Основные проблемы теории морали и нравственности

 Наша жизнь невозвратна, всякий ее день неповторим, каждый поступок уникален. "Все проходит" - гласит древнейшая из древних мудрость. В ней есть печальный и радостный смысл. Уходят радости, но и горести не вечны. Можно даже вообразить, что вся жизнь состоит из цепи ничего не значащих происшествий, а поступки наши случайны и бессмысленны. Но если универсальность нельзя понимать как одинаковость, то и уникальность не есть случайная единичность. Говоря об уникальном, мы всегда подразумеваем не просто нечто редкое, в единственном экземпляре существующее, но ценное, прекрасное, выдающееся. Обладает ли всякий поступок такими качествами, как шедевр живописи?

 Увы! Большая часть наших  действий стереотипна. Но что  касается моральных поступков,  то сколько бы людей прежде ни делали добро, в своем духовном опыте я заново переживаю борьбу и страсть. Как у поэта вдохновение - всякий раз новое, так и в морали поступок сродни художественному произведению. Ведь и там, и там ясно, что решается проблема воплощения идеального образца в земные формы. И как художник подыскивает средства для выражения замысла, и только он может их найти, так и моральное решение каждый раз является делом авторским. Как сложно выполнить такую конкретную задачу знает каждый, кто брался за дело. Легко любить человечество вообще, абсолютное добро и высокие идеалы трудно любить ближнего, который рядом, трудно сделать добро живым, а не абстрактным. Итак, еще одно определение личности - это уникальность ее и ее поступков. Всем ли по силам такая задача?

 

 Когда мы говорим о личности, мы часто подразумеваем "сильную  личность", "великую личность", т.е. не всех подряд, а людей  особенных. Чем же они отличаются? Разве экстравагантность и эффектность  тут главное? Нет. Мы восхищаемся  теми, кто поступая "не как все", поступает в то же время так, как надо. Человек задает новую норму поведения, иную правильность. Это всегда прекрасно чувствуется. Один просто

"выпендривается". Другой совершает то, чего все как будто ждали, но он один додумался, смог, воплотил. Нечто редкое, небанальное, но необходимое. Личность видит мост там, где другие видят только пропасть, отделяющую их от желаемого. В этом ее талант - образовать путь там, где его не было (в отличие от дураков, лезущих напролом). В крупной личности нет ничего нечеловеческого или сверхчеловеческого.

 Скорее, личность - это вполне  человек, такой, каким он и  должен быть по сути дела. Чтобы  стать личностью, надо быть  самим собой. Академик Д.С. Лихачев  на вопрос, трудно ли быть порядочным  человеком, ответил: нет, очень  легко, всегда делаешь то, что  хочешь. Не по чужому шаблону  развиваться, чувствовать, что  все в мире несправедливо и  сам ты немощен, а владеть  собой, быть хозяином своего  ума и воли. Тогда и желания  твои будут конструктивными, а  не "что хочу, то и ворочу". Ничего не придется напрягать  и

"тянуть за уши", а всего  лишь вернуть на место. Быть  личностью - это нормально для  человека. В этой нормальности  состоит последнее определение  личности.

Итак, в первом приближении, можно  ограничиться такими характеристиками нравственной личности, как ее самость, универсальность, уникальность и нормальность.

Чтобы помочь личности осуществиться, надо чтобы и Абсолют соответствовал упомянутым ее характеристикам. То, что  мораль предполагает ориентацию на Абсолют, было показано изначально. Личность нуждается  в нем, чтобы придать своим  действиям высокую значимость. Для  этого сам Абсолют должен быть пригоден для освоения личностью.

 Релятивистский подход абсолюта как такового вообще не признает, но предполагает наличие какого-то объединяющего начала. Часто оно представляется как среднеарифметическое от всех возможных поступков; иногда предстает, как предмет договора. Но всякий раз это ограниченный список.

Понятие абсолюта всегда было излюбленным для религиозных концепций. Ибо в понятии

 Бога и фиксируется та  очевидность, что есть нечто,  превыше всего, самое-самое.

