Принцип экономической ответственности

нимание ее как ученым, так и студентом связано со многими труд-

ностями. Но они не определяются произволом субъекта, вынуж-

денного в своем стремлении к научному знанию избавляться от

ошибок и заблуждений.

М. Вебер был лично знаком с известным американским праг-

матистом У. Джеймсом. Но, несмотря на это знакомство, он явно

следовал европейским традициям противопоставления теории

практике. Неудивительно поэтому, что он ограничивал сферу на-

уки. В этой связи значительный интерес вызывает позиция выда-

ющихся американских экономистов, впитавших прагматизм, как

говорится, с молоком матери. В соответствии с прагматической

максимой они вроде бы не должны выделять в экономике пози-

тивную и нормативную части. Но многие из них это делают. По-

чему они «предают» свою философскую почву?

В плане понимания американской научной культуры весьма

показательна позиция П. Самуэльсона. Его докторская диссерта-

ция «Основания экономического анализа» [249] имела подзаголо-

вок «Операциональное значение экономической теории». Абсо-

лютное большинство специалистов считало, что Самуэльсон при-

шел к операционализму не случайно, а следуя прагматическим

максимам. По определению, операционализм не признает поня-

тий, значение которых не поддается экспериментальной проверке.

Лозунг операционалиста таков: понятийный характер присущ

лишь тому, что можно измерить. Для операционалиста деление на

теорию и практику неправомерно, теория насквозь практична. Ка-

кое-либо противопоставление теории практике, измерительным

данным неправомерно. Ортодоксальный операционалист никогда

не согласится с тем, что теория сначала придумывается и лишь за-

тем сопоставляется с фактами. По его мнению, факты изначально

включены в теорию. Символически он приветствует формулу Т(ф),

но не Т → ф или ф → Т (Т — теория, ф — факты).

Но П. Самуэльсон не стал обсуждать тонкости прагматизма и

операционализма, равно как и соотносительность теории и фактов.

«Под имеющей операциональную значимость теоремой я подразуме-

ваю, — отмечал он в 1948 г., — просто гипотезу об эмпирических

данных, которая могла бы в принципе быть опровергнута хотя бы

в идеальных условиях» [249, с. 4]. По поводу этой цитаты М. Блауг

резонно замечает: «Однако это не совсем операционализм в его

общепринятом понимании» [24, с. 156]. Аргумент П. Самуэльсона

довольно банален: экономическая теория должна быть соотнесена

с фактами и в соответствии с их результатами либо принята, либо

отвергнута. Допускаемые им «идеальные условия» последовательный

операционалист никогда не признает. После 1948 г. П. Самуэльсон

уточнил свою позицию, утверждая, что экономическая теория име-

ет описательный характер. «Первая задача экономической науки

состоит в том, чтобы описать, проанализировать и объяснить ди-

намику производства, безработицы, цен и других подобных явле-

ний, а также установить соотношения между ними» [163, с. 9]. Со-

здается впечатление, что Самуэльсон понимает экономическую

теорию исключительно как описательную, семантическую, а не

проективную науку. Впрочем, в своей Нобелевской лекции (1970)

он вполне сознательно придает принципу максимизации прагма-

тическую значимость. «Само название предмета моей науки —

«экономика» — подразумевает экономию или максимизацию»;

«итак, в самой основе нашего предмета заложена идея максимиза-

49

ции»; «только в последней трети нашего века, уже в период моей

научной деятельности, экономическая наука начала активно пре-

тендовать на то, чтобы приносить пользу бизнесмену-практику и

государственному чиновнику» [162, с. 184]. Требование экономить

(например, ресурсы) имеет  нормативный характер. Поздний Са-

муэльсон, видимо, признает нормативный характер экономиче-

ской науки. Впрочем, его аргументацию трудно назвать ясной. Мы

поступим, пожалуй, более разумно, если оставим ее в покое и со-

средоточим свое внимание непосредственно на проблемных во-

просах интерпретации содержания метода экономической науки.

Обратимся в этой связи к так называемой гильотине Д. Юма.

Шотландский философ и экономист Д. Юм обратил внимание

на то, что, как он полагал, в этических теориях неправомерно пе-

реходят от есть-предложений к должен-предложениям: «Я, к свое-

му удивлению, нахожу, что вместо обычной связки, употребляемой

в предложениях, а именно есть или не есть, не встречаю ни одно-

го предложения, в котором не было бы в качестве связки должно и

не должно. Подмена эта происходит незаметно, но тем не менее она

в высшей степени важна» [215, с. 229]. Аргумент Юма приобрел

скандальную известность. Он стал стандартным средством опро-

вержения научного характера всех этических теорий, так называ-

емых moral sciences, в число которых согласно нормам английского

языка следует включать и экономическую науку. В стремлении

спасти научное «лицо» экономики ее адепты предпочитают изба-

виться от должен-предложений. Соглашаясь с Юмом, они утверж-

дают, что экономика вслед за всеми подлинными науками имеет

дело исключительно с есть-предложениями. Как выясняется, эта

логика далеко не безупречна. Чтобы убедиться в этом, обратимся

к эквивалентным антонимам [24, с. 191], для удобства анализа про-

нумерованных нами.

