» и его ценностей, с которыми сообразуется как классическая, так и неклассическая наука, тем не менее, само влияние ценностей, особенно в исследовании социологии религии, выявлено достаточно точно.

Более того, само отрицание эвристического значения оценки в социогуманитарном познании с необходимостью следует из его идеально-типической конструкции социального действия, согласно которой для современного индустриального общества приоритетным и выражающим дух эпохи является целерациональное действие, а следовательно, отстраненное, формально-обезличенное отношение к объекту познания и социального действия. С этой точки зрения оценка никак не сопрягается с обезличенным и формализованным знанием.

Поэтому для данного подхода, ставшего программным для современных социально-гуманитарных наук, их ценностная и когнитивная ориентация фактически совпадают: стремление получить «чистое», лишенное оценочных выражений, истинное знание превращается в самоцель. В итоге реализации подобной познавательной установки нередко возникают удовлетворяющие канонам научной рациональности, но не вписывающиеся в социокультурный контекст когнитивные конструкции.

Таким образом, в методологии социогуманитарного познания по вопросу взаимоотношения истины и ценности можно выделить две основные точки зрения. Первая предполагает, что наука должна быть ценностно-нейтральной, а сами научные истины представляют главную ценность. Вторая связана с признанием того, что ценности составляют необходимые условия самого научного познания, являясь одним из решающих факторов социокультурной детерминации науки. Но тогда, принимая в расчет контекстуальный характер получаемого знания, его социально-культурную обусловленность, следует поставить вопрос о том, существует одна или несколько истин в социально-гуманитарном познании, и, далее, - достижима ли в таком случае в социально-гуманитарных науках истина вообще.

Существует несколько ответов на поставленные вопросы. Первый из них прямо признает, что современное обществознание должно избавиться от наивной веры в объективность научных методов, а познание приобретает все более релятивный характер. Такой позиции, в частности, придерживается К. Поппер, обвиняя социально-гуманитарное знание в «грехе» историцизма и отрицая существование объективной истины вообще [6, с. 148].

Второй ответ, утверждая плюрализм истин, вместе с тем не признает релятивизации социогуманитарного знания, настаивая на возможности достижения в нем объективной истины. При этом подчеркивается, что такая ситуация характерна для современной неклассической науки, для которой истина выступает и как соответствие знания объекту, и как характеристика способа деятельности [7, с. 525]. Существование множества истин, в свою очередь, объясняется наличием предпосылочного знания и характерным для современного демократического общества принципиальным равноправием различных когнитивных подходов к объекту [8, с. 53, 66].

Третий ответ, во многом продолжая «деятельностную» интерпретацию истины, рассматривает ее как характеристику знания, оппозиционную его практической значимости. Согласно данному подходу, существуют два основных типа знания, каждый из которых имеет свои прерогативы, - предметное и технологическое знание. Характеристикой первого выступает истинность, а второго - реализуемость. В частности, подобной точки зрения придерживался известный российский методолог Г. П. Щедровицкий, считавший, что «основные продукты методологической работы - конструкции, проекты, нормы, методические предписания и т. п. - не могут проверяться и никогда не проверяются на истинность. Они проверяются лишь на реализуемость» [9, с. 95].

Однако надо также учитывать тот факт, что влияние ценностей на социогуманитарное познание различается в зависимости от типа познавательной деятельности. Особую роль социокультурные ценности играют во вненаучном социально-гуманитарном познании, которое, в отличие от научного (теоретического), иногда характеризуют как духовно-практическое познание, подчеркивая тем самым его служебную роль по отношению к сферам практической жизни общества. Среди основных форм вненаучного знания - мифологическое и религиозное, художественное и моральное, правовое и экономико-практическое, и др. Этот тип знания соотносится с соответствующими формами общественного сознания и определяется потребностями решения задач в конкретных сферах общественной жизни. В экономической или политической практике при всей значимости научно-теоретических разработок все-таки предпочитают опираться на функциональное экономическое и политическое знание, учитывающее принятую в данном обществе систему ценностей, традиции, наконец, политическую конъюнктуру.

Подчеркнем, что вненаучное знание нельзя рассматривать как исключительно прикладной вариант или, тем более, как суррогат научного знания. Еще в 40-е гг. XX в. известный советский психолог Б. Теплов на основе своих исследований пришел к выводу о типологическом различии в решении практических и познавательных задач мышления академического ученого и практика, говоря о существовании, соответственно, теоретического и практического ума. Если для научного познания основной ценностной установкой является все же достижение истины, а его результаты обладают имманентной ценностью (и могут быть востребованы практикой позже), то вненаучное, да и донаучное (обыденное) социально-гуманитарное познание непосредственно включены в решение задач практической деятельности и, имея в этом смысле служебную роль, прямо соотносятся с ценностями общественного бытия и существующими в обществе социальными идеалами.

