Деятельность Петра Михайловича Бицилли за границей

Параллельно с научной и преподавательской деятельностью в Софийском университете Бицилли начинает с конца 20-х годов активно сотрудничать в периодических изданиях русского зарубежья: в журналах «Числа», «Звено», «Русские записки», «Новый град» и др. Чаще всего он публиковался в одном из лучших журналов русской эмиграции— «Современных записках». «Хотя он ни идейно, ни географически ... не был близок к редакции, им было напечатано с 1915 по 1930 год 30 статей и 75 рецензий (в отношении рецензий это был, кажется, рекорд для "Современных записок"...)»,— отметил Глеб Струве в своей книге «Русская литература в изгнании». Факт примечательный. Лучший парижский журнал опубликовал наибольшее количество рецензий, написанных ученым, живущим вдали от крупных эмигрантских центров. Прежде всего это говорит об удивительной начитанности профессора— современную литературу эмиграции и России он знал блестяще (что было непросто в условиях оторванности как от родины, так и от основных центров русского рассеяния), сегодня «литературную ситуацию» тех лет можно с успехом восстанавливать по рецензиям Петра Бицилли. В то же время частота публикаций в «Современных записках» подтверждает большую заинтересованность журнала в сотрудничестве. Рецензии Бицилли никогда не напоминали поденную работу— он умел писать увлеченно, владел ярким литературным стилем, не впадая в «наукообразие» дурного толка и одновременно не изменяя насыщенности мысли, интенсивности научного поиска. Его рецензии на произведения Бунина, Набокова, Зайцева и других писателей-современников и небольшие статьи, такие, как «Гоголь и классическая комедия», «Чехов», «Что такое роман?»— список этот огромен— стали классикой литературоведения и литературной критики. Отзывы ученого ценили и сами писатели, что подтверждает переписка Бицилли с И.Буниным, М.Алдановым, Тэффи, Г.Ивановым и др. Вот как определил литературно-критический стиль профессора Георгий Адамович: «В нашей здешней, эмигрантской литературе имя П. Бицилли дорого всем тем, кто ценит мысль. Когда видишь его подпись, будь то под большой журнальной статьей, или случайной заметкой, сразу испытываешь какое-то особое, чисто умственное, головное нетерпение... Традиционное выражение будить мысль применимо не к очень большому числу наших современников: раз, два— и обчелся... Бицилли— бесспорно, из тех, кто имеет на него право.

...Он литературу знает и понимает: соединение редкое, много более редкое, чем обычно принято думать. Ученость его как бы творческая. В ней нет ничего непереваренного, никаких мертвых грузов— имен, названий, дат, терминов, фактов, лежащих в памяти, как груда пыльных рукописей в наглухо запертом архиве. В знании он ищет и находит смысл, оно его не тяготит, он не подавился книгами, по чьему-то меткому, давнему выражению... В ста или полутораста строках Бицилли иногда успевает коснуться стольких тем и вопросов, что разработка их потребовала бы большого исследования, некоторые из этих рецензий трудно забыть...».

