Гендерные аспекты деятельности в неформальной экономике

9

семейных работников, как женщин, так и мужчин). Во многих странах принят подход, согласно которому для того, чтобы быть отнесенным к категории экономически активного  населения, индивид должен проработать  минимум 15 часов в течение двух недель, предшествующих проведению опроса. Однако если принять во внимание, что выполнение домашней работы не считается основанием для включения в категорию экономически активного населения, и, что женский семейный производственный труд тесно переплетен с домашними обязанностями, становится исключительно сложно провести границу между теми, кого следует считать неоплачиваемыми семейными работниками, и теми, кто занят в домашнем хозяйстве.

Во-вторых, когда в  ходе опросов работников классифицируют в соответствии с их “основным занятием”, то явно  прослеживается тенденция к занижению данных о женщинах, занятых в семейном сельскохозяйственном производстве сельском хозяйстве или в других видах нетоварного производства.

Данные по странам  третьего мира показывают, что подобное занижение может достигать двух-трехкратной величины и даже более. Так, например, в Индии из опроса 1972 года были исключены женщины, чье основное занятие было определено как домохозяйка, но которые одновременно были вовлечены в работу вне домохозяйства. По оценкам, полученным позже, было выяснено, что это привело к снижению доли “официально” работающих женщин с 23% до 13%[11]. Наихудшая ситуация в этом плане отмечается в мусульманских странах. Как отмечается в докладе МОТ, “за редким исключением, в ходе проведения опросов в этих странах женский труд, как правило, не регистрировался”[12]. Так, например, обследование, проведенное в Судане в 1956 году,  и включавшее вопросы о первичной и вторичной занятости, показало, что в трудовую активность вовлечено 40% женщин, хотя официальная статистика давала цифру только в 10%[13].

Существует  несколько причин, по которым женщин не регистрируют в ходе опросов населения. Эти причины имеют различные  основания, начиная от относительной  нерегулярности женской работы вне  домохозяйства (например, женщины, занятые в сезонных работах) до глубоко укоренившихся патриархатных взглядов на “домашнее предназначение” женщины. Если интервьюер специально не заостряет внимание на этом вопросе, то большинство женщин попадают в категорию домохозяек. Кроме того, во многих странах считается престижным, если женщина не работает вне дома. Поэтому, когда задается вопрос о том, работает ли женщина, то и мужчины, и женщины склонны отвечать отрицательно. Кроме того, сообщение неполных сведений может быть связано с

10

желанием скрыть приносящую доход деятельность женщин, чтобы не потерять выплачиваемыесоциальные  пособия и семейные субсидии, привязанные  к статусу домохозяйки, занятой  исключительно домашним трудом[14].

В-третьих, некоторые  виды деятельности выполняются женщинами дома, хотя и явно связаны с выходом на рынок. Например, женщина может продавать еду, напитки или рукоделие на дому или рядом со своим домом. Близость этой деятельности к домашней работе делает ее «невидимой» для статистики, и она может не квалифицироваться как рыночная активность, если в инструкции по проведению опроса этот момент специально не оговаривается.

Следовательно, в вопросе об оценке женского участия  в экономической деятельности традиционная статистика рабочей силы должна рассматриваться с критических позиций. Женщины, получающие зарплату, автоматически будут отнесены к рабочей силе, но занятые в сельском хозяйстве (а также другой деятельности, не имеющей явной связи с рынком), могут быть исключены из этой категории. Это особенно ярко проявляется в том случае, если сравниваются страны и/или регионы с преобладанием сельскохозяйственного производства, с одной стороны,  и промышленного, с другой.

Для межстранового  сопоставления показателей занятости  широко используются данные о соотношении численности работающих мужчин и женщин в отдельных регионах и странах, собранные МОТ из национальных опросов и переписей. Эти данные показывают, что уровень занятости мужчин выше, чем женщин. Наименьший средний уровень занятости женщин зарегистрирован в Латинской Америке, а наиболее высокий - в странах Европы и Северной Америке. Учитывая высокую степень вовлеченности женщин в сельскохозяйственное производство в африканских странах, могут вызвать недоумение низкие показатели по странам этого региона. Однако, эти данные должны рассматриваться только как грубая оценка уровня занятости женщин. Кроме того, объем сельскохозяйственной работы, выполняемой женщинами, выше среди наиболее бедной части крестьянства. Это свидетельствует о том, что недооценка в большей степени затрагивает женщин из наиболее бедных слоев.