«Гильотина Юма»: эквивалентные антонимы

позитивный

есть

факты

объективный

описательный

наука

истинный/ложный

нормативный (1)

должно быть (2)

ценности (3)

субъективный (4)

предписывающий (5)

искусство (6)

хороший/плохой (7)

(1) Позитивный/нормативный. Под нормой в экономике пони-

мают узаконенную тем или иным способом экономическую реко-

50

мендацию. Вопрос: действительно ли позитивный и нормативный

являются антонимами, разделенными пропастью? Со времен

французского философа О. Конта, основателя позитивизма (сере-

дина XIX в.), позитивное понимается как научное, возвысившееся

над философским, которое, по определению, признается чем-то

ненаучным, непозитивным. Противопоставлять позитивному нор-

мативное — значит рассуждать нелогично, создавать путаницу,

выходом из которой может быть только критика, а не что иное.

Нормативное можно противопоставить ненормативному, но никак

не позитивному.

(2) Есть/должно быть. Трудно придумать более сомнительный

в научном отношении термин, чем есть. В грамматике это слово

признается логической связкой, только и всего. «Роза — красная».

Тире — заменитель слова «есть» (английского is, немецкого ist

и т.д.). Естьность можно понимать как существование. Но и этот

ход неудачен в свете изысканий философов-аналитиков, в част-

ности Б. Рассела и Г. Фреге, показавших, что существование не

относится к признакам предметов. Правильное в научном отноше-

нии предложение гласит: S есть Р, но не S есть или Р есть. Можно

попытаться интерпретировать есть как настоящее, но тогда его

придется соотнести не с должным, а с прошлым и будущим. Таким

образом, оппозиция есть/должно быть также является результатом

поспешных суждений.

(3) Факты/ценности. И на этот раз нет антиномии. Факты могут

иметь ценностный характер. Ценности фактуальны, об этом сви-

детельствуют, в частности, все общественные науки.

(4) Объективный/субъективный. Объективный, т.е. не зависящий

от людей. Но любая наука является творением людей, и в этом

смысле она субъективна. Под субъективным часто понимается

произвольное, не выдерживающее научной критики. Но в таком

случае предикат субъективный относится, например, к физикам

отнюдь не меньше, чем к экономистам.

(5) Описательный/предписывающий. В отличие от оппозиций

(1)–(4) эта представляется, на первый взгляд, непротиворечивой.

Присмотримся к оппозиции (5) более внимательно. Описание ка-

кой-либо экономической ситуации недоступно не сведущему в на-

уке человеку. Экономист не описывает поступки людей, а интер-

претирует их на основе теоретических представлений, которые ему

известны. В содержательном отношении описание не является чем-

то изначальным, оно следует за интерпретацией (объяснением).

Научное объяснение выявляет спектр возможностей (альтернатив),

51

наличие которого позволяет осуществить предписание, т.е. выдать

хорошо обоснованную рекомендацию. Строго говоря, предписание

следует не за описанием, а за выделением спектра альтернатив.

Если на мгновение в угоду адептам существующей номенклатуры

слов обозначить «выделение спектра альтернатив» одним словом

«описание», то выясняется, что нет антонимии между описанием и

предписанием. Утверждать противоположное — демонстрировать

полнейшую неосведомленность относительно теории принятия

решений. В экономической литературе широко распространено

мнение, что ученый может без всякого ущерба для своей позиции

дистанцироваться от принятия решения. Выделив альтернативы

экономического поведения, он, не желая быть этически ангажиро-

ванным, останавливается и отказывается от рекомендаций. Но вряд

ли удастся назвать хотя бы одного экономиста, который смог дей-

ствительно удержаться от рекомендаций. Неужели те выдающиеся

экономисты, которые выдавали вполне конкретные практические

рекомендации, а для перечисления их понадобилась бы не одна

страница, грубо нарушали суверенитет экономической науки? По

нашему мнению, при всем их желании они не могли не давать ре-

комендаций. Устанавливая вес различных альтернатив, экономист

невольно сопоставляет их. Он в принципе не может занять устой-

чивую позицию постороннего. Даже если экономист вопреки прин-

ципу ответственности занял бы исключительно индифферентную

позицию, все равно, думается, ему не удалось бы удержаться в этом

состоянии. Неминуемо срабатывал бы механизм спонтанного на-

рушения мнимого равновесия всех возможных альтернатив. Там,

где есть альтернативы, неизбежно выясняется, что они не равно-

значны. Не будет лишним вспомнить в этом месте и о теории рече-

вых актов Дж. Остина и Дж. Серла, показавших, что любой речевой

акт обладает не только сугубо описательной, но и иллокутивной

(в конечном счете ценностной. — В.К.) силой [139, с. 189–192]. Ил-

локуция чаще всего выступает как совет, рекомендация, более или

менее решительное указание. Ученый не может принять решение

за бизнесмена или правительственного человека. Поэтому он вы-

нужден ограничиться иллокутивным актом. Тот же, кто по своему

социальному статусу обязан добиться определенного результата,

совершает перлокутивный акт. Но если ученого-экономиста не до-

пускают до принятия решения, то это не означает, что перлокутив-

ные акты не входят в область его компетенции. Надо полагать, эко-

номическая наука полностью выродилась бы, если бы она считала