Адамович верно предугадывал будущее кратких заметок ученого, многие из них пунктирно намечали будущие большие исследования. В то же время ряд публикаций в периодических изданиях изначально был заявлен как фундаментальные труды— такой стала статья, напечатанная в «Современных записках» еще в 1928 году,— «Проблема жизни и смерти в творчестве Толстого». В ней автор задолго до исследования Б. Эйхенбаума «Толстой и Шопенгауэр» (1925) доказывал, что эпиграф «Анны Карениной» взят Толстым не непосредственно из Библии, а из книги Шопенгауэра «Мир как воля и представление». В то же время задолго до бунинского «Освобождения Толстого» Бицилли заявлял сложнейшую философскую тему: «Отношением к смерти — объективно самому важному, как всеобщему, непреложному и неизбежному в жизни — определяется у каждого отношение к жизни. У художника, следовательно, им определяется все его творчество». Интересен факт, что именно работы Бицилли о Толстом стали поводом и одной из ведущих тем продолжительной переписки (сроком в 20 лет) с Иваном Буниным. Эту переписку в 1931 году начал сам писатель после публичной лекции профессора на тему «Бунин и его место в русской литературе», где также проводились параллели между бунинским творчеством и литературным наследием Толстого. С легкой подачи Бунина («Сделайте одолжение, пожалуйста, возьмите в Вашу статью из того, что я Вам писал про "Дьявола" и "Митину любовь"») Бицилли переносит часть этой эпистолярной полемики в свои статьи. По иронии судьбы статью «Проблема жизни и смерти в творчестве Толстого» Бунин прочтет только через восемь лет после ее выхода в свет, в момент работы над книгой «Освобождение Толстого». Вот что он напишет в письме от 16 мая 1926 года: «...основа книги такова: обреченность Т. на выход из Цепи, на уход из жизни, а не из Ясной Поляны— и доказательства той обреченности. И вот опять совпадение: только на днях нашел книгу "Совр. Записок" 1928 г. со статьями о Т. и прочел впервые Вашу прекраснейшую статью, столь удивительно кончавшуюся! ... Видите, что на свете бывает!» По завершении работы над книгой Бунин в письме от 16 августа 1937 года напишет: «Дорогой Петр Михайлович, только что получил Ваше письмо, которое доставило мне большую радость: оно, во-первых, исходит от человека, писавшего о Толстом (о главной сути его творений и души) лучше и глубже всех (тут вспоминаю еще Шестова), а во-вторых, от одного из очень немногих критиков и читателей, которые отнесутся к моей книге с интересом и вниманием, ибо кому нужно то, что в ней говорится? Равнодушному ко всему на свете Адамовичу? На все на свете кисло взирающему Ходасевичу? Всему на свете едко улыбающемуся Алданову?» В сентябрьском письме того же года Бунин впрямую попросит Бицилли дать рецензию на «Освобождение Толстого». Надо учесть болезненное самолюбие Бунина, его острый, язвительный ум и довольно холодное отношение к современникам-эмигрантам, чтобы понять, насколько он доверял ученому из Болгарии. Рецензия Бицилли появилась в 1927 году в 4-м номере журнала «Русские записки». Однако во взаимоотношениях Бунин — Бицилли не все было просто. «Размолвка» произошла постфактум, уже после смерти ученого. Во взглядах на Чехова филолог и писатель разминулись.[2, 69-71]

3 Концепция Ренессанса в творчестве П.М. Бицилли

Сегодня, когда культурология по праву заняла достойное место в отечественном гуманитарном знании, представляется актуальным обращение к трудам исследователей, стоявших у ее истоков. Одним из них был Петр Михайлович Бицилли (1879-1953) - замечательный, но малоизвестный на родине одесский историк-медиевист. Тема Ренессанса - одна из главных в творчестве П.М. Бицилли. Уже в своих первых работах "Салимбене. Очерки итальянской жизни XIII века" (1916) и "Элементы средневековой культуры" (1919) ученый затрагивает важные темы, связанные с ренессансной проблематикой. В "Очерках теории исторической науки" (1925) он уделяет большое внимание анализу исторического мышления Возрождения и пониманию этой эпохи современными ему историками (Я. Буркхардт, К. Бурдах, Э. Трельч). Но основным вкладом ученого в исследование культуры Ренессанса стала работа "Место Ренессанса в истории культуры" (1933), в которой он постарался дать целостную характеристику эпохи как культурного периода в его соотношении со Средневековьем и Новым временем. Своеобразным дополнением к этой работе стала небольшая статья "Св. Франциск Ассизский и проблема Ренессанса" (1927), посвященная истокам Возрождения.

