Русская религиозная философия

Его книга «Самопознание» выходила дважды: сначала в парижском издательстве, а потом вышла в качестве первого тома парижского собрания сочинений. Это собрание сочинений пока еще имеет только три тома. Но готовится уже и советское издание этой замечательной книги, где личность, образ, трагичность этого одинокого, прекрасного, борющегося и такого обаятельного человека даны во весь рост. Издание делается впервые по оригинальному тексту, ибо архив Бердяева сейчас в значительной своей части перевезен в Москву.

Сегодня я вам дал только некоторые намеки, наброски, путеводные огоньки, которые вас могут привести к познанию творчества этого великого писателя, мыслителя, критика.

A в заключение  я хочу привести вам несколько  его афоризмов, чтобы вы почувствовали, как он привык выражать свои  мысли:

«Власть это есть — (он говорит о настоящей власти) — обязанность, а не право»; «Вера и знание — одно», то есть обладание полнотой реального бытия (он часто говорил парадоксами); «Критерий истины в духе есть само явление духа»; «Евангелие есть учение о Христе, а не учение Христа». «Толстой не знал Христа, он знал лишь учение Христа»; «Любовь есть разделение жизни в Боге»; «Причиной зла является не осуществленное добро»; «Не только злоба против добра, но и злоба против зла разрушает духовный мир человека»; «Существование зла есть доказательство бытия Божия, доказательство того, что этот мир не есть единственный и окончательный»; «Необходимость есть падшая свобода». «Нравственное сознание началось с Божьего вопроса «Каин, где брат твой Aвель?», а кончается оно Божьим вопросом «Aвель, где брат твой Каин?» — (Я не комментирую, я хочу, чтобы вы сами почувствовали смысл этих высказываний.); «Не религия должна быть моралистична, а мораль религиозна»; «Религия есть отношение к Божеству греховного человечества»; «Свобода есть свобода не только от господ, но и от рабов»; «Существует не одна, а две свободы: первая и последняя — свобода избрания добра и зла и свобода в добре»; «Самодержавие народа — самое страшное самодержавие, ибо воля одного и воля немногих не может так далеко простирать свои притязания, как воля всех»; «Не человек требует от Бога свободы, а Бог требует ее от человека»; «Бытие рождается от свободы, а не свобода от бытия».

Что такое совесть по Бердяеву? — «Это воспоминание о Боге»; «Совесть есть глубина личности, где человек соприкасается с Богом». Что такое смирение по Бердяеву? «Смирение есть раскрытие души для реальности»; «Считать себя самым страшным грешником — такое же самомнение, как и считать себя святым»; «Смирение есть не уничтожение человеческой воли, а просветление и свободное подчинение ее истине»; «Социализм есть последняя правда и последняя справедливость буржуазии»(парадокс!); «Страдание есть последствие греха и искупление греха»; «Смысл Голгофы не в обоготворении страдания, а в победе над смертью и страданием».

Таков Николай Aлександрович Бердяев. Я хотел, чтобы вы почувствовали его душу и его стиль. Книги вы будете еще читать. Но мы можем считать сегодня праздником всей нашей культуры, что этот человек возвращается к нам. Мне просто повезло в жизни, что я его мог читать с юных лет, но тогда это действительно была случайность. Сейчас он встает перед нами во весь свой рост.

ОТЕЦ СЕРГИЙ БУЛГАКОВ

Это происходило на рубеже XIX и XX веков. По залам Дрезденской галереи, как всегда, сновали туристы, перед картинами стояли более внимательные и углубленные созерцатели. И среди них был молодой человек, в сюртуке, темная бородка клинышком, огромный лоб, нахмуренные брови, — он подходил, внимательно вглядываясь в Сикстинскую Мадонну, отходил и как завороженный опять подходил к ней. И было видно, что с ним происходит нечто необычайное, что это не искусствовед, не эстет, не просто ценитель искусства, а человек, который переживает созерцание этой картины как встречу, как подлинную, глубокую, внутреннюю встречу.

Этот человек не был ни мистиком, ни визионером — он был социал–демократом, он был политэкономом, он был русским марксистом легального толка. И приехал он в Германию вовсе не для того, чтобы созерцать образ девы Марии, а для того, чтобы учиться у других социал–демократов, чтобы обсуждать с Карлом Каутским проблемы экономического развития мира, классовой борьбы, соотношения рынков при капиталистическом производстве. И вдруг что–то схватило его и остановило… Можно сказать, что с этого мгнования начался его поворот к детству.

Каждый человек в какой–то степени, является не только порождением самого детства, но и все лучшее, все драгоценное, все священное, все те искорки, которые есть в детстве у большинства из нас, — и есть та духовная родина, к которой мы стремимся. Правда, человек уже умудрен опытом, изранен жизнью, но все–таки к этому первозданному опыту идет душа. И так происходило с этим человеком, которого звали Сергеем Николаевичем Булгаков.

Вероятно, многие из вас слышали это имя. Сейчас появляются первые публикации в журналах, страну уже облетела репродукция со знаменитой картины Нестерова «Философы».

