Проблема субстанции в философии

89

 

        Родителей или, скорее, будущих  родителей, согласимся, в какой-то  степени еще можно воспитывать.  А как быть с производителями? Заставлять их вызубривать наизусть соответствующие инструкции, составленные учеными мужами? Но тогда причем же тут воспитание?

 

       Однако  текст маргиналии точен и неоспорим.  В последующем изложении действительно  говорится о родителях, сознательность которых необходимо поднимать до восприятия возложенного на них наукой долга - дать жизнь здоровому и красивому ребенку.

 

         Вернувшись к латинскому тексту, который предваряет маргиналия, мы неожиданно заметим, что  на одной и той же странице издания Н. Боббио (с. 132) упоминаются и родители (genitores), и производители (generatores), а позже сказано: "производительницы и производители (generatrices et generatores) подбираются... согласно правилам философии" (с. 134).

 

        Здесь есть чем озадачиться. Если верить авторитетному лексикону, то первое значение слова generator - "производитель (у животных)"22; вместе с тем чуть ниже generatrix - "родительница"23. Было бы нелепо предположить, что в подбираемых согласно правилам философии парах мужчины воспринимались как "производители" (в животноводческом смысле), а женщины куда более уважительно - как "родительницы". Из контекста видно: независимо от пола лица предназначенные для деторождения звались одинаково: либо "производители и производительницы", либо "родители".

 

       А  отсюда следует, что и для  создателя "Города Солнца", и для его переводчика на  латинский язык оба этих слова  звучали как синонимы; первое  же из них не несло в себе  никакого негативного оттенка,  поскольку к деторождению солярии относились как к религиозному делу. И в силу этого главного установления автор маргиналии прав: родители нуждались в воспитании. Сама суть государственного устройства соляриев, их "философский образ жизни", основывалась не просто на гражданском согласии, но и на высочайшей сознательности и самодисциплине. Власть общины никогда не была тиранией, избранные магистраты свято блюли закон.

 

         "На деторождение они смотрят  как на религиозное дело, - читаем  в переводе с латинского, - направленное ко благу государства, а не отдельных лиц, причем необходимо подчиняться властям. И то, что мы считаем для человека естественным иметь собственную жену, дом и детей, дабы знать и воспитывать свое потомство, это они отвергают, говоря, что деторождение служит для сохранения рода, как говорит св. Фома, а не отдельной личности. Итак, производство потомства имеет в виду интересы государства, а интересы частных лиц - лишь постольку, поскольку они являются частями государства; и так как частные лица по большей части и дурно производят потомство и дурно его воспитывают, на гибель государства, то священная обязанность наблюдения за этим, как за первой основой государственного благосостояния, вверяется заботам должностных лиц, и ручаться за надежность этого может только община..."24.

 

       Приведенный  выше текст не встречается  ни в одном из дошедших до  нас списков итальянского оригинала.  В свое время мы высказали  предположение, что в распоряжении  Адами находился не выверенный  автором список, весьма невысокого качества, который мы условно назвали "Товиевым". В пространной цитате нас смущают, к примеру, слова о том, что человеку естественно иметь собственную жену и дом, дабы знать своих детей. Приписывать соляриям, будто они не знали своих чад, - это плод избитых античных реминисценций и свидетельство неглубокого знакомства с переводимым текстом.

 

 

        Плохое состояние "Товиева  списка" подтверждает и весьма  курьезный факт. Повествование о  деторождении и подборе родителей  вдруг прерывается вопросом, который не имеет отношения ни к предыдущему, ни последующему изложению. "Скажи, пожалуйста, - спрашивает один из собеседников, - а не бывает ли в их среде зависти или досады у тех, кого не выбрали в начальники или на какую-нибудь другую должность, которой они добивались?" На полях появляется маргиналия, будто бы говорящая о содержании рассказа. Она гласит: "Об искоренении зависти и честолюбия". Но отнести ее можно лишь к заданному вопросу, поскольку и дальше продолжается рассказ о деторождении.

