Место терминологии в философии науки

3. ИЗУЧЕНИЕ ФИЛОСОФСКОЙ ТОРМИНОЛОГИИ: ИСТОРИЯ ВОПРОСА

Теория термина была разработана  в трудах Г. О. Винокура, А. А. Реформатского, С. М. Брудина, А. С. Герда, Т. JI. Канделаки, А. В. Суперанской, Н. В. Подольской, С. Д. Шелова. Теоретическим вопросам русской терминологии посвящены монографии Д. С. Лотте, Л. А. Капанадзе, В. П. Даниленко; сборники «Исследования по русской терминологии», «Проблемы языка науки и техники. Логические, лингвистические и историко-научные аспекты терминологии», «Лингвистические проблемы научно-технической терминологии», «Терминология и норма», «Актуальные проблемы лексикологии», «Проблемы определения терминов в словарях разных типов», и др.

Вопрос о формировании философской  терминологии в русском языке  как целостная проблема не вскрывался, хотя отдельные его стороны затрагивались  и находили освещение в работах  В. В. Виноградова, В. В. Веселитского, А. М. Деборина, Ю. С. Сорокина, Л. Л. Кутиной, А. В. Чичерина, в коллективных монографиях «Лексические новообразования в русском языке XVIII века», «Очерки по исторической лексике русского языка XVIII века» и ряде других.

Изучению формирования отечественной  философской терминологии в историческом плане посвящены диссертации  Н. В. Леоновой «Формирование русской  философской терминологии во второй половине XVIII - начале XIX века» и Е. И. Лебедевой «Развитие русской  философской терминологии в первой половине XIX века», носящие лексикографический характер. Ими был выявлен состав лексических единиц, которые употреблялись  в качестве наименований основных философских  понятий, раскрыта сфера их употребления, изучен процесс терминологизации отдельных значений.

Наиболее глубоким исследованием  этого плана является фундаментальная  работа Ю. С. Сорокина «Развитие словарного состава русского литературного  языка в 30-90-е годы XIX века», основу которой составляет большой лексический материал, иллюстрирующий около 5000 слов. В работе подробно раскрыто состояние русского литературного языка в первой половине XIX века, установлены две основные тенденции семантического развития при терминологизации слов в этот период: семантическое сужение и расширение значения, ведущее к новым фразеологическим связям. Анализ же философской терминологии не был предметом специального изучения и не создает полной картины.

Значительный интерес представляют работы В. В. Веселитского «Развитие отвлеченной лексики в русском литературном языке первой трети XIX века», «Отвлеченная лексика в русском литературном языке XVIII - начала XIX вв.», особое внимание в которых уделяется собственно языковым условиям, в которых формируется тот или иной термин. Научную ценность работ В. В. Веселитского существенно снижает нарушение автором принципа историзма при исследовании материала, нечеткость обозначения временных границ языковых явлений.

Состояние философской лексики XIX века частично воссоздано в работе Л. А. Булаховского «Русский литературный язык первой половины XIX века», где философская терминология рассматривается в тесном контакте с жизнью общества, что дает возможность установить закономерности развития и стабилизации элементов философской терминологии, вскрыть характер семантических взаимодействий между собой и с общеязыковой лексикой.

Но все названные и другие работы, посвященные истории русского литературного языка, не являются специальными исследованиями русской философской  лексики периода становления  ее терминосистемы. Они различны по аспектам, темам исследования, широте охвата материала; анализированный круг слов, связанных с философскими понятиями, в этих работах сравнительно невелик.

По нашим наблюдениям, специальных  исследований, посвященных обстоятельному изучению процесса возрастания интереса к истории мировой философии, не проводилось. Исключением являются темы, связанные с осмыслением русской мыслью немецкой классической философии («Кант и философия в России», «Гегель и философия в России», «Русская философия начала XIX века и Шеллинг» 3. А. Каменского).

Рассмотрение же проблем языкового  контактирования в исследуемый нами период представлено в работах многих отечественных и зарубежных исследователей - Я. К. Грота, Д. С. Лоте, М. М. Маковского, Э. Хаугена, Н. М. Шанского, А. Д. Дуличенко, Ю. Т. Листровой-Правды. Наиболее полно в них представлены социально-хронологические аспекты исследования, вопросы об этимологической отнесенности иноязычных заимствований, их систематизация, тематические классификации и русско-славянское освоение. В работах Л. П. Крысина, А. А. Братиной, Н. Г. Комлева, Е. М. Верещагина, В. Г. Костомарова заимствованная лексика рассматривается как отражение культурных взаимодействий.

