Необходимость ориентироваться
в «сутолоке чувственных впечатлений»
и предвидеть их течение заставляет
нас искать постоянство в окружающем
мире, облекая его в устойчивые
формы. «Жизнь построена на
предпосылке веры в нечто устойчивее
и регулярно возвращающееся...».
Но именно потому, что мир есть
абсолютное становление и изменение,
любая интерпретация его, предполагающая
определенность и устойчивость,
оказывается, согласно Ницше,
по существу ложной. Доводя до
логического конца агностицизм
позитивистов и субъективного
идеализма вообще, Ницше утверждает,
что все научные понятия, которыми
мы пользуемся для объяснения
мира, — это созданные нами
фикции. Нет ни «субстанции», ни «вещи»,
ни «материи», ни «сознания»; все это выдумки,
фикции, не имеющие объективного значения.
Весь доступный нам мир построен из подобных
фикций. Поэтому тщетно искать «истинный
мир», или «вещь в себе», нет никаких объективных
фактов, есть только интерпретации.
Не скрывая своей враждебности
науке, Ницше утверждает, что то,
что в науке называется истиной,
есть просто биологически полезный
вид заблуждения, т. е. на
самом деле вовсе не истина,
а ложь. Поэтому и «мир, поскольку
он имеет для нас какое-либо
значение, ложен», он представляет
собой «постоянно изменяющуюся
ложь, которая никогда не приближается
к истине...». При этом Ницше
не только заявляет, что мир
ложен, а наука и логика —
лишь система «принципиальных
фальсификаций», но и утверждает,
что ложь необходима и составляет
условие жизни. Он «аргументирует»
это тем, что жизнь человека
на земле, как и существование
самой земли, лишена смысла; поэтому,
чтобы выдержать «жизнь в бессмысленном
мире», нужны иллюзии и самообманы. Для
слабых они служат утешением и позволяют
переносить тяготы жизни, для сильных
они средство утверждения своей воли к
власти.
Как было сказано, Ницше
проповедует абсолютный скепсис
в теории познания. Свой нигилизм
Ницше возводит в принцип. ««Я
уже ни во что не верю»
— таков правильный образ мысли
творческого человека...». И тем не
менее в противоречие с этой своей основной
философской установкой Ницше пытается
создать учение о мировом процессе. Он,
правда, признает, что это учение не более
как одна из «бесчисленных интерпретаций»,
преимущество которой состоит лишь в том,
что она дает возможность лучше переносить
«бессмысленность совершающегося».
Все это означает, что распад
буржуазной философской мысли
дошел у Ницше до откровенного
признания мифотворчества задачей
философии. Учение, которое, согласно
исходным гносеологическим предпосылкам,
должно быть признано ложным
и, несмотря на это, выдвигается,
есть не что иное, как миф.
В философии Ницше, как
признает он сам, мифом оказывается
прежде всего учение о воле к власти как
основе мирового процесса. Таким же мифом
является и идея, которой Ницше придает
исключительное значение, идея «вечного
возвращения». Бессмысленный хаос становления,
по Ницше, порождает большое, но все же
конечное число комбинаций, которые через
огромные промежутки времени повторяются
вновь. Все происходящее ныне происходило
уже раньше много раз и будет повторяться
впредь. В социально-этическом плане миф
о «вечном возвращении» — это последнее
прибежище, в котором Ницше пытается спастись
от преследующего его пессимизма, от сознания
бессмысленности жизни и всеобщей неустойчивости.
Это единственный устойчивый момент, который
он мог найти в деградирующем мире, ибо
если все повторяется, то «в конце концов
все должно быть так, как оно есть и как
всегда было». Наконец, «вечное возвращение»
— это суррогат отвергнутого Ницше божественного
провидения, без которого он, несмотря
на свое антирелигиозное фрондерство,
так и не смог обойтись и которое он должен
был заменить не менее мистической, хотя
и не чисто религиозной идеей.
Предчувствуя неизбежную гибель
капитализма, Ницше мог «запечатлеть
печать вечности» на существующем
обществе, лишь прибегнув к этому
мифу о постоянном возвращении
вспять. «Против парализующего ощущения
всеобщего разрушения... я выдвинул
идею вечного возвращения», —
писал Ницше. Учение Ницше содержит
и практические рецепты предотвращения
катастрофы, ожидающей буржуазное
общество. Ницше хорошо чувствует
грозящую опасность, он предвидит,
что «грядущему столетию предстоит
испытать... основательные колики»,
по сравнению с которыми «Парижская
коммуна окажется только легким
несварением желудка». Но как
идеолог эксплуататорского класса,
он не способен увидеть объективные
закономерности общественных явлений
и пытается объяснить их с
идеалистических позиций. Вся
беда современного общества, согласно
Ницше, состоит в том, что
массы людей восприняли учение
христианской религии о равенстве
перед богом и теперь они
требуют равенства на земле.