Цель данной статьи - охарактеризовать вклад П.М. Бицилли в изучение культуры эпохи Возрождения. В связи с этим, актуальной представляется постановка следующих исследовательских задач: показать основные подходы к пониманию эпохи в западной и отечественной ренессансистике; выявить специфику исследовательского метода ученого в изучении культуры Возрождения; раскрыть оригинальность взглядов историка на место и роль Ренессанса в культурно-историческом процессе.

Интерес ученых к эпохе Возрождения породил огромное количество исследований, охарактеризовать которые в рамках одной статьи не представляется возможным. Для того чтобы более четко показать своеобразие взглядов П.М. Бицилли на Ренессанс, необходимо обозначить основные направления в изучении этой эпохи. Начало традиции выделения Ренессанса как самостоятельной эпохи восходит к итальянским гуманистам, понимавшими под "возрождением" не только обновление культуры, наук, искусств, но и изменение самой сути человеческой природы. Сам термин "Возрождение" был введен в оборот итальянским биографом XVI в. Д. Вазари в "Жизнеописаниях наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих" (1550) для обозначения всестороннего развития нового искусства. В научный оборот понятие "Возрождение" ввел французский историк Ж. Мишле, которому принадлежит важная идея о Ренессансе как времени открытия мира и человека. Если Д. Вазари термин "Ренессанс" применял исключительно к истории искусства, то Ж. Мишле распространил его на всю сферу культуры и расширил до европейского масштаба.

Несколько позже, швейцарский историк и искусствовед Я. Буркхардт в книге "Культура Возрождения в Италии" (1860) дал стройную синтетическую схему эпохи. Его основная мысль заключалась в том, что Ренессанс в Италии явился коренным переломом в мировоззрении и мировосприятии человека. Это новое жизнеощущение он определил как "индивидуализм", который наряду со светскостью и возрождением античных традиций сформировал характеристику культуры Возрождения. В России взгляды Я. Буркхарда на Ренессанс разделяли такие видные ученые, как П.Н. Кудрявцев, А.Н. Веселовский, М.С. Корелин.

Уже в конце XIX в. эта концепция Ренессанса подверглась активной критике. Историки Э. Жебар, Г. Тоде, К. Бурдах отвергли тезис о светском характере культуры Возрождения, а корни развития индивидуалистических тенденций нашли в мистицизме XII-XIII вв. что позволило трактовать Возрождение как продолжение Средневековья. Среди исследователей, стремящихся преуменьшить успехи эпохи, особое место занимает голландский историк культуры И. Хейзинга. В своей работе "Осень Средневековья" (1919) он утверждал, что переход от Средних веков к Ренессансу столь плавен, что трудно определить само понятие "ренессансная культура". В связи с этим ученый отказывал гуманистам в претензиях на формирование нового мировоззрения [1, 336-338].

На волне "медиевизации" Возрождения некоторые западные историки (Ж. Мишле, К. фон Хазе, Г. Тоде) увидели корни Ренессанса как культурной эпохи в личности Франциска Ассизского, итальянского монаха-проповедника, основавшего в 1209 г. нищенствующий орден. В отечественной историографии первым, кто обосновал психологическую и историко-культурную близость св. Ф. Ассизского к духу раннего Возрождения, был П.М. Бицилли.

В статье "Св. Франциск Ассизский и проблема Ренессанса" историк раскрыл характерные черты Ренессанса - радость, восторг от переживания мира, как преображенного и просветленного; стремление охватить жизнь во всей ее полноте и при этом тенденция к "конкретности"; воля к творчеству, свободная игра творческих сил, а вовсе не "следование образцам древности"; дерзание, убеждение в осуществимости своей "virtu" (непереводимое слово того времени, означающее вместе: талант, доблесть, влечение, внутренний импульс к самовыявлению). Все они, по мнению Бицилли, "в свернутом виде" уже даны в личности св. Ф. Ассизского [1, 536].