Один из них, человек молодой, в белой рясе, с посохом — это отец Павел Флоренский, а второй — ученый, опустивший голову, наполненный борющимися в нем идеями, — это и есть Булгаков, Сергей Николаевич.

Двадцать восемь томов произведений. Сотни и сотни статей! Всего его творения охватывают двадцать тысяч печатных страниц. Он переведен почти на все европейские языки. Свыше тысячи страниц занимают только переводы Булгакова на европейские языки. Экономист, историк, эссеист, литературный критик, философ, богослов, комментатор Библии, человек необыкновенно разносторонний, и наконец, священник, профессор Парижской Духовной Aкадемии, — вот таков Сергей Николаевич Булгаков. Человек, родившийся на исходе XIX века и скончавшийся на исходе второй мировой войны. Столетие его рождения в 1974 году у нас никак не отмечалось. Будем надеяться, что следующем поколение лучше сумеет оценить по достоинству этого человека. Я хотел бы помочь вам представить себе эту удивительную фигуру.

Булгаков родился на Орловщине, в семье потомственного провинциального священника. Огромный род Булгаковых, происходивший от каких–то татарских князей, был широко расселен по России. Среди Булгаковых были и многие церковные писатели, историки, богословы, среди них — отец знаменитого писателя Михаила Булгакова, Aфанасий Булгаков. Знаменитый митрополит Молсковский прошлого века, Макарий, тоже из рода Булгаковых. Но Сергей Николаевич родился в семье бедного священника, в семье, где было трудно жить, они мучительно перебивались. Семья была большая, и к тому же, как сам Сергей Николаевич вспоминал, удрученный бедностью отец частенько пил… Мальчик тем не менее сохранил какие–то органические, сердечные, бытийственные, трогательные воспоминания об этой среде. Друзья про него потом говорили шутя, что он родился в епитрахили, то есть родился священником. И он сам говорил о себе, что «во мне течет левитская кровь» (левиты — по Библии наследственный, потомственный род, служивший у алтаря).

Он поступает в семинарию, духовное училище. Очень быстро удивительные способности продвигают его вперед. Но там же, в орловской семинарии, с ним происходит… крушение.

Начало 1880–х годов. Студенты читают Писарева, Добролюбова, Чернышевского. Очень живо обсуждают атеизм как весьма правдоподобную гипотезу. Все готовы служить народу, служить Богу — для них пустое слово. В конце концов, у Булгакова, человека необыкновенной искренности, ранимости, я бы сказал, чувствительности, религиозное сознание превращается в пыль, остается только нравственное сознание. Для него старина, быт, бурса, богословие — все это сливается воедино. И он видит… правду: консервативные силы, включая церковные, держат народ в состоянии стагнации, неподвижности. И если мы сейчас идеализируем прошлое, то люди XIX века тоже идеализировали народ, крестьянскую общину; жизнь в маленьких городах, в селах России все–таки была тяжкой. Тяжкой!

Вспомните то, что вы читали у Островского, у Чехова, — ведь недаром Добролюбов называл это «темным царством», он сам был из священнической среды. Да, идейные, духовные катастрофы нашего столетия были подготовлены тяжелыми негативными процессами прошлого, которое теперь мы называем застойным, — это очень подходящее слово для того времени. И движение вперед, к лучшей доле, лучшей жизни, связывалось у молодого Сергея Булгакова с освобождением людей от этой затхлой, несправедливой жизни.

Как сын священника, он не имел права поступать в университет — тогда тоже была дискриминация. Но законы изменились, он поступает в университет. Куда же он поступает? — Конечно, на юридический, конечно, он хочет заниматься политэкономией. Почему? Потому что он сталкивается с идеей народников о том, что есть возможность преобразить хозяйственную жизнь народа, а следовательно, сделать ее более счастливой. Но как ее преобразовать? Здесь ему светит марксизм. Что привлекло студента Сергея Булгакова в марксизме? — Притязания этого учения на то, что оно открыло и знает точно закономерности развития общества; более того, знает те закономерности, которые ведут общество к прогрессу и процветанию. Не хаос в мире, не столкновение случайных сил, а некоторые объективные законы, которые якобы открыты Марксом.

Булгаков, человек необычайной работоспособности, углубляется в «Капитал». Ему кажется, что в этой огромной книге эти законы как раз и найдены. И по окончании университета посвящает себя целиком политэкономии в марксистском плане. Это был легальный марксизм, который не связывал себя с работой в сфере политической оппозиции. Это была научная попытка понять развитие, как марксисты говорили, «экономического базиса» общества.

Он защищает диссертацию, довольно крупную работу о рынках при капиталистическом производстве, он преподает в коммерческом училище, потом он читает лекции в университете. Следующая его диссертация «Капитализм и земледелие»(он уже глубоко проник в марксистскую литературу) была попыткой разобраться в тех очевидных противоречиях, которые возникли между аграрными проблемами и решением их в марксизме. И пытаясь доказать правоту марксизма, он все больше и больше убеждался в надуманности, отвлеченности, схематичности его концепций.

