"Ницше
стремится преодолеть рациональность
философского метода; понятия не
выстраиваются у Ницше в систему,
а предстают как многозначные
символы. Таковы понятия "жизнь",
"воля к власти", которая
есть и само бытие в его
динамичности, и страсть, и инстинкт
самосохранения, и движущая обществом
энергия и т. д." (24, с.437)
Основные
идеи Ницше
"Мир, по
Ницше,- это жизнь, которая не
тождественна органическим процессам:
ее признак –становление. Не
случайно Гераклит, с его образом мира
как огня, был самым почитаемым им философом.
У мира
есть и другой признак – воля
к власти. В мире существует "иерархия
царств": неорганическое, органическое,
общество, где проявляет себя воля".
(26, с.125) Как отмечает Ж. Делез, «воля к власти
есть неискоренимая, связанная с самым
глубоким основанием человеческой личности,
потребность быть абсолютным
творческим центром
бытия». (8, с.113)
"Для Ницше
познание – это интерпретации,
истолкования, органически связанные
с внутренней жизнью человека,
он справедливо отмечает, что
один и тот же текст допускает
многочисленные интерпретации, так
как мысль - это знак со множеством
смыслов. Чтобы понять вещь, надо человеческое
перевести в природное, поэтому важнейшим
средством познания и выступает перевод
человеческого в природное. Но истолкование
– это низшая ступень познания по сравнению
с делом. Он отвергает традиционную трактовку
истины в смысле адекватности образа объекту,
считает, что надо к истине подойти с точки
зрения субъекта, а он разный: толпа, герой,
"людское стадо", "сверхчеловек"
и др., значит, у каждого из них свое понимание
мира, своя истина". (26, с.126) «Задача: видеть
вещи, как они есть! Средство:
смотреть на них сотней
глаз, из многих лиц» (19, с.28)
«Ницше
полагал, что люди не смогли
осуществить свое жизненное предназначение,
т. к. они приняли то, что
он расценивал как совершенно
ложные философские посылки; поэтому-то
он и придавал такое большое значение
философской критике. В этом он чувствовал
настоятельную необходимость, что удивительно
для философов, которые, как правило, не
склонны полагать, что их откровения будут
оказывать прямое воздействие на поведение
людей, так как ему казалось, что только
через адекватное философское понимание
люди смогут избавиться от смирения перед
недостойным их положением, в которое
их заключили обычай и дурные привычки
мышления». (7, с.235)
"Обращаясь
к генезису человеческого общества
и культуры, Ницше выделяет интеллект
и фантазию как главные свойства
физически слабого "зоологического
вида" (т. е. человека), развивая
которые он может успешно справляться
с практическими задачами, связанными
в первую очередь с выживанием.
Создание "средств культуры" (языка
и логики) приводит, по Ницше, к
принципиальному искажению действительности,
основанному на допущении тождественных
случаев. По мере развития средств
культуры происходит полная подмена жизни,
как она есть сама по себе, сущим, т.
е. неким устойчивым и регулярно повторяющимся
началом. Этой кропотливой работой подмены,
утверждает Ницше, главным образом и занимается
наука. Вместе с тем существует и другой
важный компонент человеческой культуры
– искусство. Являясь "добровольным
стремлением к иллюзии", оно заключает
в себе конструктивное начало культуры,
поскольку гораздо ближе стоит к "жизни".
(21, с.292)
Образец
подлинной культуры Ницше видит
в досократовской Греции. По его мнению,
она связана "с признанием равноправия
двух начал: дионисийского (титанизм,
свободная игра жизненных сил) и
аполлоновского (размеренность, оформленность).
Однако европейская культура, считает
Ницше, пошла в своем развитии по пути
подавления дионисийского начала "разумом",
"истиной", "Богом" – иными словами,
гипертрофированным аполлинизмом. Вполне
согласуясь с интенциями христианства
как религии, наука, считает Ницше, стремится
превратить мир в сплошную и обозримую
упорядоченность. Обыденная жизнь строго
регламентируется, в ней остается все
меньше места для героизма и самостояния,
все более торжествует посредственность.
Спиритуалистическая философия, христианская
религия и аскетическая мораль отрывают,
по Ницше, человека от истоков самого существования
– от "жизни", заставляя его "зарывать
голову в песок небесных
дел". Однако время этих учений, констатирует
Ницше, прошло; нужны новые идеи". (21,
с.292)
В скобках
заметим, что "это понимание
двух элементов искусства Ницше
вывел из глубины своего собственного
существа; оно же объясняет постоянные
перемены его философских идей. Эти идеи
по его собственным словам – маски, аполлоновские
образы, за которыми скрывается его дионисовское
[орфография автора – В. Д.] "я". (4,
с.205)
Не забудем
и о том, что "не кто иной,
как Ницше первым из европейских мыслителей
путем вивисекции собственного философского
сознания пытается реконструировать метафизику
в ее первозданном досократическом виде.
