Геополитические концепции Хантингтона, Фукуямы, Бжезинского

Геополитические центры – это государства, чье значение вытекает не из их силы и мотивации, а из их важного местоположения и последствий их потенциальной уязвимости для действий со стороны геостратегических действующих лиц. Чаще всего геополитические центры обусловливаются своим географическим положением, которое в ряде случаев придает им особую роль в плане либо контроля доступа к важным районам, либо возможности отказа важным геополитическим действующим лицам в получении ресурсов. В других случаях геополитический центр может действовать как щит для государства или даже региона, имеющего важное значение на геополитической арене. Идентификация ключевых евразийских геополитических центров периода после холодной войны, а также их защита являются, таким образом, принципиальным аспектом глобальной геостратегии Америки.

С самого начала следует также  отметить, что, хотя все геостратегические  действующие лица чаще являются важными  и мощными странами, далеко не все  важные и мощные страны автоматически  становятся геостратегическими действующими лицами.

В текущих условиях в масштабе всего мира выделяется всего пять ключевых геостратегических действующих лиц и пять геополитических центров (при этом два последних, возможно, также частично квалифицируются как действующие лица) могут идентифицироваться на новой евразийской политической карте. Франция, Германия, Россия, Китай и Индия являются крупными и активными фигурами, в то время как Великобритания, Япония и Индонезия (по общему признанию, очень важные страны) не подпадают под эту квалификацию. Украина, Азербайджан, Южная Корея, Турция и Иран играют роль принципиально важных геополитических центров.

На западной оконечности  Евразии ключевыми и динамичными  геостратегическими действующими лицами являются Франция и Германия. Для  них обеих мотивацией является образ  объединенной Европы, хотя они расходятся во мнениях относительно того, насколько  и каким образом такая Европа должна оставаться увязанной с Америкой. Но обе хотят сложить в Европе нечто принципиально новое, изменив, таким образом, статус-кво. Более  того, и Франция, и Германия достаточно сильны и напористы, чтобы оказывать  влияние в масштабах более  широкого радиуса действия. Франция  не только стремится к центральной  политической роли в объединяющейся Европе, но и рассматривает себя как ядро средиземноморско-североафриканской  группы стран, имеющей единые интересы. Германия все более и более  осознает свой особый статус как наиболее значимое государство Европы – экономический  «тягач» региона и формирующийся  лидер Европейского Союза (ЕС). Что  же касается Великобритании, то ее геостратегическая  политика изложена в следующих четырех  положениях:

• Великобритания отвергает  цель политического объединения;

• Великобритания отдает предпочтение модели экономической интеграции на основе свободной торговли;

• Великобритания предпочитает координацию внешней политики, безопасности и обороны вне структурных  рамок ЕС (Европейского сообщества);

• и Великобритания редко  полностью использует свой авторитет  в ЕС.¹

Хотя для США она  по-прежнему играет немалую роль, они  все же предпочитают видеть в ней  ушедшего на покой геостратегического игрока, почивающего на лаврах.

Россия, что едва ли требует  напоминания, остается крупным геостратегическим  действующим лицом, несмотря на ослабленную  государственность. Само ее присутствие  оказывает ощутимое влияние на обретшие независимость государства в  пределах широкого евразийского пространства бывшего Советского Союза. Она также  лелеет амбициозные геополитические  цели. Как только она восстановит  свою мощь, то начнет также оказывать  значительное влияние на своих западных и восточных соседей. Кроме того, России еще предстоит сделать  свой основополагающий геостратегический  выбор в плане взаимоотношений  с Америкой: друг это или враг? Она, возможно, прекрасно чувствует, что в этом отношении имеет  серьезные варианты выбора на Евразийском  континенте. Многое зависит от развития внутриполитического положения  и особенно от того, станет ли Россия европейской демократией или  – опять – евразийской империей. В любом случае она остается действующим  лицом, даже, несмотря на то, что потеряла некоторые из ключевых позиций на «евразийской шахматной доске».

Аналогичным образом едва ли стоит доказывать, что Китай  является крупным действующим лицом  на политической арене. Китай уже  является важной региональной державой и, похоже, лелеет более широкие надежды, имея историю великой державы  и сохраняя представление о китайском  государстве как центре мира. Те варианты выбора, которым следует  Китай, уже начинают влиять на геополитическое  соотношение сил в Азии. Распад Советского Союза привел к созданию на западных окраинах Китая ряда государств, в отношении которых китайские  лидеры не могут оставаться безразличными. Таким образом, на Россию также в  значительной степени повлияет более  активная роль Китая на мировой арене.