 

        Заглянув в подлинник, мы, к вящему своему удивлению, обнаруживаем, что никакого разрыва в повествовании нет, что речь идет не о честолюбцах, домогающихся должностей, а о ревности и горе тех, кого не назначили для приумножения потомства, и тех, кто тщетно домогался красивых женщин!

 

        "Нет ли среди них ревности  или горя у того, - читаем в  итальянском подлиннике, - кого не  сделали родителем, или у того, кто испытывает страстное желание?" Другой собеседник объясняет,  что ничего подобного у них  нет, поскольку все солярии имеют возможность и удовлетворить потребность, и получить удовольствие, а на деторождение они смотрят, как на святое дело, направленное к общему благу 25.

 

     Чтобы уяснить  более точно, как представлял  себе Кампанелла непререкаемую  и решающую роль науки в "улучшении человеческой природы", нельзя целиком полагаться ни на латинский перевод "Города Солнца", изобилующий огрехами, ни тем паче - на сделанные с него переводы. Необходимо основываться на итальянском подлиннике, учитывая все разночтения, выявленные текстологами в дошедших до нас списках.

 

         В начале статьи, словно подпевая  литераторам, которые вдруг взялись  изобличать утопистов, хотя сами  метили в иные цели, мы тоже  нагнетали обстановку, упоминая  о женщинах, которых чуть ли  не насильно по приказу ученых мужей отправляли к предназначенным им "производителям", и горе несчастным, если они не смогли забеременеть - над ними нависала угроза "обобществления".

 

         Изучение итальянского подлинника  показывает, что мужчины и женщины

сызмальства воспитывались так, что верили в могущество науки и ее творцов26.

Они не только работали с  радостью, но и жили радостно, ощущая свою сопричастность всем деяниям и  надеждам государства, созданного ради общего блага. Кампанелла прекрасно  понимал, что его "евгенические" устремления имеют шанс осуществиться лишь в том случае, когда сами люди проникнутся ими по собственной воле и в результате соответствующего воспитания. Но здесь-то и таились наиболее тяжкие, едва ли преодолимые для него затруднения, поскольку он был убежден, что начертанному им "новому закону", сводящему на нет отрицательные стороны человеческой натуры и открывающему невиданный простор для развития ее наилучших задатков, принадлежит грядущее: постепенно весь мир станет жить по обычаям Города Солнца.

 

 

        Замечательный биолог Н.К. Кольцов  писал однажды: "Современный человек  не откажется от самой драгоценной  свободы - права выбирать супруга  по своему собственному выбору, и даже там, где существовала  крепостная зависимость человека  от человека, эта свобода была возвращена рабам ранее отмены всех других нарушений личной свободы..." И далее Н.К. Кольцов счел нужным подчеркнуть, что "из этого основного отличия развития человеческой расы от разведения домашних животных и вытекают все остальные отличия евгеники от зоотехники"27.

 

       Прежние  наши выписки из третьего раздела  трактата "О наилучшем государтве" неожиданно пригодились, открыв  возможность нового ракурса в  исследовании. При всей краткости  в них сохранились не только  канва рассуждений, имена авторов, которыми подкреплялись собственные доводы Калабрийца, или тех, коих надлежало яростно изничтожать. Давно многими историками было замечено, что Кампанелла постоянно повторялся, нередко целые куски из написанных ранее книг включал в подготовляемые к изданию тексты. Чего-чего, а повторов он никогда не боялся.

 

        И вот в старых выписках  замелькали давно известные имена,  темы, цитаты из Священного писания,  комментарии к ним, исторические  события, мифологические образы, еретики и их гонители и т.д., и т.п. Все это в разнообразных сочетаниях неоднократно попадалось нам на глаза значительно позже первоначального знакомства с подлинником третьего раздела интересующего нас трактата.

 

       Лет  за десять до начала перестройки,  когда через Дом ученых можно было ежегодно по валютному лимиту выписывать из-за границы нужные издания, нам удалось собрать значительное число никогда прежде не публиковавшихся книг Кампанелловой "Теологии". Читая их, мы постоянно встречали многое из того, что прежде привлекало наше внимание в его работе "О наилучшем государстве".