 Все положительное, доведенное  до предела, складывается в  некий абсолют абсолютов.

 Внутри этой традиции есть  два течения.

 Чисто "абсолютистское" полагает, что логика мира и его ценности (истина, добро и красота) пребывают  сами по себе. Сам Бог сообразуется  с ними. Иногда даже кажется,  что чистый Абсолют превыше  Бога. Так у древних греков  наряду с богами был еще  рок, которого не избегал никто.  Аналогично в древнеиндийской  философии закон кармы не создан  никем, а потому сам Будда  перевоплощается неоднократно, т.е.  строит свое учение и ищет  пути внутри этого закона. Так  же и в философии Гегеля  абсолютная идея развивается  по собственной логике, не нуждаясь  в каком- то особом божестве  для своего существования.

 Абсолют здесь далеко не  всегда добр (тот же рок). Он  есть, он не подлежит перемене, обсуждению. Его надо принять  таким, каков он есть. В этом  смысле мироздание предполагается  раз и навсегда устроенным  однозначно определенным. Немудрено,  что от такой неумолимой постановки  дела человека охватывает тоска Не зря герои бунтуют - что там против богов! - против самой судьбы! Пусть безнадежно, но смириться с ней человеческое сердце не в силах. Если уж закон торжествует, то пусть вопреки моей воле. Личность такой мир и такой абсолют "переварить" не может. Потому что тот никакой личности не предполагает.

 Судьба распоряжается нами, как марионетками. Восточная мудрость  сотнями лет вырабатывала теорию  и практику отречения от личности, угасания в человеке личностного  во имя - слияния с абсолютом.

 В этом есть своя мудрость, но нет морали.

 Тот, кто ориентируется на такого рода абсолют, падает ниже нее или взмывает выше.

 В центре внимания второго  течения религиозной этики находится  абсолют другого рода. Он подробно осмысливается теми религиями и философиями, которые понимают Бога, как личность. Мир сотворен

 Богом по Его воле. Не по  плану и закону, а именно по  воле. Потому то, что от Нее  проистекает, является абсолютным  благом.

 Здесь изначально фиксируется  то; что абсолют не нейтрален в нравственном отношении. Абсолютное - это добро. Это хорошо для человека, что в мире есть абсолют. И наоборот: добро - это абсолют, а зло (как было показано выше) - нет.

 Такого рода добро не представляет  собой нечто раз и навсегда  определенное в человеческом  смысле. Конечно, оно сообщается  людям в виде заповедей, которые  можно записать на скрижалях.  Но для написанного пером немедленно возникает проблема интерпретации, а она ведь всегда человеческая. Потому Божья воля, из которой исходит добро - нечто более глубокое, чем "список правил". Умение творить добро, как благодать, постоянно нисходит на людей. Без этого кто бы своими силами прошел тернистый путь к абсолюту.

 Помощь Божественного абсолюта приходит тогда и так, как нужно, пусть мы и не осознаем этого до конца. Его бесценное качество - не только в "проверенности на добро", но и в конкретности. Христианский

 Бог, будучи абсолютной личностью,  в полной мере способен осуществить  чудесные акты превращения абстрактного  правила в живую реальность. И  наоборот: придавать уникальному  поступку статус правила.

 Идея благодати в моральном  плане означает не только то, что человек слаб и немощен  без поддержки свыше. Эта идея  дает понять, что абсолют, в котором нуждается моральное мышление личности, сам должен обладать качествами личности. Он должен быть живым, а не довлеющим; вызывать восхищение, а не сопротивление. Для христианина абсолютный моральный герой получил воплощение в Христе. И недаром любовь к Христу является здесь центральной идеей морального учения. Любовь не к заповедям, а к личности. Не к догме, а к страстям. Поиски "живого Бога" - это не столько поиски Творца всего сущего, сколько стремление к недогматическому абсолюту. Такому, который возвышал бы личность и соответствовал ее природе.