В восточной периферии  Евразии заключен парадокс. Япония явно представляет собой крупную  державу в мировых отношениях, и американо-японский альянс часто  определяется как наиболее важные двусторонние отношения. Как одна из самых значительных экономических держав мира Япония, очевидно, обладает потенциалом политической державы первого класса. Тем не менее, она его не использует, тщательно  избегая любых стремлений к региональному  доминированию и предпочитая  вместо этого действовать под  протекцией Америки. Япония, как и  Великобритания в случае Европы, предпочитает не вступать в политические перипетии  материковой Азии. В свою очередь, такая сдержанная политическая позиция  Японии позволяет Соединенным Штатам играть центральную роль по обеспечению  безопасности на Дальнем Востоке. Таким  образом, Япония не является геостратегическим  действующим лицом, хотя очевидный  потенциал возлагает на особое обязательство  тщательно пестовать американо-японские отношения.

Вышеприведенный перечень геостратегических  действующих лиц и геополитических  центров является не полным, здесь  выделены лишь некоторые основные из них. Но по Бжезинскому он не является ни постоянным, ни неизменным. Временами  некоторые государства могут  быть внесены или исключены из него. Безусловно, с какой-то точки  зрения могло бы так сложиться. Однако на данном этапе ситуация вокруг каждой из вышеупомянутых стран не принуждает нас к этому. Изменения в статусе  любой из них представляли бы значительные события и повлекли за собой некоторые  сдвиги в расстановке сил, но сомнительно, чтобы их последствия оказались  далеко идущими.

4. Сходства и различия концепций  70–90-х гг.

Если проанализировать все  три вышеизложенные концепции, то можно  выявить основные схожие тенденции  и направления. Во-первых, все три  автора данных концепций принадлежат  к американским идеологам и двое из них даже занимали высокие должностные  посты в правительстве США, то очевидной красной нитью всех трех теорий выделяется главенство американской гегемонии над остальным миром  во всех сферах и областях жизни  общества. И в плане идеологической победы (по Ф. Фукуяме), и по особенности развития цивилизации (по Хантингтону), и по геостратегическому влиянию в мире (по Бжезинскому).

Но помимо этой четкой тенденции  у всех трех авторов существуют и  другие точки соприкосновения в  теориях. Самой очевидной из них  является разделение развития международных  отношений на этапы по конфликтам. Например, Хантингтон выделяет три  периода: с конца Тридцатилетней войны (1618–1648 гг.) вплоть до конца Первой Мировой – национальные конфликты, причинами которых являлись стремление завоевания государствами больших территорий для укрепления своего могущества или возвращение утраченных владений. О том же самом говорит и З. Бжезинский – государства стремились удовлетворить, прежде всего, свои собственные национальные интересы, путем ведения национальных конфликтов. Второй этап по Хантингтону и Бжезинскому начинается после Первой Мировой войны – это период конфликта идеологий. К ним присоединяется и Ф. Фукуяма, т. к. он тоже называл этот период борьбой трех идеологий: либерально-демократической, коммунистической и фашистской. После поражения фашистской Германии во Второй Мировой войне на поле битвы оставались только два направления: коммунизм и либерализм. Противостояние этих идей известно нам под названием Холодной Войны, которая закончилась с распадом Советского Союза. С этого момента по Хантингтону начинается третий период в истории международных отношений – период столкновение в конфликтах цивилизаций и культур, где доминантой будет служить религия. Столкновение христианского Запада (во главе с США) и конфуцианско-исламского альянса Востока (центры: Китай и Иран) произойдет вследствие очень близкого соприкосновения двух культур.

И Хантингтон и Бжезинский акцентируют внимание на подавляющей  роли Запада в развитие всей истории  международных отношений. Эту же идею проповедует и Фукуяма в  своей статье о «конце истории»: либерализм стал конечным этапом общественной эволюции и единственной верной идеологией, и Запад, как основной его носитель, является эталоном и примером для  подражания другим государствам. Но если Фукуяма считает, что на этом произошел  «конец истории», то Хантингтон предполагает возможный конец (закат) Запада. И  выводит для него определенную стратегию  удержания на плаву: путем улучшения  прогнозирования геополитических  ситуаций, проводить политику «сталкивания»  других цивилизаций друг с другом, чтобы сохранить свое главенство в мире. Что касается Бжезинского, то он посвятил этой теме целую книгу, где он вывел целое практическое руководство для удержания и  наращивания господства Америки  над всем остальным миром.

