Кант о праве и морали

 

 В этой связи Кант  дает свое понимание права,  государства, политики, истории,  к реальности которых он относится  очень скептически, особенно к  реальности вечного мира, рассматриваемого  им в качестве этико-политического  идеала. Наоборот, религия, которая  составляет предмет его сочинения  «Религия в границах чистого  разума» (1793), есть не что иное, как совокупность всего нашего  долга как божественной заповеди  и Бога как высшего идеала. Кроме благочестивого образа  жизни, все, что человек считает  возможным делать для того, чтобы  стать более угодным Богу, в  частности все религиозные организации,  институты, догматика и чисто  внешние религиозные отправления,  есть простое религиозное заблуждение  и напрасный труд, как это констатировал  Кант в бесстрашной критике  существующей Церкви.

 

Важность морали для Канта

 

 

1. “Практический” подход  Канта

 

 Переходя к морали, Кант вдруг говорит, что всё  это были пока – чисто “теоретические  размышления” о нашем познании, а теперь он переходит в  практическую плоскость, в которой  всё иначе, потому что главный  герой в ней – воля. Так появляется  «Критика практического разума».  Исходи из того, что внешний  мир существует, и что ты в  этом внешнем мире должен действовать  так-то и так-то (этика). Этика Канта  – глубокий вклад в историю  философской мысли.

 

2. Призыв к моральной  вере

 

 Выход в такой ситуации  только один – верить в Бога  без всяких доказательств. Это  не доктринальная, а моральная  вера, которую «ничто не может  поколебать, – считал Кант, –  так как этим были бы ниспровергнуты  сами мои нравственные принципы, от которых я не могу отказаться, не став в своих собственных  глазах достойным презрения».

 

 Моральная вера не  нуждается в систематическом  обосновании, она реализуется  в жизни. Наука и мораль –  самостоятельные, не сводимые  друг к другу сферы человеческого  бытия. Между ними имеется определенная связь, но нравственность нельзя построить на основе научного знания. Категории долга, счастья, совести, зла и другие лежат в иной плоскости, нежели понятия науки.

 

3. Мораль недоступна животному

 

 Моральное учение очень  важно для Канта. «Две вещи  наполняют душу всегда новым  и все более сильным удивлением  и благоговением, чем чаще и  продолжительнее мы размышляем  о них, – это звездное небо  надо мной и моральный закон  во мне. И то и другое мне  нет надобности искать и только предполагать как нечто окутанное мраком или лежащее за пределами моего кругозора; я вижу их пред собой и непосредственно связываю их с сознанием своего существования.

 

 Первое начинается  с того места, которое я занимаю  во внешнем чувственно воспринимаемом  мире, и в необозримую даль  расширяет связь, в которой  я нахожусь, с мирами над мирами  и системами систем, в безграничном  времени их периодического движения, их начала и продолжительности.

 

 Второй [же] начинается  с моего невидимого Я, с моей  личности, и представляет меня  в мире, который поистине бесконечен, но который ощущается только  рассудком и с которым (а  через него и со всеми видимыми  мирами) я познаю себя не только в случайной связи, как там, а во всеобщей и необходимой связи.

 

 Первый взгляд на  бесчисленное множество миров  как бы уничтожает мое значение  как животной твари, которая  снова должна отдать планете  (только точке во вселенной)  ту материю, из которой она  возникла, после того как эта  материя короткое время неизвестно  каким образом была наделена  жизненной силой.

 

 Второй, напротив, бесконечно  возвышает мою ценность как  мыслящего существа, через мою  личность, в которой моральный  закон открывает мне жизнь,  независимую от животной природы  и даже от всего чувственно  воспринимаемого мира. По крайней  мере, это яснее можно видеть, чем этот закон, из целесообразного  назначения моего существования,  которое не ограничено условиями  и границами этой жизни...».

Обличение мнимой морали

 

 

1. Отвержение чужезаконной морали

 

 Возможно, здесь сказывается  протестантизм Канта, желание  доказать абсолютную свободу  человека, независимость его от  Бога (в том числе и от Церкви), возможность самостоятельного спасения  человека.

 

 Кант относится отрицательно  к мнимой морали, основанной на  приятном и полезном, на инстинкте,  на внешнем авторитете и на  чувстве. Такая мораль чужезаконна (гетерономна), ибо все эти мотивы, по существу своему частные и случайные, не могут иметь безусловного значения для разума и внутренне определять окончательным образом волю разумного существа как такового.

 

 Мысль об автономной  этике замечательна – нравственность  должна носить абсолютный характер, и нравственные нормы, носящие  абсолютный характер, непременно  нужно осуществлять их ради  их самих, а не ради тех  наград, которые иногда предполагаются. Значит, нравственность должна носить  общий, абсолютный характер, и  ничем не должна быть стимулирована.