Подход, при котором язык рассматривается  как культурный код нации, а не просто орудие коммуникации и познания был заложен в Европе трудами  В. Гумбольдта, в Америке его фундаментальные  основы идут от Ф. Боаса, Э. Сепира, Б. Уорфа; в России огромное значение имели работы Д. К. Зеленина, Е.

Ф. Карского, Л. А. Шахматова, Л. А. Потебни, А. Н. Афанасьева, А. И. Соболевского. В последние два десятилетия это — работы Ю. С. Степанова, А. Д. Арутюновой, В. В. Воробьева и других.

Язык как «естественный» субстрат культуры, пронизывающий все его стороны, служащий инструментом ментального упорядочения мира и средством закрепления этнического мировидения рассматривается В. Н. Топоровым, В. В. Ивановым, Н. И. Толстым, Ю. А. Сорокиным, Н. В. Уфимцевой и др.

Проблему взаимоотношения языка, культуры и этноса пытались решить еще братья Гримм, идеи которых нашли  свое развитие в России в 60-70-х годах XIX века в трудах Ф. И. Буслаева, А. Н. Афанасьева, А. А. Потебни.

В начале XX века возникла австрийская  школа «Worter und Sachen» («Слова и вещи»), которая направила проблему «Язык и культура» по пути конкретного изучения составных элементов языка и культуры, продемонстрировав важность культурологического подхода, прежде всего в лексике и этимологии.

К сегодняшнему дню в решении  проблемы соотношения языка и  культуры наметилось несколько подходов. Первый подход разрабатывался в основном отечественными философами - С. А. Атановским, Г. А. Брутяном, Е. И. Кукушкиной, Э. С. Маркаряном. Суть этого подхода состоит в следующем: так как язык отражает действительность, культура же есть неотъемлемый компонент этой действительности, с которой сталкивается человек, то и язык — простое отражение культуры.

Вопрос об обратном воздействии  языка на культуру составляет сущность второго подхода к проблеме соотношения  языка и культуры. В. Гумбольдт, А. А. Потебня язык понимали как духовную силу. В рамках второго подхода исследовали эту проблему школа Э. Сепира и Б. Уорфа, различные школы неогумбольдтианцев, разработавшие так называемую гипотезу лингвистической относительности, в основе которой лежит убеждение, что реальный мир существует постольку, поскольку он отражается в языке. Но если каждый язык отражает действительность присущим только ему способом, то, следовательно, языки различаются своими «языковыми картинами мира». Эта концепция получила своеобразную интерпретацию в работах Ш. Балли, Ж. Вандриеза, И. А. Бодуэна де Куртенэ, Р. О. Якобсона и других исследователей, получила поддержку и дальнейшую разработку в трудах JI. Вейсгербера, в его концепции языка как «промежуточного мира», стоящего между объективной действительностью и сознанием.

В исследованиях некоторых авторов  гипотеза лингвистической относительности  получила современное актуальное звучание. Прежде всего - в работах Д. Олфорда, Дж. Кэрролла, Д. Хаймса и других авторов, в которых концепция Сепира-Уорфа существенным образом дополнена. Отрицательную же оценку этой гипотезе дают Б. А. Серебренников, Д. Додд, Р. М. Уайт, Р. М. Фрумкина, Э. Холленштейн.

Проблеме языковой картины мира посвящены работы Г. А. Брутяна, С. А. Васильева, Г. В. Колшанского, Н. И. Сукаленко, М. Блэка, Д. Хаймса, коллективная монография «Человеческий фактор в языке. Язык и картина мира» и др. Возросший интерес к этой проблеме связан с когнитивными исследованиями последних лет, в рамках которых делаются попытки связать теорию языковых гештальтов с теорией фреймов как структур знания.

Интерес к макролингвистической проблематике (язык vs общество \ культура \ личность), достигший своего апогея в трудах В. фон Гумбольдта, Г. Штейнталя, К. Фосслера и А. А. Потебни, в первой половине XX в. был оттеснен на второй план достижениями структурализма, ограничивавшегося исследованием языка «в себе и для себя». Однако уже с конца прошлого века в рамках изменения научной парадигмы гуманитарного знания на место господствующей системно-структурной и статической парадигме приходит парадигма антропоцентрическая, функциональная, когнитивная, возвратившая человеку статус «меры всех вещей» и вернувшая его в центр мироздания.

