Человек в современном мире

 

Психическое существо каждого  человека, – говорит Майерс (Essay on the Subliminal Consciousness)* – более экстенсивно, чем это человеку кажется. Оно является индивидуальностью, которая не может всецело выявить себя в телесных проявлениях. Человеческое "я" проявляется через организм, но"известная часть "я" всегда остается не выявленной.

 

* Цит. по книге проф. Джемса. Многообразие религиозного опыта, русский перев. 1910 г.

*  *  *

 

Позитивист останется  неудовлетворенным. Он скажет: докажите мне, что сознание может действовать  без мозга, тогда я поверю.

 

Я отвечу ему вопросом: что  в данном случае будет доказательством? Доказательств нет и быть не может. Существование сознания без мозга, если оно возможно – это для  нас метафизический факт, который  не может быть доказан как физический.

 

И если мой оппонент будет  рассуждать искренно, он убедится, что  доказательств быть не может. Потому что у него самого нет средств убедиться в существовании сознания, действующего не через мозг. В самом деле, предположим, что сознание умершего человека (то есть человека, мозг которого перестал работать) продолжает функционировать. Как мы можем убедиться в этом? Никак. У нас есть средства сообщения (речь, письменность) с сознаниями, находящимися в одинаковых условиях с нами, то есть действующими через мозг – о существовании этих же сознаний мы можем заключать по аналогии с собой. Но о существовании других сознаний, есть они или нет, безразлично, мы никакими средствами убедиться не можем.

 

Вот это последнее и  дает ключ к пониманию истинного  отношения сознания к мозгу. Наше сознание, являющееся отражением сознания от мозга, может замечать как сознания только подобные себе отражения. Раньше мы установили, что о других сознаниях, кроме своего собственного, мы можем  заключать на основании обмена мыслей с ними и на основании аналогии с самим собой. Теперь мы можем  прибавить, что вследствие этого  мы можем знать только о существовании  сознаний, подобных нашему, и никаких других сознаний, есть они или нет, мы знать не можем.

 

Если мы когда-нибудь осознаем свое сознание, не только отраженным от мозга, а в более широком виде, то одновременно с этим мы получим  возможность найти аналогичные  себе сознания, не отраженные от мозга, если таковые существуют в природе.

 

Но существуют такие сознания или нет? Что на этот счет может  сказать нам наше сознание, такое  как оно есть теперь.

 

Наблюдая мир со стороны, мы видим в нем действия, происходящие от разумных, сознательных причин, такова работа человека; и видим действия, происходящие от бессознательных, слепых сил природы: движение волн, прилив и отлив, течение реки и пр. и  пр.

 

В этом делении наблюдаемых  нами действий на разумные и неразумные чувствуется нечто наивное, даже с позитивной точки зрения. Если мы чему-нибудь выучились, изучая природу, если нам хотя что-нибудь дал позитивный метод, то это – уверенность в  необходимом однообразии явлений. Мы знаем, и это знаем твердо, что  одинаковые в своем корне вещи не могут происходить от различных  причин. И наша позитивная философия  знает это. Поэтому она тоже считает наивным указанное деление, и, сознавая невозможность такого дуализма, что часть наблюдаемых явлений происходит от разумных и сознательных причин, а часть от неразумных и бессознательных, она стремится объяснить все как происходящее от причин неразумных и бессознательных.

 

Позитивная философия  говорит, что кажущаяся разумность человеческих действий – это жалкая иллюзия и самоутешение. Человек  игрушка в руках стихийных  сил. Он только передаточная станция  сил. Все, что ему кажется он делает, на самом деле за него делают внешние силы, входящие в него с воздухом, с пищей, с солнечным светом. Ни одного действия человек не совершает сам по себе. Он только призма, в которой известным образом преломляется линия действия. Но как луч света не идет из призмы, так действие не идет из разума человека.

 

В подтверждение этого  приводится знаменитый "теоретический  опыт" немецких психофизиологов. Последние говорили, что если бы было возможно с момента рождения лишить человека всех внешних впечатлений, света, звука, прикосновения, тепла, холода и пр., и в то же время сохранить его живым, то такой человек не был бы способен ни на одно самое ничтожное действие.

 

Из этого выходит, что  человек – автомат, подобный тому автоматому, над которым работал Тесла и который должен был, повинуясь электрическим токам и волнам, идущим с большого расстояния без проводов, исполнять целые ряды сложных движений.