<…> С одной стороны, ему решительно
хочется преодолеть метафизику как таковую,
поскольку все его философское миросозерцание
своим основанием имеет позитивные установки;
с другой, преодоление метафизики для
Ницше есть не что иное, как возврат метафизики
к самой себе, ее освобождение от платонических
и христианских напластований". (6, с.122)
"Ницше
связывает критику метафизики
с критикой языка. Он убежден,
что мышление неотделимо от
языка, но язык с необходимостью
искажает реальность. С помощью
слов-метафор люди изначально
упорядочивают хаос являемых
в сыром опыте впечатлений.
Случайные метафоры постепенно "твердеют",
т. к. забывается источник их
появления, и от частого употребления
они превращаются в "понятия".
Деиндивидуализация и универсальная применимость
понятий – залог существования общества,
члены которого должны иметь возможность
"договориться". В свою очередь жизнь
в обществе является условием выживания
человека. Рассматривая реальность как
неупорядоченный поток становления, Ницше
подчеркивает несоизмеримость создаваемого
категориальной схемой языка образа мира
с подлинным положением дел, неспособность
языка, а следовательно, и мышления представить
знание независимо от самого языка и мышления".
(21, с.293-294)
Большое
внимание Ницше уделяет такому
явлению своего времени, как нигилизм. Его
Ницше называет "до
конца продуманной логикой
наших великих ценностей
и идеалов", ибо он есть "оборотная
сторона долгой и никогда не прекращающейся
борьбы европейского человека за освобождение
от власти духовных и социальных авторитетов.
В этом смысле он добровольно принимает
нигилизм как свою личную судьбу и стремится
преодолеть его как "философ
будущего". (21, с.293) Как пишет Альбер
Камю, "у Ницше впервые нигилизм становится
осознанным", более того, "с Ницше
нигилизм становится пророческим".
(10, с.168)
"Вместо
методического сомнения Ницше
использовал методическое отрицание,
усердное разрушение всего, что
еще маскирует нигилизм, как таковой,
идолов, скрывающих смерть Бога.
<…> Атеизм для него нечто
само собой разумеющееся; он "радикален
и конструктивен". <…> Лишенный
божественной воли, мир в равной мере оказался
лишенным единства и цели. По этой причине
мир не подлежит суду. Всякое ценностное
суждение, применяемое к нему, в конечном
счете оборачивается клеветой на жизнь.
В таком случае о том, что есть, судят в
сопоставлении с тем, что должно быть,-
с царством небесным, с вечными идеями
или с моральным императивом, но того,
что должно быть, не существует; этот мир
нельзя осуждать от имени "Ничто".
(10, с.169)
Камю также
отмечает, что "Ницше присваивает в
пользу нигилизма ценности, которые традиционно
рассматривались как сдерживающие нигилизм.
В первую очередь мораль. Нравственное
поведение <…> хочет заменить человека
из плоти и крови отраженным человеком.
<…> Мораль лишена веры в мир. Для Ницше
подлинная мораль неотделима от ясности
ума. Философ суров ко всякого рода"клеветникам
на мир", поскольку он видит в этой
клевете позорную склонность к бегству.
Для него традиционная мораль – это лишь
особый случай имморализма". (10, с.170)
Альбер Камю
обращает наше внимание и на то, что
"вопреки мнению его христианских
критиков, Ницше не вынашивал планов
убийства Бога. Он нашел его мертвым
в душе своей эпохи. <…> Если Ницше
нападает на христианство, то это в
первую очередь относится к его
морали, он никогда не затрагивает
личности Христа, с одной стороны,
и цинизма церкви – с другой.
<…> По Ницше, не вера, а творчество
в широком смысле является заветом
Христа. В таком случае история
христианства представляет собой лишь
долгий путь предательства этого
Евангелия. <…> Тогда как суждение
Христа состоит только лишь в том,
что природный грех не имеет значения,
историческое христианство сделает
всю природу источником греха. "Что
отрицает Христос? Все
то, что носит ныне имя
христианина". Христианство полагает,
что борется с нигилизмом, давая миру руководящее
начало. В действительности же оно само
нигилистично постольку, поскольку, навязывая
жизни воображаемый смысл, мешает выявить
ее подлинный смысл". (10, с.170-171)
"То же
самое обвинение Ницше предъявляет
социализму и всем формам гуманизма.
Социализм – это не более
чем выродившееся христианство.