 В этом тайна вечной жизненности  христианства, сумевшего создать  абсолют персоналистического свойства. Итак, он обладает самостью, Ликом. Исходящие от него основания нравственности универсальны для любых исторических и житейских ситуаций. Это учение, видящее в каждом верующем личность с уникальной судьбой и опытом. Наконец, этот абсолют, при всей его трансцендентной запредельности призывает к норме, возвращает человека к его подлинной неиспорченной природе.

 Можно развернуть те же  определения абсолюта чисто логическим образом, не упоминая ни словом ни о чем божественном.

 Однако религия не зря  прибегает к образно- метафорической форме внушения абсолютных ценностей. Она недаром сообщает нравственные истины в виде притч. Только так сверхсложное содержание становится доступным всем. Потому мы также прибегнем к образам и аналогиям, чтобы дать понять, как абсолютное добро может являться в реальности.

 

 Если бы об абсолюте можно было бы говорить, как о вещи, добро давно было бы определено. В основе всех моральных поступков лежит неопределимое Нечто, которое имеет только имя - добро. Чистое, доброе ничего из себя не представляет, представляем мы только его явления.

 Подобно свету, который, расщепляясь,  образует цветовой спектр, абсолютное  добро многообразно представлено  в мире. Как разноцветный мир  радует глаз, так разнообразие  добра радует душу. Но не бывает "среднего цвета" или "никакого  цвета". Сущность цвета лежит  вне его самого - это свет. Аналогично, по земным проявлениям, не вычислишь  сущность добра.

 Потому религия не зря  укореняла мораль в божественной  основе. Ее нельзя понять только  изнутри. "Чистая" мораль - абсолютно  противоречивое образование, в  непрерывных метаморфозах протекающее  сквозь решето ума. Тайна морали - не в ней самой, а в тайнах  более высокого порядка.

 Но для моральной жизни  на земле знать ее не надо. Набожность ничего не прибавляет  к порядочности. Продолжая аналогию: разве открытие спектральной  теории цветов улучшило чье-то  зрение? были открыты новые краски? художники создали новый колорит?

 Однако благодаря свету все  цвета для нас видимы. Абсолютное  добро - солнце морали, которое  освещает и делает возможным  нравственный мир. Тот, кто  прямо смотрит на него - слепнет.  Но если солнце за спиной, оно  освещает путь перед нами.

 Благодаря свету абсолютного  добра человек может самостоятельно  ориентироваться, со знанием дела  совершать выбор. Его свобода  не только не ущемляется, а наконец делается по-настоящему возможной. Все ясно видно! Тут-то и потребуются все личностные определения, откроются возможности морального творчества.

 Из собственной природы света  вытекают два цвета: белый (полное  отражение) и черный (полное поглощение). Но их перемешивание дает только  множество степеней серого. Из природы морального абсолюта вытекают два понятия: добро и зло, но их голой полярности мало для получения цветного мира нравственности. А ведь мораль не только проповедует твердые ориентиры, но должна помочь устроить нашу пеструю жизнь. В этом устройстве многое уже зависит только от нас. Конечно, посредственные исполнители могут загубить самую великую идею. Однако только люди способны превратить абсолютное добро в живую мораль. Наши поступки переводят добро из возможности в действительность. И тогда невидимое глазом неопределимое Нечто становится зримой реальностью. В этом деле, как ни в каком другом, все люди являются творцами. Сколько и какого добра мы сумеем создать, столько его и окажется.

 Левитан был великим живописцем, в его картинах насчитывается  до 300 оттенков одного только зеленого  цвета. Так и в нравственности: добро на земле существует  как палитра бесконечных возможностей для личности. Оно плюралистично. Единое же и единственное добро - это понятие, охватывающее все аспекты добра, но непохожее ни на один из них.

 Таким образом, моральный  абсолют пребывает в трех формах: 1) абсолютное добро как регулятивная идея: 1) добро как таковое, неуловимое, неопределимое, но ясное, как свет; 2) абстрактное понятие добра - всеобщего нравственного закона, ориентира в жизни (подобно белому цвету в противовес черному); 3) личностный абсолют

- пережитый и воплощенный в судьбе

(подобно цветам и краскам  мира). В движении по этим его  граням мы можем получить то, ради чего и заводится разговор  об Абсолюте - нравственную радость.