 

Выходит так, что все действия человека зависят от внешних толчков. Для самого малейшего рефлекса нужно  внешнее раздражение. Для более  сложного действия нужен целый ряд  предшествующих сложных раздражений. Иногда между раздражениями и  действиями проходит много времени, и мы не чувствуем непременной  связи между ними. Поэтому мы и  считаем наши действия произвольными, хотя на самом деле произвольных действий нет. Мы не можем сами ничего сделать, так же, как камень по своему желанию  не может прыгнуть вверх. Нужно, чтобы  его что-нибудь подбросило. Нам нужно, чтобы нас что-нибудь толкнуло. И  тогда мы разовьем ровно столько  сил, сколько в нас вложил толчок (и предшествующие толчки), и ни капельки больше.

 

С логической стороны такая  теория правильнее, чем теория двух родов действия, разумного и неразумного. Она, по крайней мере, устанавливает  принцип необходимого однообразия. В самом деле, нельзя же предположить, что в большой машине некоторые  части движутся по собственному желанию  и разумению. Что-нибудь одно – или  все части машины обладают сознанием  своей функции и действуют  сообразно с этим сознанием, или  они все работают от одного двигателя  и приводятся в действие одним  приводом.

 

Огромная заслуга позитивизма  в том, что он установил этот принцип  однообразия. Нам остается определить, в чем заключается это однообразие.

 

Позитивизм говорит, что  началом всего является бессознательное  механическое движение, возникшее неизвестно когда и от неизвестной причины.

 

Это взгляд мы уже разбирали  и пришли к заключению, что движение совершенно невозможно рассматривать  как причину явлений сознания, тогда как, наоборот, явления сознания служат несомненной причиной очень  большого количества наблюдаемых нами явлений движения. Затем, раньше, разбирая сущность самого понятия движения, мы пришли к заключению, что движение совсем не очевидная вещь, что идея движения составилась у нас вследствие ограниченности и неполноты нашего чувства пространства (щелка, через которую мы наблюдаем мир). И мы установили, что не идея времени выводится из наблюдения движения, как обыкновенно думают, а идея движения вытекает из нашего чувства времени – и что идея движения есть совершенно определенно функция чувства времени, которое само по себе есть граница или предел чувства пространства у существа данной психики. Мы выяснили еще, что идея движения могла возникнуть из сравнения двух разных полей сознания. И вообще весь наш анализ основных категорий нашего познания мира – пространства и времени – убедил нас, что у нас нет абсолютно никаких данных принимать движение за основное начало мира.

 

А если так, если мы не можем  предположить за кулисами мироздания бессознательного механического двигателя, то мы должны предположить космос живым  и сознательным. Потому что что-нибудь одно из двух: или он механический и  мертвый, "случайный" – или  он живой и сознающий себя. Ничего мертвого в живой природе быть не может, и ничего живого не может  быть в мертвой.

 

...Пройдя длинный период  бессознательного и полусознательного  существования в минеральном,  растительном и животном царстве,  природа в человеке доходит  до своего высшего развития  и спрашивает себя: что я такое.  Человек – это орган самосознания  природы.

 

Так писал Шопенгауэр в  своих "Афоризмах", и, конечно, это  очень эффектный образ. Но у нас  нет никакого основания считать человека верхом того, что создала природа. Это только высшее, что мы знаем.

 

Мысль Шопенгауэра, может  быть, и очень красива, но все-таки нужно признать, что в природе  ничего бессознательного рядом с сознательным быть не может. Должно быть что-нибудь одно.

 

Позитивизм был бы совершенно прав и в его картине мира не было бы ни одного самого маленького недочета, если бы в мире не существовало сознания. Тогда Вселенную волей-неволей пришлось бы признать случайно образовавшейся в пространстве механической игрушкой, и больше ничем. Но факт существования сознания "портит всю статистику". Его никак не исключить.

 

Приходится или признавать существование двух начал – сознания и движения, "духа" и "материи" – или выбирать какое-нибудь одно из них.

 

Дуализм уничтожается сам  собой, потому что если мы допустим отдельное существование духа и  материи и будем рассуждать дальше, то мы очень скоро придем к заключению, что или дух нереален, а реальна  материя, или материя нереальна, а реален дух, – то есть что или  дух материален, или материя духовна. Следовательно, нужно выбирать что-нибудь одно – дух или материю.

 

Но мыслить действительно  монистически гораздо труднее, чем кажется. Я встречал многих людей, которые называли и искренно считали себя "монистами". Но в действительности они не сходили с самого наивного дуализма, и у них не мелькала даже искра понимания мирового единства.