Булгаков не был фанатиком политических мифов, он не был верующим марксистом (вы понимаете, что я имею в виду) — он был ученым! И когда он последовательно и настойчиво проанализировал все, он понял, что здесь больше мифа, чем подлинной науки. И в процессе этих исканий он начинает обращаться к литературе, к проблемам вечности. Он пишет работу «Душевная драма Герцена» — о пути Герцена, который ведет в никуда.

Булгаков пишет небольшую, но глубокую работу «Иван Карамозов как философский тип» и ставит проблему страдания невинных — как может быть эта тайна понята. И в этот период он чувствует, что его зовет кто–то. Мы бы сказали, зовет его детство, зовет тайна его жизни, которая скрылась от него в момент увлечения экономическими теориями.

Я не могу удержаться, чтобы не зачитать вам несколько строк из его дневника, из его воспоминаний. «Мне шел двадцать четвертый год. Но уже почти десять лет в душе моей подорвана была вера, и после бурных кризисов, сомнений в ней воцарилась религиозная пустота. Душа стала забывать религиозную тревогу. Погасала самая возможность сомнений, и от светлого детства остались лишь поэтические грезы, нежная дымка воспоминаний, всегда готовая растаять. О, страшен этот сон души! Одновременно с умственным ростом и научным развитием душа неудержимо и незаметно погружалась в липкую тину самодовольства, самоуважения, пошлости. В ней воцарялись какие–то серые сумерки, по мере того как все потухал свет детства. И тогда неожиданно пришло то. Зазвучали в душе таинственные зовы и ринулась она к ним навстречу…»

В это время он поехал на Кавказ: «Вечерело. Ехали южной степью, овеянные благоуханием медовых трав и сена, озолоченные багрянцем благостного заката, вдали синели уже ближние Кавказские горы.Впервые видел я их. И вперяя жадные взоры в открывавшиеся горы, впивая в себя свет и воздух, внимал я откровению природы. Душа давно привыкла с тупою, молчаливою болью в природе видеть лишь мертвую пустыню под покровом красоты, как под обманчивой маской; помимо собственного сознания она не мирилась с природой без Бога. И вдруг, в тот час, заволновалась, зарадовалась, задрожала душа. A если есть, если не пустыня, не ложь, Не маска Не смерть, — но Он, благой и любящий Отец, Его ризы, Его любовь. Сердце колотилось под звуки стучавшего поезда, и мы неслись к этому догоравшему золоту и к этим сизым горам…

Вскоре опять «то» заговорило, но уже громко, победно и властно. И снова Вы, о горы Кавказа! Я зрел ваши льды, сверкающие от моря до моря, ваши снега, алеющие под утренней зарей, в небо вонзались эти пики, и душа моя истаевала от восторга. И то, что на миг лишь блеснуло, чтобы тотчас погаснуть в этот степной вечер, теперь звучало и пело, сливаясь в торжественном дивном хорале. Передо мной горел первый день мироздания. Все было ясно,. все стало примиренным, исполненным звенящей радости».

Вот такие мгновения глубинного опыта постепенно ломали в его душе те баррикады из мусора, которые сложила материалистическая концепция. И в самом начале века выходит сборник его статей, который уже называется «От марксизма к идеализму». В нем Булгаков показывает, что кроме экономических, хозяйственных проблем существуют совершенно отличные от них — проблемы духовные. Их нельзя пренебрежительно назвать надстройкой, потому что они и составляют суть и ядро нашей жизни. И если в этой сфере не происходит глобальных изменений, никакие хозяйственные перемены не могут помочь. Без возрождения духа, возрождение социальное и хозяйственное невозможно.

В 1911 году выходит его книга «Два града». С моей точки зрения, это самая лучшая из его довоенных дореволюционных книг. В этой книге собраны работы поразительной силы. «Карл Маркс как религиозный тип». Булгаков показывает ту внутреннюю направленность, ту волевую интенцию, тот аффективный стратегический элемент, который был скрыт в психологии основателя марксизма, то, что лишь как бы комуфлировалось наукообразностью, объективностью, диалектическим методом. Он показал страсть этого великого человека, страсть титаническую! Титанизм — это восстание против высших ценностей, когда человек только себя хочет признать богом.

Там есть замечательная работа о значении духовной личности для культуры, о значении христианства для истории, развития и возрождения культуры. Великолепная работа, которая не утратила своей свежести и сегодня, — о первохристианстве. Она показывает: когда христианство вошло в мир, вошла новая сила, но не экономическая, не политическая, не социальная, а сила Духа! И Булгаков справедливо утверждает, что в сфере духовной культуры изменения происходят внутри, и они часто подчиняют себе окружающий мир. Они меняют облик человечества, вокруг них происходят все главные бои.

В работе «Aпокалиптика и социализм» Булгаков показывает, что наука не знает концепции светлого будущего. Не знает. Наука не может утверждать достоверно, что общество и мир развиваются в положительную сторону. Более того, исторический опыт показывает, что человечество без конца вращалось по кругу: от демократии — к тирании, от тирании — к олигархии, потом опять к деспотии, потом опять — к демократии. Не было поступательного развития общества от менее справедливого порядка к более справедливому. Тот, кто думает так (кстати, нас так и учили в детстве, в школах), нисколько не считается с реальными историческими фактами.