Проблема субстанции в философии

Проблема субстанции в философии

Теория Гоббса оказала большое воздействие  на развитие политико-юридической мысли  и его времени, и более поздних  периодов. Можно сказать, что концепции  государства и права XVII-XVIII вв. складывались в значительной степени под знаком проблем, поднятых Гоббсом.  
 
ГОТФРИД ВИЛЬГЕЛЬМ ЛЕЙБНИЦ (философский взгляды характерные плюрализму)  
Лейбниц- философ XVII в.,   давшего миру как великих основателей механико-математического знания, так и созидателей метафизических систем. Лейбница причисляют и к первым, и ко вторым, т. е.к философам. Он- математик и физик, правовед и историограф, археолог и лингвист, экономист и политик.  
Готфрид Вильгельм Лейбниц родился 21 июня (1 июля) 1646 года. В 1661 году после нескольких лет самообразования он поступил на юридический факультет Лейпцигского университета. Потом служил при дворе майнцского курфюрста. В 1672 году был послан в Париж, где провел 4 года и где ему удалось лично завязать контакты со многими видными учеными и философами. Затем с 1676 года и до конца жизни Лейбниц в течение сорока лет находился на службе при Браун-Люнебургском герцогском дворе. Но в его жизни было и немало безрадостного. Окруженный недоверием, презрением и недоброй славой полуатеиста, великий философ и ученый доживал последние  
годы, оказываясь иногда без жалования и терпя крайнюю нужду. Для англичан он был ненавистен как противник Ньютона в спорах о научном приоритете, для немцев он был чужд и опасен как человек, перетолковывающий все общепринятое по-своему. Горьким был и личный итог жизни и деятельности Лейбница: непонятый и презираемый, притесняемый и гонимый невежественной придворной кликой, он пережил крушение лучших своих надежд. Пренебрежение и вражда власть имущих и церковников к великому мыслителю преследовали его и после смерти.  
Ныне всеми признано, что Лейбницу были свойственны исключительно широкий кругозор и диапазон деятельности, одновременное усмотрение разнообразных связей разбираемых им проблем и целеустремленное исследование внутреннего их существа. Лейбниц обладал поразительной сжатостью и точностью стиля, творческой энергией и умением подметить самые различные следствия, вытекающие из выдвинутых им положений.  
Главными изложениями философии Лейбница по праву считаются две книги: "Новые опыты о человеческом разуме" и "Теодицея". В первой работе Лейбниц дает не очень систематическое, но весьма содержательное изложение собственных взглядов по многим вопросам теории познания. Вторая книга снабжена подзаголовком "Рассуждение о благости божией, свободе человеческой и начале зла". Свобода и необходимость в мышлении и поведении разумных существ, границы приложения их воли и диалектика добра и зла - вот те вопросы, которые Лейбниц рассмотрел в "Теодицее". Резюмирующий характер присущ также его поздним сочинениям: "Критика основоположений отца Мальбранша" (1711) и "Монадология" (1714). Переписка Лейбница чрезвычайно обширна: он оставил после себя более 15300 писем к тысяче адресатов на французском, немецком и латинском языках.  
Учение Лейбница многопланово, и верно оценить его можно, только проследив его аспекты по отдельности. Один из них взаимодействие категорий  
Историко-философские предпосылки его философии - это прежде всего те противоречия и трудности, которые обнаружились в двух других великих системах века - Декарта и Спинозы. Этим двум картинам мира Лейбниц противопоставил свою.  
Лейбниц видел, что Спинозе не удалось преодолеть дуализм Декарта: раскол мира на две субстанции - телесно-протяженную и мысляще-духовную - сменился его раздвоением на классы модусов двух атрибутов - протяжения и мышления. А в то же время спинозовский субстанциональный монизм не оставлял места реальному многообразию модусов: да, они многообразны, но источник этого - в непонятном произволе или капризе самовыражения атрибутов. Подобное произошло у Спинозы и с понятием свободы: мудрая формула свободы как познанной необходимости оказалась стиснутой железными рамками субстанции.  
Значит, задача состояла в том, чтобы бесконечное многообразие действительности объяснить из содержания самой ее субстанциональной основы - единой, но в то же время многоразличной. Многообразие мира - не иллюзия, а реальное проявление структуры самой ее сущности. Сущность не только выражает себя в множестве явлений, но разнообразна внутри собственного единства.

Лейбниц стремится заменить разрыв мира на две субстанции разграничением его сущности и явления, что, с одной стороны, не повреждало бы живую ткань глубинного единства мира и, с другой - объясняло бы, каким образом плюрализм явлений вырастает из монизма сущностей. Проблема соотношения унаследована от Лейбница Кантом и через него немецким идеализмом первой трети XIX в., а решение ее Лейбницем, состоявшее в том, что сам сущностный мир множествен, оставаясь в то же время единым и потому образуя бесконечную систему, по своему диалектическому глубокомыслию превосходило многие решения, выдвинутые впоследствии. Оно позволило несколько иначе подойти и к проблеме свободы.