Все эти схожие моменты  в трех концепциях опять же приводят нас к главному – очевидному доминированию  США на международной арене, о  чем говорилось выше. Как мы уже  знаем, эти теории создавались еще  в период Холодной Войны и были своего рода футурологическим прогнозами на будущее. Сейчас мы живем в XXI веке и можем наблюдать, находят ли они отклик в современном развитии международных отношений.

5. Концепции Ф. Фукуямы, С. Хантингтона и З. Бжезинского в современном мире (Единственная сверхдержава?)

Если обращаться к фигурам, формирующим идеологию американской империи, то первыми следует назвать  имена бывшего советника президента по национальной безопасности З. Бжезинского, прежнего государственного секретаря Г. Киссинджера и прежнего заведующего отделом планирования госдепартамента С. Хантингтона. Все трое в свое время были выдвинуты на академическую и политическую арену У. Эллиотом, который долгое время возглавлял Гарвардский университет – своего рода главный «питомник» правящей американской элиты.

Первый из «имперской триады», З. Бжезинский, открыто определил Соединенные Штаты как современного имперского гегемона, с мощью которого никто не сможет сравняться, как минимум в ближайшие двадцать пять лет. В серии статей, опубликованных в неконсервативном журнале «National interest» (и сведенных в 2001 г. в книгу «Геостратегическая триада») Бжезинский призвал Америку блокировать «дугу нестабильности» в Юго-Восточной Европе, Центральной Азии и в анклавах Южной Азии, Ближнего Востока и Персидского залива. Целью он назвал захват «главного приза Евразии» – обеспечение того, чтобы никакая комбинация евразийских стран не смогла бросить вызов Соединенным Штатам.

Сентябрь 2001 г. снял главное препятствие на пути реализации этой цели – нерасположенность американского населения связывать свою судьбу со столь далекими и переменчивыми странами. Бжезинский приветствует сравнения с Римской и Британской империями (и даже с империей Чингисхана), подчеркивая, что если уж проводить параллели, то следует ради исторической истины признать: по глобальности охвата и чисто физической мощи Американская империя не имеет полнокровных прецедентов.

Лучший американский политолог (и прекрасный стилист) Хантингтон дает характеристику современного состояния  международных отношений, той «системы, где есть одна сверхдержава, отсутствуют  значительные крупные державы и  наличествует много государств меньшего калибра. При таком раскладе сил  лидирующая страна может решать важные международные проблемы исключительно  собственными силами, и никакая комбинация других государств не может противодействовать ее курсу». Обращаясь к будущему, С. Хантингтон обозначил в качестве единственного потенциального противника Соединенных Штатов комбинацию «конфуцианско-исламских» стран. Он предсказывает (как наиболее вероятное) противостояние Вашингтона с Пекином и Тегераном. Гарвардский профессор делает примечательную оговорку: чем ближе контакт между культурами, тем вероятнее конфликт между ними. Две главные угрозы имперской Америке сегодня: демографический рост исламского мира и неукротимый экономический рост Китая.

Как оценивает современную  ситуацию С. Хантингтон, «однополюсная система предполагает наличие одной сверхдержавы, отсутствие крупных держав, множество мелких стран». Только в такой обстановке сверхдержава могла бы эффективно решать основные международные вопросы и никакая комбинация, никакой союз других держав не мог бы противостоять единственному силовому полюсу.

«Соединенные Штаты, – по определению советницы по национальной безопасности в администрации Дж. Буша-мл. К. Райс, – оказались на правильно избранной стороне Истории». На протяжении многих столетий такой державой был античный Рим, а в своем дальневосточном регионе – Китай.

На обложке вызвавшей  мировой отклик книги Хантингтона  «Столкновение цивилизаций» имеется  восторженная рекламная оценка только двух политологических борцов – и  это, разумеется, Киссинджер и Бжезинский. Сентябрь снял для троих преграды материальному воплощению их идей. Напомним, что все трое – Бжезинский, Киссинджер и Хантингтон – являются поклонниками идейных построений классика геополитики сэра Халфорда Макиндера, постулировавшего необходимость для  каждого претендента на всемирное  влияние контроля над «евразийским центром».