Человек в современном мире

"Человек" заключает  в себе все три указанных  рода явлений. Мы называем "человеком"  известного рода комбинацию явлений  физических, жизненных и сознания. Явления сознания мы в себе  чувствуем, ощущаем и сознаем;  явления жизни и физические  явления наблюдаем и заключаем  о них на основании опыта.  Чужих явлений сознания, то есть  мыслей, чувств, желаний другого  человека, мы не ощущаем, и о  том, что они у него есть, мы заключаем на основании  его слов и на основании  аналогии с самим собою. Мы  знаем, что у нас самих известным  поступкам предшествуют известные  мысли и чувства. И, когда  мы видим те же поступки  у другого человека, мы заключаем,  что он думал и чувствовал  то же, что и мы. Аналогия с  самим собой – это наш единственный  критерий и метод для суждения  и умозаключения о явлениях  сознания других людей, если  мы не можем сообщаться с  ними или не хотим верить  тому, что они нам говорят про  себя.

 

Если предположить, что  я жил среди людей, не имея возможности  сообщаться с ними и не имея возможности  делать заключения по аналогии, то я  был бы окружен движущимися и  действующими автоматами, смысл и  значение и причины действий которых  были бы для меня совершенно темны. Может быть, я объяснял бы их действия "молекулярным движением", может  быть, "влиянием планет", может  быть, "спиритизмом", может быть, "случайностью", непроизвольной комбинацией  причин, но во всяком случае сознания в глубине этих действий я бы не видел и не мог видеть.

 

О существовании "души" я вообще могу заключить только по аналогии с самим собою. Я знаю, что известные явления во мне  связаны с обладанием душой. Когда  я вижу те же явления в другом человеке, я заключаю, что и он обладает душой (понимая под "душой" комплекс явлений сознания). Но прямо  убедиться в существовании души у другого человека я не могу. Изучая людей только со стороны, я  находился бы по отношению к ним  буквально в таком положении, в каком, согласно Канту, мы находимся  к окружающему нас миру. Мы знаем  только наш способ его познания. Мира в себе мы не знаем.

 

Таким образом, для познания человека в себе (то есть сознания) у  меня два способа – аналогия с  самим собой и общение моего  сознания с другим сознанием, обмене мыслей. Без этого – человек  для меня только феномен, движущийся автомат.

 

Ноумен человека – это  его сознание и все, что заключает  в себе это сознание и с чем  оно человека связывает.

 

В "человеке" для нас  открыты оба мира, хотя ноуменальный мир открыт мало и слабо, благодаря  тому, что он познается нами через  посредство феноменального.

 

Ноуменальное, значит постигаемое  умом и характерное свойство вещей  ноуменального мира, – заключается  в том, что они не могут быть познаны тем же способом, как вещи феноменального мира. Мы можем предполагать о существовании вещей ноуменального  мира, находить их путем умозаключений, открывать по аналогии, чувствовать  их, вступать с ними в какое-то общение, – но мы не можем их ни видеть, ни слышать, ни осязать, ни взвешивать, ни мерить, ни фотографировать, ни разлагать на химические элементы или на число вибраций. Ноуменальный мир – или мир причин, это для нас мир метафизических фактов.

 

Таким образом, сознание со всеми  его функциями и со всем его  содержимым – с мыслями, с чувствами, с желаниями, с волей относится  к метафизическому миру. Ни одного элемента сознания мы не можем познать  объективно. Эмоцию, как таковую, нельзя видеть, так же как нельзя видеть стоимость монеты. Вы можете видеть, что написано на монете, но стоимость  ее вы никогда не увидите. Мысль нельзя сфотографировать, так же как нельзя представить себе в пузыречке "тьму египетскую". Думать иначе, экспериментировать с фотографированием мыслей –  это значит просто не уметь логически  думать. На валике фонографа есть царапины, повышения и понижения, но звуков нет. Кто будет держать у уха  валик фонографа, надеясь что-нибудь услышать, тот наверное ничего не дождется.

*  *  *

 

Заключая в себе два  мира, "человек" дает нам возможность  понять, в каком отношении один к другому находятся эти два  мира во всей природе.

 

Раньше мы пришли к выводу, что ноумен вещи заключается в  ее функции в другой сфере, в ее значении, непонятном в данном разрезе. Затем мы пришли к заключению, что число значений одной и той же вещи в различных разрезах должно быть бесконечно велико и бесконечно разнообразно, что оно должно делаться собственной противоположностью, возвращаться опять к началу (с нашей точки зрения) и т.д. и т.д., бесконечно расширяясь, опять суживаясь и пр. и пр.