 

      Романо  Америо, один из виднейших в  Италии знатоков творчества Кампанеллы  католического направления, добившийся  признания не столько своими  исследованиями, нередко вызывающими  у многих специалистов чувство неудовлетворенности из-за их явной пристрастности, сколько как публикатор и переводчик неизданного (почти четыре века!) наследия великого Калабрийца, долгие десятилетия провел над тысячами рукописных страниц. В итоге появилась книга "Теологическая система Томмазо Кампанеллы", обобщившая результаты многолетнего изучения как опубликованных, так и неизданных его творений 28.

 

       Здесь  мы лишь коснемся малой части  рассмотренных в этой книге  вопросов, дабы выяснить, как аргументация  в богословских сочинениях Калабрийца, приводимая в суждениях о браке, взаимоотношениях между полами и деторождении, повторяет или отвергает идеи, высказанные в "Городе Солнца" и трактате "О наилучшем государстве". И поразительный факт - главный тезис прежней книги Романо Америо 29 об "искреннем и полном обращении" Кампанеллы хотя и повторяется, но подтверждения тут не находит.

 

        Поэтому Америо вынужден констатировать, что никакой строгой системы  богословских взглядов по интересующей  нас проблематике у Кампанеллы обнаружить не удается. Более того, он по-прежнему, прибегая к помощи излюбленных им вариаций, малозначительных по существу, продолжает держаться линии защиты идей "Города Солнца", развернутых в трактате "О наилучшем государстве".

 

         Здесь не место разбирать вопрос о том, оказал ли "Город Солнца" и в какой степени хотя бы опосредованное влияние на знаменитые антиутопии XX в. - роман "Мы" Е.И. Замятина, "Прекрасный новый мир" О. Хаксли и "1984 год" Дж. Оруэлла. Так или иначе, но даже самые отталкивающие для современного читателя черты, вроде "научно организованного" воспроизведения потомства, не идут ни в какое сравнение с нынешним обесчеловечением нашей планеты, когда у нас на глазах безнаказанно попирается право на жизнь и крепнут глобально-тиранические поползновения "единственной супердержавы". По одну сторону - неисправимый мечтатель, один из последних сынов Возрождения, по другую - безумные технократы, опьяненные ощущением собственной силы.

 

 

         Двадцать лет назад, при подготовке к изданию книги о "Городе Солнца", нас искренне радовало то, что весь проект своего идеального государства Кампанелла сочинил как гимн науке, ее беспредельным возможностям, разумному мироустроению, вере в гигантские потенции человека, освобожденного от эксплуатации и жажды наживы, столь унижающих его природу. Ныне нам режут слух голоса тех, кто в призывах к строю общности, равенства и справедливости видят либо мираж, либо злонамеренный обман. В мире, где все громче и навязчивее звучит лозунг "Каждый за себя!", развращающий людей и подрывающий основы социально ориентированного бытия, мы, видимо, можем разучиться ценить идею общности, чувство общинности, или, как говорили встарь, чувство общественности.

 

       Нельзя  пренебрегать принципом историзма,  когда в угоду политике, полностью отвергающей опыт нашего недавнего прошлого, используют жупел Кампанеллы как образец коммунистического тоталитаризма, всецело подавляющего граждан. Его "евгенические установки" проистекали не из тотального обобществления, а из стремления устроить все "по науке".

 

       Для  современного человека идеал  Кампанеллы может служить предостережением: всевластие науки весьма опасно. Мы не считаем, что наиболее  шокирующие читателя черты Города  Солнца происходят от тиранической  сути строя общности. На вопрос, вынесенный в заголовок статьи, теперь мы бы ответили: всевластие науки - не идеал общественного устройства. Исследования, грозящие существованию человечества, вроде некоторых направлений генной инженерии, в том числе и клонирование людей, должны быть поставлены под надежный контроль гражданского общества.

 

         Если бы спросили, кто в наших  глазах скорее олицетворяет подлинно  человеческие качества: высоколобый  американец, прозванный "отцом водородной  бомбы", или босоногий, а возможно и безграмотный, индус, с осторожностью ступающий по тропинке, дабы ненароком не раздавить пересекающих его путь муравьев, мы бы предпочли босоногого индуса.