 

2. Отрицание теологической  морали («Религия в пределах только  разума»)

 

 Кант отрицал традиционную  церковную этику, которая исходит  из того, что есть данные извне  заповеди от Бога, рассматривая  такую этическую ситуацию как  гетерономную. Он считал, что этика  должна быть не гетерономной, а автономной, самостоятельной, чтобы  осуществление этических норм  не было стимулируемо жаждой  награды. Укоряют христиан за  то, что они стараются поступать  хорошо не ради самой нормы,  а ради того, чтобы приобрести  спасение – эгоистический интерес.  А надо бы, говорит Кант, осуществлять  этические нормы не так, чтобы  скрепя сердцем терпеть ближнего, а надо, чтобы осуществлял человек нормы ради самих норм, чтобы само нравственное поведение было наградой этому. Мысль неплохая в своей сердцевине, хорошо бы осуществлять нравственные нормы именно ради их самих. Кстати, христианство и учит любить ближнего, а не просто его терпеть, брата должен любить, как самого себя.

 

 Отношение Канта к  религии обусловлено его нравственной  философией: он допускает только  “моральную теологию” и отрицает  “теологическую мораль”: религия  должна быть нравственной, основанной  на нравственности, – но никак  не обратно.

 

3. Радикальное зло

 

 Реальной основой религии  Кант, согласно с библейским учением,  признает “радикальное зло”  в человеческой природе, т.  е. противоречие между требованием  разумно-нравственного закона и  беспорядочными стремлениями чувственной  природы, не подчиняющимися высшему  началу. Отсюда потребность в  избавлении или спасении –  и в этом Кант видит сущность  религии.

 

 Факту радикального  зла или греха противополагается  идеал нравственно-совершенного  или безгрешного человека. Совершенная  праведность, т. е. чистая или  божественно-настроенная воля, обнаруживается  в постоянном и решительном  торжестве над всеми искушениями  злой природы; высшее выражение  святости есть добровольно принятое  страдание, во имя нравственного  принципа.

 

 Для грешного человека  страдание есть необходимый момент  в процессе избавления от зла,  оно есть неизбежное наказание  за грех; но страдание человека  безгрешного (Сына Божьего), не  будучи следствием собственного  греха, может иметь замещающую  силу, или покрывать грехи человечества.

 

4. Необходимость веры  в Сына Божьего как в совершенно праведного человека

 

 Для истинной религии  необходима практическая вера  в нравственный идеал, т. е.  в совершенно праведного человека или Сына Божьего, который есть разумное основание, цель и смысл (Логос) всего существующего.

 

 Признавать воплощение  этого идеала фактически совершившимся  в лице Иисуса Христа не  противоречит разуму, если только  такую историческую веру подчинять  моральной, т. е. относить ее  исключительно к тому в жизни  Христа, что имеет нравственный  смысл. И другие главные догматы  христианства Кант толкует с  нравственной точки зрения, включая  их, таким образом, в свою “религию  в пределах одного разума”.  К чудесам же евангельским, равно  как и к чудесам вообще, Кант относится вполне отрицательно.

 

 «Живая вера в первообраз  угодной Богу человечности (в  Сына Божьего) сама по себе  относится к моральной идее  разума, ибо последняя служит  нам не только общим правилом, но также и побуждением; следовательно,  все равно, начинаю ли я с  этой веры как рациональной или с принципа доброго образа жизни. Напротив, вера в тот же самый первообраз в явлении (в Богочеловеке) как эмпирическая (историческая) вера – не одно и то же с принципом доброго образа жизни (который должен быть рациональным), и было бы чем-то совсем другим начинать с такой веры и пытаться выводить из нее добрый образ жизни, поскольку это повлекло бы за собой противоречие между двумя указанными выше положениями. Однако в явлении Богочеловека объектом душеспасительной веры является, собственно, не то, чем оно действует на наши чувства или что может быть познано через опыт, но лежащий в нашем разуме первообраз, который мы приписываем Богочеловеку (ибо, насколько Он позволяет постигнуть Себя из Своего примера, Он этому первообразу вполне соответствует); а такая вера совпадает с принципом богоугодного образа жизни».

 

5. Антиклерикализм Канта

 

 Кант высмеивает человека, который «произнося формулы призывания Бога, исповедуя ожидающую вознаграждения веру, соблюдая церковные обряды и т. п.» хочет «словно волшебством обеспечить себе божественное содействие. Ведь между чисто физическими средствами и морально-действующей причиной нет связи по какому-либо закону, который разум мог бы помыслить и по которому последняя могла бы с помощью первых быть представлена как предназначенная для известных действий».