 

И нужно помнить, что ноумен и феномен не есть различные вещи, а только различные стороны одного и того же. Причем феномен есть конечное выражение в сфере нашего познания органами чувств бесконечного ноумена.

 

С нашей точки зрения мы совершенно одинаково можем сказать, что известный феномен или  известная группа феноменов с  ноуменальной стороны выражаются сознанием  какой-то бесконечной и бесконечно разнообразной сущности', или что  бесконечное и бесконечно разнообразное  сознание выражается для нас тем  или другим определенным явлением.

 

Феномен есть трехмерное выражение  данного ноумена.

 

Эта трехмерность зависит от трехмерных форм нашего познания, то есть говоря просто, от нашего мозга, нервов, глаз и кончиков пальцев.

 

В "человеке" мы нашли, что  его ноумен – это сознание, что  именно в сознании лежит разгадка непонятных со стороны функций и  значений человека. Что такое сознание человека, как не его функция, непостижимая в трехмерном разрезе мира? Действительно, если мы будем всеми доступными нам способами объективно, со стороны изучать и наблюдать человека, мы никогда не найдем его сознания и не определим функции этого сознания. Мы должны сначала осознать свое сознание, затем или вступить в разговор (знаками, жестами, словами) с другим человеком, начать с ним обмен мыслями и на основании его ответов вывести заключение, что он обладает сознанием, – или заключить об этом на основании внешних признаков (одинаковые с нами действия в одинаковых обстоятельствах). Прямым методом объективного исследования без помощи речи или без помощи заключения, по аналогии, мы в другом человеке сознания не найдем. Что недоступно прямому методу исследования, но существует, то ноуменально. И, следовательно, мы не будем в состоянии определить функции и значения человека в ином разрезе мира, чем мир геометрии Эвклида, единственно доступный "прямым методам исследования". Поэтому мы с полным правом можем рассматривать "сознание человека" как его функцию в разрезе мира, отличном от того трехмерного разреза, где функционирует "тело человека".

 

Установив это, мы можем задать себе вопрос: не имеем ли мы права  сделать обратное заключение и рассматривать  неизвестную нам функцию "мира" и "вещей" вне трехмерного разреза, как их сознание.

 

Наш обычный позитивный взгляд рассматривает сознание как функцию  мозга. Без мозга мы не можем представить  себе сознания.

 

Макс Нордау, когда он захотел представить себе "мировое сознание" (в "Парадоксах"), должен был сказать, что мы не можем наверное утверждать, что где-нибудь в бесконечном пространстве Вселенной не повторяется в грандиозном масштабе та же самая комбинация физических и химических элементов, какая составляет наш мозг. Это очень характерно и типично для "положительного знания". Желая представить себе "мировое сознание", позитивизм прежде всего должен представить себе гигантский мозг. Не чувствуется ли здесь сразу нечто из двумерного и плоского мира? В самом деле, идея гигантского мозга где-то за звездами показывает удивительную бедность и слабость позитивной мысли. Эта мысль не может выйти из обычной колеи, у нее нет крыльев для полета.

 

Представим себе, что какой-нибудь любознательный житель Европы XVII столетия пытался представить себе средства передвижения XX столетия и рисовал себе огромную почтовую карету величиной с большую гостиницу, запряженную тысячью лошадей. Он был бы очень близок к истине, но в то же время и бесконечно далек от нее. А между тем в его время уже были умы, которые видели по правильным линиям, уже намечалась идея парового двигателя, уже появлялись модели...

 

Мысль, высказанная Нордау, напоминает излюбленные построения обывательской философии, что планеты и звезды видимого мира – это только молекулы какого-то большого тела, ничтожную часть которого составляет наша Вселенная...

 

"Может быть, вся Вселенная  лежит в мизинце какого-нибудь  большого существа, – говорит  философствующий обыватель. –  И может быть, наши молекулы  – тоже миры. Черт возьми, может  быть, у меня в мизинце тоже  несколько Вселенных!" И обывателю  делается страшно. Но все эти  рассуждения только большая карета. Подобно этому рассуждала одна  маленькая девочка, о которой  я раз читал, кажется, в "Theosophical Review". Девочка сидела у камина; рядом с ней спала кошка. "Вот кошка спит, – думала девочка, – может быть, она видит во сне, что она не кошка, а маленькая девочка. А может быть, я на самом деле совсем не маленькая девочка, а кошка; и только вижу во сне, что я маленькая девочка..." В следующее мгновение дом оглашается неистовым криком – и родителям маленькой девочки стоит очень больших трудов убедить ее, что она не кошка, а на самом деле маленькая девочка.