Декартова картина мира также вызывала у Лейбница неудовлетворенность. Если Лейбниц был согласен с Декартом, что мир не содержит в себе "перерывов" в виде Ньютоновой пустоты, то он не мог принять взаиморазобщенность материи и духа, свойственную физике и метафизике Декарта: там, где, по Декарту, господствует телесная субстанция, налицо пассивные протяжения и нет места для внутренней, а тем более для духовной активности; там же, где Декарт постулировал мыслящую субстанцию, дух оказывается в самоизоляции и в нем нет ступеней развития от бессознательного ко все более сознательному.

Итак, в философской  картине мира должны найти себе подобающее место не только пространственные протяжения, но и силы, пронизывающие ткань Вселенной в физической картине мира. Роль, отводимая силам Ньютоном, недостаточна, и она нуждается в философском обосновании и развитии. Декарт не дал его вообще, а Спиноза обосновал нечто противоположное - не активность модусов, а их пассивную зависимость от неизменной субстанции.

В противоположность  Декарту и Спинозе Лейбниц  определяет место сил не в явлениях мира, а в самой его сущности. Они заполняют ее всю, они и есть сама сущность. В явлениях силы обнаруживают свои действия, но здесь видимы не сами силы, а последствия их активности; в области сущностей эта активность кипит беспрестанно, но она невидима, так как "прикрыта" чувственными явлениями. Поскольку силы не чувственны, то они - и здесь Лейбниц заключает ошибочно - не материальны. Но в то же время они бессознательны, то есть еще не обладают сознанием. Так они соединяют в себе то, что было разъединено Декартом,- духовность и бессознательность.

Но еще более важно  то, что Лейбницем восстанавливается  единство мира и притом сразу как  бы в стороны, в отношении сущности, а с другой стороны, в соотношении  сфер сущностей и явлений.

В итоге вырисовывается такая картина мира: сущности просты, то есть неделимы, а значит, непротяженны; явления сложны, делимы, протяженны. Сущности - это энергия как сублимация духа и дух как источник и высшее развитие энергии; явления - это чувственные обнаружения духовной энергии и то, что в чувствительности выступает под именем материальных, геометрических, кинематических и физико-динамических характеристик. Всякий дух есть сила, а всякая сила есть субстанция. Поэтому, сколько сил, столько существует и субстанций.

В этой философии мир  оказывается именно системой субстанций-сил, ибо единство и неисчерпаемое многообразие сущностей и явлений может обрести свой синтез только в понятиях всепронизывающей организованности, упорядоченной структурности. Сил-субстанций как центров сосредоточения колоссальных энергий бесконечно много, ибо ограниченность их количества, а тем более единственность не могли бы обеспечить безграничной неисчерпаемости явлений. Абсолютная противоположность субстанций-сил друг другу разрушила бы единство мира. Выход из положения в том, чтобы найти такую характеристику и структуру отношений между субстанциями, которые объясняли бы поразительную взаимосогласованность и упорядоченность их действий.