                       В социально-экономической системе,  основанной на институте домохозяйства  (а именно так устроено большинство  традиционных сообществ), контроль  старших мужчин распространяется на всю систему и включает два элемента: поддержание подчиненного положения женщин по отношению к мужчинам, и поддержание подчинения молодых мужчин старшим. При этом подчиненное положение женщин является ключевым моментом, поскольку его нарушение угрожает стабильности всей

11

системы. Как  подчеркивает М.Макинтош, в социальном плане подобная “двухслойная” система  социальных отношений 

не является чем-то уникальным, и ее отголоски  в той или иной форме можно  обнаружить и в современном обществе.

 

         

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

12

4. Гендерная  сегментация неформального сектора  экономики

 

                      Первоначально анализ гендерной сегментации неформального сектора был основан на исследованиях экономики стран третьего мира, где формы и масштабы развития неформальной деятельности начали изучаться еще несколько десятилетий назад. Впоследствии гендерное измерение проникло и в анализ неформального сектора развитых стран. Наконец, в последние годы внимание стала привлекать и неформальная сфера в постсоциалистических странах, отказавшихся от централизованного планирования. Очевидно, что некоторые теоретические подходы, также как и анализ управленческой практики, выработанной при изучении неформальной экономики других стран, могут найти применение и в российских условиях.

Участие женщин в неформальной экономической деятельности имеет сложную внутреннюю структуру  и выраженную динамику. В настоящее  время многие авторы придерживаются периодизации участия женщин в неформальном секторе, которая была предложена Р.Пирсон в ее исследовании “Гендерные отношения, капитализм и индустриализация стран третьего мира” (1994) [15]. Р.Пирсон выделяет три этапа в процессе воздействия индустриализации на занятость женщин. Первый этап соответствует этапу индустриализации, ориентированному на развитие импорт-замещающего производства, второй этап охватывает период развития экспортно-ориентированного производства, и, наконец, третий этап может быть обозначен как период глобальной феминизации рабочей силы.

Первый  этап – “импорт-замещающее производство”

Первое аналитическое  описание взаимосвязи процессов  индустриализации и женской неформальной занятости было предложено в книге  Э.Боузрап “Роль женщин в экономическом  развитии”[16]. По мнению Боузрап, процесс экономического развития влечет за собой увеличение экономической пропасти между мужчинами и женщинами, которая находит свое выражение, в частности, в неравном распределении благ, обеспечиваемых экономическим ростом. Основные выводы автора базируются на анализе ситуации в африканских странах (Суб-Сахарский регион) в тот период, когда основная линия национальной экономической политики была ориентирована на развитие внутреннего производства, замещающего импорт. В эти годы, соответствующие пику популярности политики “модернизации”, представлялось, что национальное экономическое развитие может привести к обеспечению индустриальной занятости для

13

населения этих стран, повысить материальный уровень  жизни семей и снизить экономическое  неравенство. Однако, как показала Э.Боузрап, на практике политика модернизации, ориентированная на импорт-замещающее производство, привела к диаметрально различным последствиям для мужчин и женщин, увеличив экономический и статусный разрыв между ними. Если мужчины в своем большинстве оказались включены в миграционные потоки между деревней и городом и активно вовлекались в новые индустриальные  сектора, то женщины оставались в стороне от процессов трудовой миграции и продолжали поддерживать традиционный сельский образ жизни, ориентированный на выживание и экономическое самообеспечение. Точно также и в сельской местности, инициативы по внедрению прогрессивных агротехнологий (получившие название “зеленой революции”), как правило, не затрагивали женщин, которые оказывались вытесненными  в домашнее хозяйство и семейное нетоварное сельскохозяйственное производство. В то же время мужчины, проживающие на селе, получали выгоды от выращивания прибыльных культур, поставляемых на рынок. Таким образом, вывод автора заключается в том, что как в городе, так и на селе женщины либо вообще не включаются в процесс модернизации (и фактически остаются за рамками рыночного сектора), либо попадают в маргинальные слои рабочей силы, выполняя низкостатусную и низкооплачиваемую работу (например, домашняя прислуга, проститутки, уличные торговцы и пр.).

Логика Э. Боузрап (придерживавшейся либерального подхода) получила несколько иное развитие в  работах исследовательниц-феминисток (преимущественно марксистской ориентации), которые утверждали, что асимметричное воздействие процессов индустриализации на экономическое положение мужчин и женщин объясняется политикой капитала, заинтересованного в поддержании резервной армии труда (важной составной частью которой являются именно женщины). В развивающихся странах эта тенденция протекает в более острой форме, поскольку рабочая сила,  высвобождаемая из сферы сельского хозяйства, не может достаточно быстро поглощаться развивающимся индустриальным сектором[17].