 

Все это показывает, что  философствовать нужно с некоторым  умением. Нашу мысль окружает очень много тупиков. И позитивизм тупик сам по себе?

*  *  *

 

Наш анализ явлений и установленное  нами отношение явлений физических, жизни и сознания позволяет нам  совершенно определенно сказать, что  явления сознания не могут быть функцией мозга, то есть функцией явлений физических и физико-химических – или явлений  низшего порядка. Мы установили, что  высшее не может быть функцией низшего. А разделение высшего и низшего основано тоже на совершенно реальном факте различной потенциальности разных родов явлений, – различного количества заключающейся в них (или развязанной ими) скрытой силы. И, конечно, мы имеем право назвать высшим явления, обладающие большей потенциальностью, большей скрытой силой, и низшими – явления, обладающие меньшей потенциальностью, меньшей скрытой силой.

 

Явления жизни – высшие, сравнительно с явлениями физико-химическими (то есть явлениями движения).

 

Явления сознания – высшие, сравнительно с явлениями жизни  и движения.

 

Ясно, что может быть функцией чего.

 

Не совершая самой грубой логической ошибки, мы не можем назвать  жизнь и сознание функцией движения. Наоборот, все заставляет нас признать движение функцией жизни, а жизнь  функцией сознания (желания).

 

Но какой жизни и  какого сознания? В этом вопрос. Конечно, было бы бессмыслицей рассматривать  земной шар как функцию растительной и животной жизни, идущей на земле  – и видимый звездный мир как  функцию человеческого сознания.

 

Но этого никто и  не говорит. Нам важно установить общий принцип, что явления движения, как низшие, зависят от явлений  жизни и сознания, как высших.

 

Если этот принцип можно  признать установленным, то мы можем  идти дальше.

 

Первый вопрос, который  у нас является, – это в каком  отношении сознание человека находится  к его телу и мозгу?

 

На этот вопрос в разное время отвечали различно. Сознание рассматривали как прямую функцию  деятельности мозга ("Мысль есть движение вещества"), этим, конечно, отрицая всякую возможность сознания без мозга. Затем пытались установить параллелизм деятельности сознания и деятельности мозга. Но характер этого  параллелизма всегда оставался очень  темным. Да, мозг, по-видимому, работает параллельно с сознанием. Остановка  или расстройство деятельности мозга  влечет за собой видимую остановку  или расстройство деятельности сознания. Но все-таки деятельность мозга это  только движение, нечто объективное, а деятельность сознания – нечто  объективно неопределенное, субъективное и в то же время более сильное, чем все объективное. Как связать это все вместе?

 

Попробуем посмотреть на деятельность мозга и сознания с точки зрения существования двух данных: "мира" и "сознания", принятых нами в самом  начале.

 

Если смотреть на мозг с  точки зрения сознания, то мозг будет  частью "мира", то есть частью внешнего мира, лежащего вне сознания. Таким  образом, сознание и мозг разные вещи. Но сознание, как нам говорят найти наблюдения и опыт, может действовать только через мозг. Мозг есть та необходимая призма, проходя через которую сознание является нам как интеллект. Или, говоря немного иначе, мозг есть зеркало, отражающее сознание в нашем трехмерном разрезе мира. Последнее значит, что в нашем трехмерном разрезе мира действует не все сознание (истинных размеров которого мы не знаем), а только его отражение от мозга. Ясно, что если разбивается зеркало, то должно разбиться отражение. Но нет никакого основания думать, что когда разбивается зеркало, разбивается сам отражающийся предмет, то есть в данном случае сознание.

 

Сознание не может пострадать от расстройства мозга, но проявление его может очень пострадать и  даже совсем исчезнуть из поля нашего наблюдения. Поэтому понятно, что  расстройство в деятельности мозга  влечет за собой ослабление или искажение, или далее полное исчезновение способностей сознания, проявляющихся в нашей  сфере.

 

Идея сравнения трехмерного  и четырехмерного тела дает нам возможность  утверждать, что через мозг идет не вся деятельность сознания, а  только его часть. Мозг явно трехмерное тело, то есть нереальное. Сознание –  нечто, не имеющее измерений, или  многомерное, во всяком случае реальное. Не может же реальное исчезать с уничтожением нереального.