 БАРУХ СПИНОЗА ( философский взгляды характерные монизму ).  
Барух Спиноза (известное написание его имени Бенедикт – латинизированная версия его подлинного имени) является одним из наиболее ярких мыслителей школы рационализма. Он жил с 1632 по 1677 год, во времена расцвета рационалистической философии. Хотя его наследие не так богато, как, например, наследие Рене Декарта, но немногие его работы отличаются великолепной продуманностью и четкой структуризацией. Последовательный сторонник применения разума и логики во всех отраслях человеческой мысли, он сумел использовать доказательственный подход, применяемый обычно в математическом изложении даже в своих философских работах. Рассматривая философские произведения Спинозы, невозможно игнорировать условия в которых развивался его научный талант, как и те условия, в которых ему приходилось работать. Он родился в Амстердаме в семье евреев, бежавших из Португалии от религиозных преследований. В большой еврейской общине, сложившейся к тому времени в Нидерландах царила атмосфера религиозного фанатизма и нетерпимости. Первоначальное образование он получил в семиклассном еврейском училище, где преподавалось еврейское богословие и древнееврейский язык. Первоначально он подавал большие надежды, и его родители надеялись, что он станет новым светилом в иудаистской религии. Однако пытливая натура молодого Баруха не находила удовлетворения в сухом догматизме Талмуда. Он начал изучать математику и медицину, все более и более удаляясь от общины. Кульминацией этого постепенного разрыва стало его отлучение от религии произошедшее в 1656 году. Примерно в это время он написал свою первую работу «Краткий трактат о боге, человеке и его счастье». (1658-1660гг.). Дальнейшая судьба Спинозы также была нелегкой, он много работал, но очень мало печатался. Практически все свои идеи ему приходилось распространять путем переписки и личного общения. Под его именем и при его жизни вообще вышла всего одна работа, «Основы философии Декарта, доказанные геометрическим способом»(1661-1662 гг.). Второй его книгой, которая тоже вышла при его жизни, хотя и анонимно, был «Богословско-политический трактат» (1670г.) Эта книга вызвала такую бурю эмоций, что воспрепятствовала публикации намного более нейтральной «Этики», которая была окончена в 1675 году. Эта книга, содержащая квинтэссенцию философских представлений Спинозы, увидела свет только после его смерти, в «Посмертном издании», осуществленном его друзьями в 1677 году. Но судьба его работ по прежнему была трагичной. Всего через несколько месяцев спустя публикация была запрещена и не переиздавалась до 19 века.  
В его философской системе незаметно резких скачков, он достаточно последователен в своих убеждениях. Достаточно сравнить «Краткий трактат о природе Бога, Человека и его счастья» и «Этику», чтобы увидеть, что в этих двух книгах, несмотря на разделяющие их более чем 15 лет, основные идеи Спинозы принципиально не изменились, хотя и пробрели большую выверенность и структурированность. Характерной особенностью метода Спинозы являлось его стремление к четкой формализации рассуждений и доказательств. Он стремился сделать философию такой же точной наукой, как была в его время геометрия. Не случайно, что в названиях его книг так или иначе часто присутствуют слова «геометрический способ доказательства». Это касается как «Основ философии Декарта, доказанные геометрическим способом», так и «Этики» (Полное название начинается со слов «Этика, доказанная в геометрическом порядке…»).  
Философская система Спинозы наиболее близка к системе Декарта. Он разделял как рационалистический метод Декарта, так и его физические представления. Не случайно, что одна из 6 крупных работ Спинозы посвящена доказательству идей Декарта. Однако, в отличие от Декарта, который основное внимание уделял методу, Спиноза интересовался больше применением этого метода для получения знаний об окружающем мире и рассуждениям по поводу этого мира. Значительное влияние на Спинозу оказали также идеи Джордано Бруно, особенно его пантеистические рассуждения. Также значительное влияние на него оказали такие разные мыслители как Томас Гобс, видный представитель материализма того времени, и Маймонид, еврейский философ и богослов 12 века, склонявшийся к пантеизму.  
 
ИММАНУИЛ КАНТ ( философский взгляды характерные дуализму ).  
Немецкого философа Иммануила Канта принято называть "основоположником немецкой классической философии". Действительно, почти все виды классического и современного философствования так или иначе восходят к творчеству этого мыслителя. Его труды положили начало знаменательной традиции в европейском духовном развитии. Суть ее состоит в том, что каждый дальнейший шаг вперед рассматривается как переосмысление накопленного теоретического богатства, которое бережно хранится, но не превращается в фетиш. Канта сравнивают с Сократом, ибо философия его человечна. Древнегреческий ученый впервые в истории философии отвлекся от космоса и занялся изучением человеческой природы. Для Канта проблема человека стоит на первом месте. Он не забывает о вселенной, но главная тема для него - человек. Он размышлял о законах бытия и сознания только с одной целью: чтобы человек стал человечнее. Идеи Канта подверглись трансформации, но продолжают жить. Особенно актуально они звучат на данном этапе развития человеческого общества - в период гуманизации всех отраслей знания, в том числе и философии.

  Тема настоящего  сборника - лишь малая толика одного  из тех "вечных вопросов", над которыми издавна бьются поколения исследователей, и как бы ни были значительны отдельные их успехи, проблема "Культура и власть" остается и останется неисчерпаемой, пока существует человечество. Речь идет не о многоликости ответов на один и тот же вопрос или об изменении позиций какого-нибудь известного автора: закоренелая приверженность собственным заблуждениям отнюдь не достоинство, а о том, как с началом перестройки, когда еще было боязно в открытую нападать на коммунизм, утописты далекого прошлого стали желанно безопасной мишенью.

        В советское время негласно  заимствованное у К. Каутского  представление о "предшественниках  новейшего социализма" или "предшественниках  научного социализма", с одной  стороны, содействовало исследованию  и особенно изданию многих социальных утопий и произведений социалистов-утопистов, а с другой - вносило такую теоретическую путаницу, что сам предмет изучения терял четкие очертания. Тем паче что Каутский как автор такой схемы постепенно забывался: многие студенты, да и сами преподаватели были убеждены, что историческая часть курса "Основы научного коммунизма" была построена на положениях, выдвинутых Марксом и Энгельсом 1.