 

Материализм, считающий основой  всего "движение", никогда не может  быть "монистическим". Уничтожить сознание он не может. В этом его  главное несчастие. Если бы он мог  совсем уничтожить сознание, тогда  все было бы прекрасно, и Вселенная  могла бы сойти за случайно создавшуюся  механическую игрушку. Но, к сожалению, материализм не может отрицать сознания и не может его уничтожить. Он может только стараться низвести его как можно ниже, называя  его отражением действительности, сущность которой заключается в движении.

 

Но как же быть тогда с тем фактом, что "отражение" обладает в этом случае бесконечно большей потенциальностью, чем "действительность"?

 

Как это может быть? От чего отражается или в чем преломляется действительность, так что в отраженном виде обладает бесконечно большей потенциальностью, чем в в обыкновенном?

 

Последовательный "материалист-монист" может сказать только, что "действительность" отражается сама от себя, то есть "одно движение" отражается от другого  движения.

 

Допустим, так. Но где же здесь сознание? Сознание есть нечто иное, чем движение.

*  *  *

 

Сколько бы мы ни называли сознание – движением, мы все-таки будем знать, что это две разные вещи, разные по нашему восприятию их, вещи разных миров, несоизмеримые и могущие существовать одновременно. Причем сознание может  существовать без движения, а движение не может существовать без сознания, потому что из сознания идет необходимое условие движения – время. Нет сознания – нет времени. Нет времени – нет движения.

 

Мы не можем выйти из этого факта и, мысля логически, непременно должны признавать два начала. Если же мы начинаем считать нелогичным самое признание двух начал, то мы должны признать как единое начало – сознание, а движение признать иллюзией сознания.

 

Что же это значит? – Это  значит, что "монистического материализма" быть не может. Материализм может  быть только дуалистическим, то есть он должен признавать два начала: движение и сознание. Как только он признал  одно начало, он становится идеализмом.

 

Но для того, чтобы мыслить  идеалистически, нужно, чтобы идеализм не был дуалистическим. Потому что  как невозможен "монистический  материализм" – так же точно  невозможен и "дуалистический идеализм".

 

Для того чтобы прийти к  чистому и строгому монистическому идеализму, необходима глубокая и коренная перестройка всех наших понятий. Здесь возникает новая трудность.

 

Наши понятия связаны  с языком. Язык наш глубоко дуалистичен. Это страшный тормоз. Я уже сказал раз, как тормозит нашу мысль язык, не давая возможности выразить отношений существующей Вселенной. На нашем языке есть только одна вечно становящаяся Вселенная. "Постоянное теперь" на нашем языке выражено быть не может.

 

Таким образом, наш язык изображает нам заведомо ложную Вселенную. Двойственную, когда она в действительности едина, – и вечно становящуюся, когда она в действительности вечно существует.

 

И если мы уясним себе, насколько  это меняет дело, если мы поймем, до какой степени наш язык закрывает  для нас действительный вид мира, мы увидим, что на нашем языке  не только трудно, но даже абсолютно  нельзя выразить правильного отношения  вещей реального мира.

 

Эта трудность может быть побеждена только путем образования  новых понятий и расширенных  аналогий.

 

Дальше будут выяснены принципы и методы этого расширения, уже имеющиеся у нас и могущие  быть извлеченными из запаса нашего знания. Пока нам валено установить одну вещь – необходимость однообразия  – монистичность Вселенной.

*  *  *

 

В сущности, даже безразлично, что выбрать для обозначения  единства – материю или дух. Можно  стоять на том, что все материально, рассматривать мысль как тонкую материю. И можно стоять на том, что все духовно, рассматривать материю как создание духа. Но только необходимо стоять твердо на чем-нибудь одном. Нельзя смешивать дух и материю. Нельзя представлять Вселенную частью духовной и частью материальной. Это просто логически невозможно. А если признавать одно начало у Вселенной, то совершенно безразлично, какое, важно только знать, что это одно. Считайте мысль такой же материальной, как стол. Здесь будет меньше ошибки, чем думать, что мысль о столе и самый стол нечто различное, из разного материала. Вся задача именно в том, чтобы понять и признать единство материи и духа. А в каких терминах, под каким флагом будет сделано это признание – это уже не существенно. Важно, чтобы человек, смотря на стол, на материальный стол, стоящий перед ним, ясно понимал и отдавал себе отчет, что этот стол ничем не отличается от его мыслей. Важно, чтобы человек понимал, что материя и мысль – это одно и то же.