Познание мира и творчество как особый вид освоения мира

• Управление предметной деятельностью человека корректируется только с помощью  органов чувств.

• Установление истинности знания, т.е. его соответствия реальности, требует выхода за пределы  сознания и контакта с самой реальностью  и, следовательно, не может быть осуществлено внутри мышления, такого контакта не имеющего.

У рационализма, однако, свои резоны.

• Только разум способен обобщать получаемую органами чувств информацию, отделять в ней существенное от несущественного, закономерное от случайного. Только мышление имеет возможность преодолевать ограниченность чувственного опыта и устанавливать знание всеобщее и необходимое.

• Восприятия одного и того же предмета в разное время и разными лицами не совпадают; чувственные впечатления отличаются хаотическим многообразием, они  часто не согласуются между собой  и даже противоречивы. Только разум  способен внести в этот хаос порядок, найти в разнообразии восприятий общие основания и системное  единство.

• Чувства  нас нередко обманывают: нам кажется, что Солнце движется вокруг Земли, хотя разумом мы понимаем, что все обстоит  с точностью до наоборот.

• Хотя разум и имеет своим источником ощущения и восприятия, он и только он способен выходить за их пределы  и получать знания о таких объектах, которые в принципе недоступны нашим  органам чувств (элементарные частицы, гены, скорость света и пр.).

• Только разум обладает креативной способностью, т.е. возможностью идеально конструировать разные предметы (средства труда, транспорта, связи и т.п.), которые, будучи материализованными, составляют основу человеческой жизнедеятельности.

• Критерием  истинности знания вполне может служить  его логическая непротиворечивость, т.е. следование правилам логического  вывода при условии верного выбора исходных аксиом, устанавливаемых интеллектуальной интуицией.

Как видим, аргументы обеих сторон достаточно весомы. У каждой из них есть, что  называется, «своя правда». Однако при  такой постановке вопроса — либо чувства, либо разум — исходная проблема абсолютно достоверной основы познания выглядит совершенно неразрешимой. Поэтому  не могли не появиться концепции, объявившие апологию или чувств, или  разума односторонним подходом к  проблеме. В частности, И. Кант посчитал процесс познания «синтезом чувственности  и рассудка». Марксистская философия  чуть позже увидела во взаимосвязи  чувств и разума диалектическое единство противоположностей. Возникающее противоречие между чувственной и рациональной ступенями познания разрешается  их синтезом в акте предметно-практической деятельности человека. Концепция неразрывной  взаимосвязи чувственно-рациональных форм освоения действительности с предметной деятельностью человека стала безусловным  достижением марксистской гносеологии. (Эта взаимосвязь подробно проанализирована в предыдущей главе настоящего учебника.) Однако включенная в нее идея «ступенчатого» движения познания «от живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике» оказалась гораздо менее удачной.

По  современным представлениям чувственные  и рациональные формы познания нельзя рассматривать как последовательные этапы (ступени) познавательного процесса. Такое утверждение опирается  на два основания.

1. Одно из них заключается в том, что у развитого человека нет чистого, беспредпосылочного «живого созерцания», в котором якобы веши воспринимаются такими, какие они есть «на самом деле». Наше восприятие изначально нагружено смыслами, заботливо подготовленными мышлением (причем не индивида, а общества, всех поколений людей). Ни о чем не думая и просто смотря, допустим, на стол, мы все равно будем «видеть» не какой-то твердый, тяжелый и как-то оформленный предмет, а именно «стол», т.е. предмет человеческой культуры, предполагающий совершенно определенный способ его использования. Даже если воспринимаемый предмет нам ни разу в жизни не попадался, мы все равно будем пытаться уловить в нем сходство с уже знакомыми предметами, отнести его к какой-то определенной категории.

В таком  восприятии даже чисто физические характеристики предметов могут искажаться. Попросите  в любой аудитории припомнить диаметр монеты достоинством в одну копейку. Цифры будут называться, конечно, разные, но они всегда будут  меньше реальной (16 мм), и никогда — больше. Но почему же непременно меньше? Да именно потому, что «копейка» — исчезающе малая величина в современной российской действительности. Сей факт и деформирует наше восприятие обычного материального объекта.

Таким образом, «чистого» созерцания у  человека не получается. Оно безнадежно «испорчено» социальностью, т.е. выработанными в детстве установками, что и как надо видеть, а также понятиями, ценностями, эмоциями и прочими «смыслами», освободиться от которых человек не сможет, даже если сильно захочет.