         Оставим на совести историков,  политологов и литераторов их  склонность винить утопистов давно минувших столетий во многих бедах XX в. В. Тендряков, к примеру, в одной из последних повестей так живописал кошмары осуществленного Города Солнца, что и самому Кампанелле стало невмоготу жить. Не будем повторять, что для нас абсолютно неприемлема мысль, будто именно Томас Мор придумал ГУЛАГ. Этому историографическому казусу мы специально посвятили пространную статью 2.

      Много  лет подряд гражданам нашей  страны настойчиво внушают: социализм  - синоним утопии. Еще хуже, когда  студентам-историкам пытаются привить антиисторическое сознание. Социалистические учения и движения - важнейшие реальности Х1Х-ХХ вв. Немыслимо представить себе нынешнюю Европу с ее успехами "социально ориентированной экономики", не будь двух столетий борьбы рабочих за свои попираемые капиталом права.

       Пытаться "дискредитировать" социализм,  необъективно или превратно толкуя  отдельные стороны социальных  утопий, написанных за два-три  века до его возникновения, - затея  неблагодарная и достаточно сомнительная. Тем более если это совершается огулом и без должного знания материала. Странно, к примеру, читать, будто коммунистический идеал ХУ1-ХУШ вв. предполагает - исключение делается лишь для Мора - только общественное воспитание. Вспомним Джерарда Уинстэнли, одного из самых видных утопистов, страстного защитника строя общности: "Отец обязан заботиться о своих детях до тех пор, пока они не вырастут умными и сильными, а затем как наставник он должен научить их читать и помогать им в изучении языков, искусств и наук и подготовить их к работе, или приучить их к какому-нибудь ремеслу, или отдать их в обучение" (с. 258) в соответствующие школы где бы всячески поощрялся дух изобретательства (с. 321)3.

       Тезис  о "казарменности" всего  жизненного уклада, защищаемого  утопистами, совершенно опровергается тем же Уинстэнли: "Каждая семья будет жить отдельно, как и теперь. Каждый мужчина будет иметь свою жену, и каждая женщина - своего мужа, как и теперь. Всякое дело будет доведено до состояния большего совершенства, чем теперь. Все дети будут образованны и воспитаны в большем подчинении родителям и старшим, чем теперь. Земля будет возделана, и собранные плоды будут доставляться на склады общими усилиями каждой семьи: богатства складов будут общими запасами для каждой семьи. В стране не будет ни тунеядцев, ни нищих" (с. 206).

       Унизительное  положение женщины в результате  целенаправленной политики "казарменного  государства"? В "Законах о  браке" у Дж. Уинстэнли читаем: "Каждый мужчина и женщина  будут располагать полной свободой  вступить в брак" по любви, что же касается приданого, то общественные склады для них открыты. "Если мужчина будет возлежать с девушкой и породит ребенка, он должен жениться на ней" (с. 356-357). Мужчина, учинивший насилие, будет предан смерти, потерпевшая же не останется без защиты. Показателен вывод Уинстэнли: насилие "есть кража женской личной свободы".

      Здесь  мы не имеем возможности привести  страстные слова возмущения из  другой его книжечки, направленной  против сектантов, которые, проповедуя  обобществление всего и всех, не признавали брака, не желали трудиться и отличались крайним распутством.

       После  знакомства с бесспорным декларированием  со стороны Уинстэнли полной  свободы вступать в супружество  по любви особенно непросто  возвращаться к Кампанелле.

        Разумеется, нет ничего легче,  чем напугать современных читателей,  а еще сильнее — читательниц,  самостоятельных и добропорядочных,  кошмарной картиной, которая может  привидеться, казалось бы, лишь  в диковинном сне: женщину чуть  ли не силком волокут, по крайней мере не спрашивая ее согласия, в специальную опочивальню, где по предписанию ученых мужей в урочный час она обязана отдаться назначенному ей "производителю" - она может его почти не знать, он может быть ей неприятен. Она обязана стараться, чтобы запланированное "хорошее зачатие" свершилось в нужный срок. В противном случае ее ждет незавидная доля: если и другие "производители" ей не помогут, ее признают неспособной к деторождению и "обобществят"4.

      Ну и  гнусный же тип этот "казарменный коммунист" Кампанелла, сочинивший свою "грубоуравнительную утопию" на заре XVII столетия! Надо же было такое придумать, чтобы и заботу о здоровом потомстве облечь в столь дикие формы! Здесь действительно широчайшее поприще для торопливых и предвзятых популяризаторов, коим недосуг ознакомиться даже с работами собственных соотечественников.