2. ИСТИННОСТЬ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНОГО ПОЗНАНИЯ

Существуют различные концепции истины (когерентная, конвенциальная, прагматистская, корреспондентская и др.), в которых истина определяется по-разному, но наиболее популярной и фундированной является последняя - не случайно она и близкие к ней варианты получили обобщающее название классической концепции истины. Согласно этой концепции, истинное знание - это знание, которое соответствует действительности (отсюда название концепции: адекватное отображение объекта в сознании субъекта, «точная» связь (корреспонденция) между ними). На этом понимании истины «стоит» вся официальная философия науки. В итоге возникает парадокс, который зафиксирован В. Г. Федотовой в следующей остроумной реплике: «Гегель говорил, что когда он слышит слово “истина”, у него вздымается грудь. Но вся проблема истины сведена к банальным иллюстрациям: “Смотрю - открыта форточка”, говорю: “Форточка открыта”.

От чего здесь будет вздыматься грудь, если я еще не простудился? Сведение истины лишь к слепку объекта в знании, снятие драматизма постижения истины в диалектике истины и заблуждения, абсолютной и относительной истины, непонимание истины как процесса, а также целей, во имя которых добывается истина, и ведут к тому плоскому гносеологизму, который лишил понятие истины социального и духовного содержания» [10, с. 27].

Еще более рельефно этот «плоский гносеологизм» проявляется в характерной для постклассической философии науки интерпретации истины как отношения логической непротиворечивости между высказываниями. Здесь вообще неприменима такая известная характеристика научного познания, данная Н. Бором, как «драмы людей». Индивидуально-личностное начало полностью исчезает из подобного понимания истины - не столько как результата познания, сколько как самой познавательной деятельности.

Этот момент отражает очень серьезную проблему философии социально-гуманитарного познания - проблему соотношения в ней истины и правды. Можно согласиться с мнением того же автора, что истина - прерогатива научного познания, а правда - вненаучного (правда жизни, художественная или историческая правда), и что истина - это гносеологический феномен, а правда - его мировоззренческий аналог; но данные констатации все равно оставляют чувство неудовлетворенности, отлучая истину от правды, разлучая их. Суть проблемы, вытекающей из характерной для науки интерпретации истины в социогуманитарном познании и уравнивающей ее с естественнонаучным пониманием истины, рельефно выразил русский философ Л. И. Шестов, приводя в качестве истинного утверждения то, что в 399 г. до Р. X. в Афинах отравили Сократа. Философ констатирует это событие как исторический факт, но в то же время возмущается бездушностью этой формальной истины и ее принудительным характером: «ведь не собаку отравили, а Сократа, лучшего из людей, мудрейшего из людей, праведника» [11, с. 69].

Следует признать, что современное социально-гуманитарное познание постепенно начинает избавляться от академизма, осознавая тесную связь с социальными идеалами и интересами и отыскивая точки соприкосновения с донаучным (обыденным) и вненаучным (институциональным) социально-гуманитарным познанием.

Особую актуальность проблема диалектики истины, социокультурных ценностей и правды приобрела в философской мысли России XIX - начала XX вв. в обществе, в котором роль традиционных коллективистских ценностей и социальных идеалов была чрезвычайно велика. Для этого общества, как отмечал С. Л. Франк, был характерен особый, отличный от западноевропейского, стиль философствования [12]. Он противопоставляет выражающей сущность западноевропейского философствования известной сентенции Р. Декарта «я мыслю, следовательно, существую» фразу «мы существуем, следовательно, мыслим» - фразу, передающую, по его мнению, специфику отечественного стиля философского мышления. Показательно, что относительно белорусского стиля философствования близкую точку зрения высказывал известный публицист начала ХХ в. В. Самойло-Сулима.

Не лишая читателя возможности самостоятельно осмыслить шлейф семантических различий данных формулировок, обратим внимание лишь на то, что имеет прямое отношение к теме нашего рассмотрения: если в первом случае субъект выносится за пределы социального бытия и противостоит объекту, то во втором - субъект принадлежит бытию, гармонично включен в него, а следовательно, процессы жизни и ее познания совпадают. Жизнь диктует свои правила, которые закреплены в общественных ценностях и социальных идеалах. Именно с ними, а не с формально безличными установлениями рассудка, необходимо сообразовывать наши представления о том, как должна быть устроена жизнь. Таков пафос обсуждения проблемы истины в русской социально-философской мысли данного периода.

Сентенция, согласно которой «жить надо по правде», выглядит весьма тривиальной. Но эта тривиальность быстро исчезает, если принять во внимание неоднозначность самого понимания правды. Как было принято считать в русской социально-философской и литературно-публицистической литературе этого времени, существуют два вида правды - «правда-истина» и «правда-справедливость». Первая рассудочна и навязывается нам как необходимость, подобно нормам формального права, которые человек вынужден выполнять независимо от своего отношения к ним; отсюда - в качестве синонима - «правда-необходимость». Вторая составляет основу жизни и является критерием оценки общественных событий и поступков человека. Именно «правда-справедливость» приоритетна и является главным нормативным регулятором жизни общества и верховной ценностью познания - таков лейтмотив (при естественных нюансах) осмысления данной темы, характерный для работ П. Л. Лаврова, Н. К. Михайловского, Б. А. Кистяковского, Н. А. Бердяева и других известных мыслителей.