Эти идеи высказывались  в тот период, когда доминировали дуалистические модели экономики, основанные на жестком разделении между “формальным” и “неформальным” секторами. При этом формальный сектор воспринимался как очаг современной экономики, в то время как неформальный – как зона господства “хозяйственного традиционализма”. Неформальная экономика рассматривалась как переходное явление, характерное для стран, переживающих процесс модернизации, то есть двигающихся по

14

пути от традиционализма  к современной индустриальной экономике. В рамках этой парадигмы неформальный сектор

рассматривался  как периферийная зона экономики, способная  давать доход только на уровне бедности и не обладающая потенциалом для  независимого роста[18].

Вместе с  тем, уже в конце 70-х годов появляются исследования, в которых подчеркивается расплывчатость границ между формальным и неформальным секторами, и указывается на особые методологические трудности, возникающие при анализе женской экономической активности. В частности, Л.Ариспе [19]   на примере Мехико показала, что граница между формальным и неформальным секторами особенно трудноуловима, если речь идет о женской экономической активности. Фактически единственным критерием, позволяющим установить эту грань, является наличие и регулярность получения доходов. Так, например, женщины, работающие в качестве домашней прислуги, считаются частью экономически активного населения, а стоимостная оценка их деятельности включается в валовой национальный продукт. Вместе с тем, женщины, выполняющие точно такие же обязанности у себя дома, не считаются занятыми, а их деятельность остается полностью невидимой для экономической статистики (и не включается в ВНП). Наконец, женщины, которые выполняют подобную работу за деньги, но на нерегулярной основе (как совместители, или на основе взаимовыгодного обмена — например, в рамках локального городского или сельского сообщества), учитываются как работники неформального сектора.

Второй  этап – “экспортно-ориентированное  производство”

В 80-е годы происходит коренной пересмотр описанной выше концепции неформальной экономики. В эти годы становится все более очевидным, что роль неформального сектора невозможно свести к некоему “переходному периоду” от традиционной экономики к экономике индустриального типа. Вместе с тем, стало пересматриваться и сложившееся ранее представление о роли женщин в рамках неформального сектора. Стратегии индустриализации стран третьего мира, разработанные под эгидой МОТ, продемонстрировали к этому моменту свою полную несостоятельность, не обеспечив решения поставленных экономических и социальных задач. Под воздействием экономического кризиса середины 70-х годов международные корпорации стали разрабатывать новые модели промышленного инвестирования в страны третьего мира, стремясь сократить величину издержек на рабочую силу. Результатом этого стала постепенная переориентация экономики развивающихся стран на принципиально иную

15

стратегию индустриализации, которую характеризует активное развитие производства, ориентированного на экспорт. Начинается складываться так  называемая “анклавная” модель модернизации, при которой промышленные зоны компактно расположены внутри

социально-экономического пространства, практически не затронутого  процессами модернизации. Наиболее яркими примерами подобного анклавного сценария является возникновение в странах Восточной и Юго-Восточной Азии и Латинской Америки зон свободной торговли  и зон экспортного производства. . 

Ориентация  на минимизацию издержек на рабочую  силу приводила к выталкиванию в  эти зоны ряда трудозатратных производств, не требующих высокой квалификации, но весьма малопривлекательных для населения развитых стран (текстильная промышленность, электроника и пр.)  В итоге переход к модели индустриализации, ориентированной на экспорт, привел к существенному росту женской занятости в новых индустриальных секторах. При этом фирмы предпочитали нанимать на работу молодых женщин, еще  не  успевших создать семью и не имеющих детей.

Дискуссии о  том, какие преимущества дала женщинам (и дала ли вообще) эта модель индустриализации, продолжаются до сих пор. Тем не менее, мало кто отрицает тот факт, что эта экономическая стратегия обеспечила существенное расширение женской занятости в целом и сформировала новый тип женской рабочей силы.

Третий  этап – “глобальная феминизация  рабочей силы”

Глобальная феминизация рабочей силы в осмыслении феномена неформального сектора был связан с определенной периориентацией внимания с экономики стран третьего мира на ситуацию развитых стран. Неолиберальная экономическая политика эпохи М.Тэтчер и Р.Рейгана привела к дерегулированию трудовых отношений и урезанию власти профсоюзов. Результатом этих процессов стало разрушение представлений об абсолютном доминировании формального сектора (со всеми соответствующими гарантиями для занятых) в экономике развитых стран. В итоге произошла глубокая трансформация сферы занятости, изменившая ее основные параметры. Этот эффект, по меткому выражению Г.Стэндинга, получил название “глобальной феминизации рабочей силы”[20]. Смысл этого процесса заключается не только в количественном изменении параметров участия женщин в экономической деятельности (абсолютное увеличение численности работающих женщин и рост их доли в численности занятых), но и в качественном изменении самих условий занятости. Речь идет о том, что условия занятости всех работников, как мужчин, так и женщин, стали все более приближаться к стандартам