Идее социального равенства Ницше
противопоставляет миф о природном,
фатальном неравенстве людей.
Ницше утверждает, что существует
раса господ, призванных повелевать,
и раса рабов, которые должны
повиноваться; общество всегда состояло
и будет состоять из господствующей аристократической
верхушки и бесправной массы рабов.
Ницше требует «переоценки
всех ценностей», он призывает
господствующие классы отказаться
от либеральных убеждений, демократических
традиций, моральных норм, религиозных
верований — от всех политических
и духовных ценностей, которые
либо исходят из признания
прав трудящихся, либо могут служить оправданием
их борьбы за свои права. Он требует восстановления
рабства и иерархического устройства
общества, воспитания новой касты господ,
укрепления их воли к власти.
Условие их господства —
отказ от христианской морали,
«морали рабов», и признание «морали
господ», не знающей жалости
и сострадания, считающей, что
сильному все позволено. Огромную роль
в осуществлении этого идеала Ницше отводит
культу войны, составляющей, по его мнению,
призвание каждого представителя высшей
расы и одно из условий ее господства.
Он возлагает великие надежды на усиление
милитаризма и с восторгом предсказывает,
что уже «следующее столетие принесет
с собой борьбу за господство над землей»
что «будут такие войны, каких еще никогда
не было на земле».
Ницше воплотил свой идеал
касты господ в образе «сверхчеловека»
в книге «Так говорил Заратустра».
Здесь «сверхчеловек» выступает
в ореоле опоэтизированного мифа.
Ницше старается наделить его
высшими доблестями и совершенствами.
Но в последующих его произведениях
поэтическая маска этого идеала
спадает и «сверхчеловек» предстает
в своем действительном обличий.
Он оказывается «белокурой бестией»,
новым варваром, существом, отдавшимся
инстинктам дикого зверя. Именно
эта «белокурая бестия», согласно
Ницше, и должна спасти капитализм.
Изложенные выше идеи составляют
ядро всего учения Ницше. Фикционализм
и волюнтаризм, убеждение в
иллюзорности и ложности всех
научных и моральных представлений
и необузданная воля к власти
— основа основ этой философии.
«Все ложно! Все дозволено!»
— заявляет Ницше.
Философия Ницше, его этическое
учение и политическая концепция
образуют нерасторжимое единство.
Ницше исходил из тех философских
и социологических идей, которые
уже носились в воздухе в
предимпериалистическую эпоху. Он довел
их до крайних логических выводов. Поэтому
его современники, сохранявшие формальную
верность либеральным и научным традициям,
были нередко шокированы взглядами Ницше
и отрекались от них, хотя они содержали
лишь квинтэссенцию их собственных идей.
Слава и полное признание Ницше в буржуазном
обществе пришли в период империализма.
С этого времени идеи Ницше усваиваются
многими буржуазными философами. Джемс
и Шиллер, Шпенглер и Ортега-и-Гассет, Хайдеггер
и многие, многие другие отдают ему дань.
Философия Ницше стала важнейшим теоретическим
источником идеологии фашизма, ее основные
идеи вошли в фашистскую доктрину. В настоящее
время в Западной Германии, в США и других
странах делаются многочисленные попытки
«реабилитировать» Ницше, возвеличить
его личность, возродить его идеи.
Итак, во второй половине XIX в.
представители буржуазной философии,
отказываясь от прогрессивных
материалистических и диалектических
традиций XVII — первой половины XIX
в., становятся все более откровенными
апологетами капиталистического общества,
уже явно обнаруживающего присущие ему
антагонистические противоречия. Позитивистское,
т. е. агностическое и идеалистическое,
истолкование научного познания, иррационалистическое
отрицание законов природы и общества,
отречение от идей буржуазного просвещения
и гуманизма, сведение общественной жизни
и процесса познания к биологическим процессам,
— все это наглядно свидетельствует о
том, что буржуазная философия вступила
уже в период своего идейного разложения.
3 Критика
морали
Если в первый период творчества
проблема культурных ценностей интересовала
Ницше главным образом с эстетической
точки зрения, то во второй период основное
свое внимание он сосредоточивает на
анализе этических норм и оценок,
их сущности и происхождении. В этот
период вырабатывается специфический
для философа стиль изложения: его
книги отныне уже ничем не напоминают
научные трактаты, это -композиционно
и тематически оформленные собрания афоризмов.