 

 Такой человек, по  мнению Канта, «превращает служение  Богу в сотворение фетишей  и занимается лжеслужением, которое перечеркивает любую подготовку к истинной религии». «В этом отличии и состоит истинное просвещение. Служение Богу впервые становится свободным и, значит, моральным служением. Но если от него отходят, то вместо свободы чад Божьих на человека возлагают иго закона (статутарного), который, принуждая безусловно веровать в нечто известное лишь исторически и потому не могущее быть убедительным для каждого, – является для совестливого человека куда более тяжким игом, нежели весь хлам благочестивых обрядов, которые достаточно исполнять, чтобы жить в полном согласии с учрежденным церковным общежитием. В последнем случае никому не нужно в своем вероисповедании внутренним или внешним образом признавать [церковное] общежитие основанным Богом учреждением; ведь это действительно обременило бы совесть».

 

6. Божественное содействие?

 

 Несмотря на отпадение,  заповедь «мы должны стать  лучше», не ослабевая, звучит в  нашей душе. Следовательно, мы  должны также и мочь сделать  это, хотя бы то, что мы можем  сделать, само по себе было  недостаточным, и тем самым  мы делаем себя только способными  принять непостижимое для нас высшее содействие. – Конечно, при этом предполагается, что зародыш добра остался во всей своей чистоте, не мог быть уничтожен или испорчен, а этим зародышем не может быть, конечно, себялюбие, ибо себялюбие, если оно признается принципом всех наших максим, есть как раз источник всего зла.

 

 Поскольку же идеал  величайшего чисто нравственного  совершенства «не может быть  достигнут людьми, то он основан  на вере в божественное содействие».  Так, эпоха Просвещения, начав  с отрицания божественного, возвращается  к его необходимости.

 

 «Но даже и принимать  это понятие как идею исключительно  в практическом отношении очень  рискованно и едва ли совместимо  с разумом, ибо то, что следует  поставить нам в заслугу как  нравственно доброе поведение,  должно совершаться не под  чужим влиянием, но лишь в результате  возможно лучшего применения  наших собственных сил. Вместе с тем и невозможность этого (сосуществования того и другого) все же не может быть доказана, поскольку сама свобода (хотя в ее понятии и не заключается ничего сверхъестественного) в том, что касается ее возможности, остается для нас столь же непостижимой, как и то сверхъестественное, которым хотели бы заменить самостоятельное, но недостаточное ее определение».

 

 «Если допустить, что, для того чтобы стать добрым или лучшим, необходимо еще сверхъестественное содействие, то, будет ли оно состоять в уменьшении препятствий или в положительной помощи, человек должен до этого сделать себя достойным получить его и принять эту помощь (это немаловажно), т. е. принять в свою максиму положительное увеличение силы, благодаря чему только и становится возможным, что ему приписывается добро и его признают добрым человеком».

 

5. Нравственный закон

 

 Как во внешнем мире  существуют законы, так и в  мире нравственном, по Канту, тоже  царит закон. Если я пренебрегаю  законом внешнего мира (напр. тяготения,  и прыгаю со 2-го этажа), то оказываюсь  наказан. Точно также обстоит  дело в мире нравственном: если  я пренебрегаю законом нравственного  мира (не внимаю совести), то буду  наказан.

11. Научный подход Канта

 

 Весьма напоминает  химию, где была произведена  возгонка и получены 2 фракции:  автономная и гетерономная. Кант  и здесь выступает как строгий  последовательный ученый: есть факты  существования разума, свободы и  нравственности. Мы должны исследовать  эти факты. Остальное – существование  Бога, загробное воздаяние – нам  не известно и мы не можем  на них основывать никакую  науку (именно науку, а не  учение о нравственности и  не нравственное богословие!), тем  более науку о нравственности.

Есть некоторое правило, которое характеризует наше долженствование, вынуждающее объективное принуждение  к поступку. Есть долг, т. е. нравственный закон в нас, который выступает  в качестве некоторого правила, которое  мы можем выразить при помощи языка, формализовать. Это правило Кант называет императивом. Императив объективен, поскольку не зависит от человека и тем самым отличается от максимы (субъективного правила, которому может  следовать отдельный человек  по своему вкусу). В примере со спасением  утопающего я могу поступить согласно любой максиме: оттого что умею плавать: оттого что наградят медалью; оттого что получу загробное воздаяние  и др. личные максимы. Но долг императивно  повелевает мне спасти человека.

 

 Императив объективен, он есть свойство самого разума. Объективен не в том смысле, что существует вне человека  – разум объективен постольку,  поскольку он не зависит от  человека; человек рождается с  разумом. Императив определяет  только волю, а не сам поступок, поэтому он категорический. Я могу повиноваться этому императиву или не повиноваться, но он определяет мою волю. Поэтому императив всегда будет категорическим. Этот императив отвечает всем требованиям, которые Кант предъявлял к синтетическим суждениям априори; императив всеобщ (ибо он априорен и потому есть свойство самого разума), он формален, т. е. есть форма, а не зависит от содержания (этим объясняется, что этика автономна, а не гетерономна).