2. Следующее основание отказа от рассмотрения чувств и разума как ступеней познания состоит в том, что абстрактные понятия редко возникают путем индуктивного обобщения свойств предметов, зафиксированных ощущениями. Наоборот, ощущения как бы «отбирают» из бесконечного разнообразия предстающих перед ними свойств предметов природы только те, которые как бы намечены заранее составленным планом. То есть понятийные схемы рассечения и обобщения реальности уже встроены в формы чувственного познания. Таким образом, человеческое познание оказывается изначально структурированным.

Есть  сильное подозрение, что структуры  эти даны человеку от рождения. Но суть их, разумеется, не биологическая, а  социобиологическая они формируются  на основе специфически человеческой предметной деятельности и закрепляются эволюцией не только социально (в языке, обычае, науке и пр.), но и генетически. Как считает выдающийся австрийский биолог и философ Конрад Лоренц (1903-1989):

мы не учимся думать, мы выучиваем, вместе со словарем, символы вещей и отношений между ними, укладывая выученное в ранее сформировавшуюся несущую конструкцию, без которой мы не могли бы думать, попросту не были бы людьми.

В философии  идея изначальной структурированности  познания активно отстаивалась И. Кантом (в учении об априорных категориях рассудка), Г. Гегелем (в учении об абсолютной идее как объективном развертывании логической сущности мирового духа) и др.

Кроме того, с появлением в XX в. общей теории систем стал возможен принципиально  иной взгляд на соотношение чувственной  и рациональной составляющих процесса познания. Мышление — это системное  свойство, само возникновение которого радикально меняет все функции элементов  системы (восприятия, деятельности и  пр.), бывших ранее функционально  самостоятельными. И в этом новом  единстве элементы системы уже нельзя рассматривать так, будто они  совместно выполняют свои прежние  функции.

Если  мы скажем, что в акте познания человек  сначала вещь ощущает, воспринимает, а потом уже (на следующем этапе) осмысливает ее по результатам восприятия, мы совершим существенную ошибку. Хотя такое суждение и отвечает требованиям  здравого смысла, оно в принципе неверно. Ведь это примерно то же самое, что сказать: в акте приема пищи человек ведет себя сначала как животное, поскольку удовлетворяет чисто физиологические потребности, а потом как человек, поскольку обставляет это действие разными социальными условностями. Но ведь такое утверждение бессмысленно: удовлетворяя свои биологические потребности, человек в любом случае остается человеком (даже когда он ведет себя «хуже» животного). Качество «быть человеком» — системное, и потому не раскладывается на самостоятельные функции: быть отдельно животным и отдельно человеком одному и тому же индивиду нельзя! И в познании человеческом ситуация аналогична. Это единый синтетический процесс, все элементы которого (формы чувственного и рационального познания) включены в общее системное единство и существенно им преобразованы.

Так что, если чувства с разумом и  можно называть «ступенями» процесса познания, то только в единственном смысле: эволюционно-историческом. Ведь мышление и в самом деле исторически  более поздний продукт эволюции, нежели ощущения и восприятия.

Уровни познания

Кроме чувственных и рациональных форм познания, в его структуре можно  различить и несколько уровней: обыденно-практический и научный, эмпирический и теоретический.

Обыденное познание опирается на повседневный жизненный опыт человека. Оно характеризуется  относительной узостью, здравым  смыслом, «наивным реализмом», соединением  рациональных элементов с иррациональными, многозначностью языка. Оно по большей части «рецептурно», т.е. ориентировано на непосредственное практическое применение. Это больше «знание как...» (готовить, мастерить, использовать), чем «знание что...» (собой представляет тот или иной предмет).

Научное познание отличается от обыденно-практического  множеством свойств: проникновением в  сущность объекта познания, системностью, доказательностью, строгостью и однозначностью языка, фиксацией методов получения  знания и т.д.

Эмпирический  и теоретический уровни выделяются уже внутри собственно научного знания. Их отличают особенности процедуры  обобщения фактов, применяемые методы познания, направленность познавательных усилий на фиксацию фактов или создание общих объяснительных схем, интерпретирующих факты и др.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Истина как цель познания.

 

Истина рассматривает отношение  сознания к внешнему миру. В древнем  Китае пробовали подойти к  характеристике познания как процесса раскрытия причинности, выявления  сходства и различия явлений, разделения вещей по родам. Выдвигались правила проверки истинности знаний: «основание», под которым имелись в виду опыт и суждения древних мудрецов; «источник», т.е. факты, которые слышали и видели простолюдины; «применимость», т.е. практическую пользу.