Антропологический подход к языку, установившись вслед за В. фон  Гумбольдтом, И. А. Бодуэном де Куртенэ, Л. В. Щербой, Э. Сепиром и др., положил начало описанию значения через обращение к личностным, социальным сторонам деятельности носителя языка. Языковые явления стали рассматриваться в непосредственной связи с говоряпцш и понимающим речь индивидом в работах А. А. Залевской, А. В. Рябовой, П. А. Стаценко и др. В рамках этого направления языковые единицы исследуются на фоне таких феноменов, как память, мышление, внимание, изучение ситуаций человеческой деятельности с опорой на психолингвистику и психологию. А. Н. Леонтьев, И. А. Стернин, Ю. Н. Карауловособое внимание при этом уделяют не поверхностной информации, извлекаемой лишь из описания семантической структуры слова, а раскрытию прежде всего значения слова как некоторого мыслительного образа, ассоциируемого с лексемой.

Если в эпоху структурализма акцент делался на внутренних, имманентных  правилах и законах строения и  функционирования языковой системы, то современные теории отличает стремление, с одной стороны, встроить язык в  систему других когнитивных механизмов человека, с другой -выявить «посредническую» функцию языка между человеком и внеязыковой реальностью и показать, что язык и сам несет отпечаток человеческих способов освоения реальности, и в то же время, будучи средством концептуализации этой реальности, накладывает отпечаток на восприятие реальности человеком - восприятие «сквозь призму языка». Этому посвящены, например, работы Ю. Д. Апресяна, А. Е. Кибрика, взаимосвязь национальной ментальности и языка, проблема «человек в языке» исследовалась Н. Д. Арутюновой в книге «Язык и мир человека», под ее редакцией вышел сборник «Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В структуре естественного языка  объективно наличествует возможность  воссоздания определенной системы  философских категорий. Язык философии  представляет собой особый феномен  общекультурного развития, поскольку  в нем в форме вербального  закрепления результатов духовного  опыта воплощаются абстрактные  представления, с другой стороны, воздействие  абстрактных представлений на язык, который вызывает в нем сложные  модификации и преобразования, известным  образом ориентирует возможность  философии как познавательной деятельности.

Так как именно слово и определяет национальные особенности философствования, в национальном языке есть вполне конкретные лексические единицы, «дальнейшее  значение» которых образует содержательную основу философских терминов, способных  быть этнокультурно отмеченными как в границах одного языка, так и в границах межъязыковой научной парадигмы -стиля мышления [Степанов 1998: 28-32].

В силу того, что каждый язык упорядочивает  действительность по-своему, это не может не сказаться на формировании терминологических систем. В данной работе принимается определение, согласно которому терминология конкретной научной области - это не просто совокупность список) терминов, а семиологическая система, выражение определенной системы понятий, определенное научное мировоззрение. Необходимость учета при этом генетического (этимологического) и диахронического (эволюционного) аспекта при объяснении и систематизации языковых явлений становится все более очевидной.

Принимая во внимание особенности  русского философствования (это философия  образа, а не философия понятия), можно определиться в традиционных для русской науки, в типичных для русской ментальности образах, представлениях, в обычных для русской культуры языковых символах, совместно отражающих ключевые категории национальной речемысли. Экспликация их в художественные образы и в философской интуиции основана на языковом сознании носителей данной культуры и представляет обширный материал для воссоздания глубинных структур русского менталитета. Таким образом, состояние мысли зависит от состояния философского языка, а последнее - от состояния национального языка.

В философском языке, как части  языка литературного, в качестве типологической закономерности, существует неосознанная устремленность к слову  родового значения, тогда как конкретные («видовые») проявления такого значения, содержащиеся в других словах, остаются в стороне. Употребление «частных»  по видовому значению слов всегда определяет высокий уровень знания языка, а  также стоящие за ним культурные реалии, такие оттенки смысла, которые  обогащают речь обертонами стиля [Залесова 2004].

Особенности российского менталитета  наиболее заметно проявляют себя в социальной организации науки, где его можно обнаружить в  когнитивных установках российских мыслителей. Так, подмечено, что российской науке в целом свойствен «невроз  своеобразия» (299, 23), проявляющийся  в отвержении оснований западной науки и настойчивых поисках  «собственно пути». Программы и  призывы такого рода широко представлены в российской интеллектуальной традиции, взывали к «обрусению» науки, состоящему в «самостоятельной переработке  усвоенного с присоединением к нему того, что выработала сама русская жизнь» [Селиверстова 2002: 182].