<…> Социализм нигилистичен в
том отныне точном смысле, который Ницше
вкладывает в это слово. Нигилизм – это
не безверие вообще, а неверие в то, что
есть". (10, с.171) Для Ницше же " смерть
Бога, сколь бы смущающей она не была,-
это повод для жизнеутверждения. Она несет
освобождение, новое сознание свободы
и ответственности, шанс на творческий
поступок". (5, с.592)
Данная
тема после смерти философа
стала только еще более актуальной.
В одной из своих статей
В.К. Кантор подчеркивает, что
"одно из глобальных потрясений
ХХ в. – это не только
всеевропейский ужас тоталитарных и террористических
структур и режимов <…>, но и кризис
христианства, с небывалой силой проявившийся
в фашизме и коммунизме. Хайдеггер заметил
(в своей работе о Ницше), что слова"Бог
мертв" – это не тезис атеизма, а сущностный
событийный опыт западной истории".
(12, с.54) Современное христианство В.К. Кантор
называет "христианством
после Освенцима" [курсив автора –
В. Д.]
Весьма
интересна и проблема отношения
Ницше к буддизму. Философ "осуждает
и христианство, и буддизм за принадлежность
к нигилистическим религиям. При этом
он видит в них серьезные различия.<…> Он
находит буддизм "в
сто раз реальнее христианства", "в
сто раз холоднее, правдивее
и объективнее", и даже называет его "единственно
истинной позитивной
религией, встречающейся
в истории". Что же так импонирует
Ницше в буддизме по сравнению с христианством?
Во-первых,
отказ от понятия "Бог". Мыслителю,
провозгласившему в своих работах,
что "Бог мертв", это должно было
особенно понравиться. Во- вторых, замена "борьбы
против греха" на"борьбу
против страдания". <…> В-третьих,
отказ от аскетического идеала и, в то
же время, умеренность в потребностях; "доброта
и доброжелательное
настроение как требование
здоровья"(Ницше находил характер
буддизма более радостным по сравнению
с христианством). В-четвертых, отказ от
принуждения, возможность выхода из монастырской
общины; немстительный характер буддийского
учения ("он не требует
никакой борьбы с теми,
кто думает иначе"). (9, с.351-352) При этом
не следует забывать, что "вопрос о преимуществах
одной религии перед другой весьма спорен,
и вряд ли может быть решен вообще. И если
Ницше – западный человек, христианин
по воспитанию – решает его в пользу восточной
религии, то делает это, скорее всего, в
пылу полемики. Ницше пытается таким образом
разоблачить христианство, причем христианство
позднейшее, и, по его мнению, неподлинное,
а также делает попытку восстановить подлинный
смысл первоначального христианства".
(9, с.353)
"Но все
же буддизм для Ницше – не случайно подобранная
хворостина [выражение Андрея Белого –
В. Д.]. Говоря об "удивительном
фамильном сходстве всего
индийского, греческого,
германского философствования", он
находил причину сходства в родстве языков,
в общей философии грамматики, которые
неизбежно приготовляют всё "для
однородного развития
и последовательности
философских систем". (9, с.356) При этом
"в самом духе ницшеанства есть некоторые
предпосылки к тому, чтобы Ницше мог стать
Буддой Европы, хотя сам он и не хотел походить
на исторического Будду. <…> Но если
оставить позицию здравого смысла и рассмотреть
практику сознательного схождения с ума
Ницше как особый реализованный им (и пригодный,
в отличие от буддизма, только для него)
путь освобождения, приведший не к безумию,
но к Безумию, то слова Ницше о том, что
он мог бы стать Буддой Европы, получают
свое оправдание". (9, с.356-357)
"У Ницше,
тем самым, складывается стройная
трехчленная композиция: христианство
– низшая ступень, индийская
мораль или буддизм <…> - средняя,
и ницшеанство с его аристократизмом
и любовью к жизни – как
высшая ступень". При этом "Ницше
видит только одно оправдание
любой религии: ее способность
дать обыкновенным людям, большинству,
чувство довольства своим положением. <…>В
вину буддизму ставятся, главным образом,
пессимизм и жизнеотрицание". (9, с.354-355)
Ницше создает иной идеал: "идеал
человека, полного крайней жизнерадостности
и мироутверждения, человека, который
не только научился довольствоваться
и мириться с тем, что
было и есть, но хочет
повторения всего этого
так, как оно уже было
и есть, во веки веков…". (9, с.355) Однако
"освобождение от оков ложного Я в буддизме,
и тот идеал "постоянного самотрансцендирования,
гиперболизированно развитая способность
вечного выхода за собственные пределы",
которая лежит в основе образа сверхчеловека
Ницше, в своей направленности сходны
между собой". (9, с.356-357)