Выделяются основные концепции  истины: соответствия (корреспонденции), когеренции и прагматичности.

Платон и Аристотель определяли истину как соответствие наших знаний действительности. Корреспондентская  концепция истины обнаруживает свою слабость ввиду того, что многие ситуации и процессы слишком сложны, текучи и не поддаются прямому  наблюдению для сопоставления утверждений  с действительностью, а полный перевод  теоретических положений на язык наблюдений часто невозможен.

Под когерентностью понимается взаимосоответствие высказываний (какое-то утверждение считается истинным, если оно получено по строгим логическим правилам из других предложений, ранее признанных истинными). Данную концепцию истины развивали Лейбниц, Спиноза, Нейрат и Гемпель. Уязвимость данной концепции истины выражается в том, что для невыводного, неформализованного знания (например, в гуманитарных науках, искусстве), «всюду, где имеют дело с ценностями, творчеством, мнениями и верованиями, различными интуитивными моментами..., имеет место... не рассудочно-логическая, а коммуникативно-конвенциональная рациональность, где доверие коллективному (договаривающемуся) субъекту становится условием возможности обоснованной интерпретации». Следовательно, в истине содержатся аксиологический и конвенциональный элементы.

Истина выражает не только результат  правильного, верного отражения  действительности в сознании человека, но и способ реализации его целей  на основе оценочного отношения к  объектам бытия, т.е. истина возможна в  ее неразрывной связи с практикой. В этом ключе истину исследовал марксизм, который использовал критерий практики для дальнейшего развития концепции  соответствия. А.А. Богданов рассматривал истину как форму организации  социального опыта. Связь истины с практикой свидетельствует  о наличии в истине прагматической составляющей. Человек «познает руками и головой на основе синтеза материального  действия и свободно развивающейся  мысли».

В деятельности знания могут оцениваться  как «полезные» и «бесполезные». В прагматизме (Ч. Пирс, У. Джеймс, Д. Дьюи) истина - продукт «опыта» человека, способ приспособления к жизни, инструмент в достижении успеха на основе согласия с конкретной действительностью. В таком подходе заложена опасность произвольно- субъективного истолкования полезности каких-то представлений. Позитивный же аспект в рассматриваемой концепции истины выражен в стремлении реадиетически наполнить истину практически значимым для человека содержанием.

Конечно, все три концепции истины (соответствия, когерентности и прагматичности) не отменяют, а дополняют друг друга, комбинируют элементы каждой из них. Не соприкасается с названными теистическая концепция, согласно которой истина - это Божье откровение.

В структуре знания выделяются два  слоя: зависящий от специфики биологической  и социальной организации человека, особенностей его нервной системы, мозга, способа переработки информации, языка; зависящий от объективной  реальности, отражаемой познанием. Эти  два слоя находятся в определенном отношении друг к другу. По мнению B.C. Соловьева, истина «является для  ума первоначально как субъективная идея, как мысль. Ум сталкивается с  фактами. Они противоречат мысли  и этим уже доказывают свою объективную  действительность и силу».

Будучи характеристикой человеческого  знания, истина существует в субъективной форме, а с точки зрения его  объективного содержания, истина не зависит  от субъекта, от человека и человечества. Это есть объективная истина. Субъективный момент в истине связан с объективной  составляющей истины. Истина характеризует  постигаемый объект, но с учетом возможностей субъекта. Мир открывается  нам, утверждали экзистенциалисты, с  определенных сторон, но человек сам  волен выбирать, каким способом и  чем можно познать этот мир. Таким  образом, понимание истины углубляется  в ее экзистенциальных, жизненных, а  не только познавательных смыслах. Важнейшими способами раскрытия истины, как  об этом писал Х.Г. Гадамер в своей работе «Истина и метод», являются искусство, философия и история.

В неклассической философии истина лишается объективного статуса и  мыслится как форма психического состояния личности (Кьеркегор), как  ценность (Риккерт), феномен метаязыка формализованных систем (Тарский), спекулятивный идеальный конструкт (Гартман), как феномен сугубо языкового ряда (логический позитивизм), как текст, рассматриваемый в качестве самодостаточной Реальности вне соотнесения с внеязыковой реальностью «означаемого» (постмодернизм). Между тем, «... отношение субъекта и объекта — это не отношение двух разных миров, а лишь двух полюсов в составе некоторого единства. Снятие противостояния субъективного и объективного как двух самостоятельных миров не означает снятия субъектно-объектных отношений». В этом смысле истина объективно-субъективна.