Полемизируя с историками, стоявшими на позициях радикального разрыва Средних веков и Возрождения, П.М. Бицилли отмечал начало формирования некоторых черт последнего в традициях францисканского движения. Историк утверждал, что именно Орден стал тем лоном, где сформировался новый социальный тип, носящий на себе признаки, которые вскоре повторились уже в характерном "человеке Ренессанса". Деятельность Ордена способствовала выработке особого типа минорита - добровольца-дипломата, публициста, космополитического авантюриста. С середины ХІІІ в. францисканцы завоевали себе прочное положение в Парижском и Оксфордском университетах, у них сложилась собственная философская школа - "номинализм". "Если мы примем во внимание, что номинализм есть отражение в логике и в метафизике того самого мировоззрения, которое мы иначе обозначаем, как индивидуализм и которое мы привыкли считать сущностью Ренессанса, как определенного культурного момента, то мы будем принуждены сделать заключение, что францисканство с его философией есть неотъемлемая, органическая часть культуры Возрождения" [1, 540]. Таким образом, по мнению Бицилли, исторический Ренессанс (Кватроченто и Чинквеченто) вырос на почве уже очень высокой, утонченной и сложной культуры. ренессансистика культурный исторический бицилли

Основная работа П.М. Бицилли по Возрождению - "Место Ренессанса в истории культуры" (1933). В ней историк задался целью показать то, что казалось ему наиболее характерным для "духа", или "гения" эпохи, как он проявлял себя в величайших своих представителях. Так, мы находим у него глубокие историко-культурные характеристики Данте, К. Салутати, Н. Кузанского, Леонардо да Винчи, Микеланджело и многих других. Характеризуя Возрождение как "непрерывно становящийся мир творчески самораскрывающихся форм", Бицилли исследует его с точки зрения исторической динамики и начинает работу традиционно, с трех предвестников Ренессанса (Данте, Боккаччо и Петрарки). Они творили тогда, когда, по мнению ученого, Средневековье как система культуры начинает распадаться и намечаются элементы, тенденции новой культуры, которая впоследствии получила название Возрождения. Но самой этой культуры в конце XIV - начале XV вв. еще не было [2, 30].

Отвечая на вопрос, что же было у "трех лауреатов" действительно нового, историк выделяет повышенное внимание к личности и, как следствие, искусство индивидуализирования персонажей. Достигается это введением деталей, придающих повествованию художественную убедительность, какой не знало Средневековье. Ученый отмечает: "Как и в "Декамероне", в "Комедии" мы слышим живые голоса живых людей" [2, 15]. Он отмечает введение Данте термина virtu, характерного для индивидуалистической культуры Возрождения: "Всякая вещь обладает virtu, соответствующей ее природе, в силу чего она делает то, для чего она приспособлена, и чем лучше она это делает, тем более она virtuosa..." [2, 18].

Индивидуализм, способность переживать идеи как конкретные величины, способность переживать самого себя как конкретную личность, ценность личного начала, "virtu" - и есть те новые черты, которые легли в основу культуры, пришедшей на смену Средневековью. По мнению П.М. Бицилли, собственно Ренессанс начинается тогда, когда на путях преодоления интеллектуализма, дух обретает новые методы для выработки нового, цельного миросозерцания, для создания новой иерархии ценностей, нового понимания человека, Бога и Космоса. Ученый раскрывает эти вопросы через творчество таких выдающихся мыслителей эпохи, как Н. Кузанский, М. Фичино, Леонардо да Винчи, Н. Макиавелли.

Мир представлялся мыслителям Возрождения как законченное целое, залогом закономерности которого служит Красота, понимаемая как подчинение мере и числу. Так, Н. Кузанский и М. Фичино сравнивают Вселенную, а равно и каждое живое существо, с музыкальным произведением, в котором все многообразие тонов объединено в гармонии. Раз мир есть произведение искусства, то Бог - художник. Он сообщает материи форму так же, как это делает мастер, создатель художественного произведения. Отражая вещи в своем сознании, художник преображает их, выражая в своих произведениях себя настолько, что по ним можно судить о нем. Каждый индивидуум есть новая мысль Бога, в которой Он выразил себя.