"Нравственность, - пишет Ницше,
- есть, ближайшим образом, средство
предохранения общества от распадения"
(2. С.298). Прежде всего должна появиться
система принуждения, заставляющая индивида
согласовывать свои личные мнения и интересы
с общественными. Успешнее всего этот
механизм действует, если принуждение
принимает анонимную форму обычая, когда
общественный авторитет утверждается
исподволь через систему воспитания и
обучения. В таком случае лояльность может
стать "второй натурой", демонстрироваться
добровольно и даже приносить удовольствие.
Нравственность становится внутренним
свойством и средством самоконтроля человеком
своего поведения по мере совершенствования
общественного организма.
Подобные рассуждения, казалось бы,
должны наводить на мысль, что Ницше
- сторонник утилитаризма. На самом
деле его позиция не столь однозначна.
Так, он говорит о "двойной предыстории"
(1. С.270) понятий добра и зла. развивая эту
мысль в поздних сочинениях. В книге "По
ту сторону добра и зла" он выдвигает
учение о двух основных типах морали: "морали
господ и морали рабов". Во всех развитых
цивилизациях они смешаны, элементы той
и другой можно обнаружить буквально в
одном и том же человеке. Но различать
их, считает Ницше, необходимо. В морали
господ, или аристократической морали,
"добро" и "зло" эквивалентны
понятиям "благородный" и "презренный"
и относятся не столько к поступкам людей,
сколько к самим людям, эти поступки совершающим.
В рабской же морали смысл основных этических
категорий зависит от того, что полезно,
что служит поддержанию порядка в обществе,
отстаивающем интересы слабых в духовном
и физическом отношении индивидов. Такие
качества, как сострадание, добросердечность
и скромность, рассматриваются как добродетели,
в то же время свойства, которые обнаруживают
сильные и независимые индивиды, считаются
опасными, а потому "злыми".
Данные идеи представлены и в
книге "Генеалогия морали", где
Ницше широко использует понятие
мстительности. Высший тип человека,
по его мнению, создает свои ценности
от избытка жизненной силы. Слабые
же и бессильные боятся таких людей,
они стремятся обуздать и приручить
их, подавить своей численностью, навязывая
в качестве абсолютных "стадные
ценности". Разумеется, подобная мстительность
открыто не признается и, возможно,
даже не осознается "толпой" в
качестве побудительного мотива, однако,
она действует, находя как прямые,
так и окольные пути и косвенные
выражения. Все это выводит на свет искушенный
"психолог морали", каковым Ницше
считает себя.
Итак, в истории морали, согласно
Ницше, борются друг с другом две
основные этические позиции. С точки
зрения высшего типа людей, они могут
сосуществовать. Это возможно, если
"толпа", нс способная ни к чему
возвышенному, будет практиковать "рабскую
морить" исключительно в своей
среде. Но она, подчеркивает Ницше, никогда
не ограничится этим и не откажется
от универсалистских претензий. Более
того, по крайней мере в истории Запада
у "рабской морали" были и остаются
все шансы па успех. Об этом, например,
свидетельствует распространение христианства.
Ницше не отрицает полностью какую бы
то ни было ценность христианской морали,
признавая, что она сделала человеческий
внутренний мир более утонченным. Однако
он видит в ней выражение мстительности,
характерной для стадного инстинкта, или
"рабской морали". То же воплощение
мстительности видит Ницше в демократическом
и социалистическом движениях, считая
их производной формой от христианской
идеологии.
Ницше полагает, что идеал всеобщей,
единой и абсолютной морали должен
быть отброшен, так как он ведет
жизнь к упадку, а человечество
- к вырождению. Его место должна
занять градация рангов, степеней различных
типов морали. Пусть "стадо" остается
приверженным своей системе ценностей,
считает Ницше, при условии, что
оно лишено права навязывать ее людям
"высшего типа".
Когда Ницше говорит о необходимости
стать "по ту сторону добра и
зла", это надо понимать как призыв
к преодолению так называемой
рабской морали, которая, с его
точки зрения, ставит всех на одну доску,
любить и охраняет посредственность,
препятствует возвышению человеческого
типа. Он не имеет в виду, как это иногда
утверждают, полное безразличие к природе
ценностей и упразднение всяких нравственных
критериев. Подобное было бы самоубийственным
для обычного человека. Только те, кто
принадлежит к высшему типу, могут без
ущерба для себя стать "по ту сторону"
навязываемых обществом пониманий добра
и зла, ибо эти индивиды сами являются
носителями нравственного закона и не
нуждаются ни в чьем попечительстве. Их
свободное самоопределение, считает Ницше,
- это единственный путь к более высокому
уровню человеческого существования,
к сверх-человеку.