Глобализация и антиглобалисты

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 24 Марта 2013 в 19:02, научная работа

Краткое описание

Цель этой книги — дать вразумительные и четкие ответы на нерешенные пока вопросы, возникшие в ходе дискуссии о глобализации, показать неоднозначность этой дискуссии, расплывчатость используемых в ней понятий, ее (часто неразличаемые) измерения, помочь избежать ошибок в толковании этого явления, но в первую очередь открыть путь для политических ответов на вызов глобализации. В центре, таким образом, оказывается простой, но нелегкий для ответа двойной вопрос: что имеется в виду под глобализацией и где искать политическое решение проблемы?

Содержание

Предисловие. Перевод В. Седельника
Часть первая ВВЕДЕНИЕ (Главы I— IV перевод В. Седельника)
I. Виртуальные налогоплательщики
II. Национальное государство между мировой экономикой и индивидуализацией утрачивает свой суверенитет: что делать?
III. Шок глобализации: запоздалая дискуссия
Часть вторая
ЧТО ИМЕЕТ В ВИДУ ГЛОБАЛИЗАЦИЯ? ИЗМЕРЕНИЯ, КОНТРОВЕРЗЫ, ДЕФИНИЦИИ
IV. Открытие мирового горизонта: к социологии глобализации
1. Социология как интеллектуальная дисциплинирующая сила: контейнерная теория общества
2. Транснациональные социальные пространства
3. Логики, измерения, последствия глобализации
а) Капиталистическая мировая система: Уоллерстайн
б) Постинтернациональная политика: Розенау, Джилпин, Хелд
в) Мировое общество риска: экологическая
глобализация как принудительная политизация
г) Почему ложен тезис о макдоналдизации мира: парадоксы культурной глобализации
д) Глокализация: Роланд Робертсон
е) Власть воображаемой возможной жизни: Архун Аппадураи
ж) Глобализованное богатство, локализованная бедность: Зигмунт Бауман
з) Капитал без труда
(Главы V—VIII перевод А. Григорьева)
V. Транснациональное гражданское общество:
как возникает космополитический взгляд на вещи
1. Промежуточные итоги: “методологический национализм” и его опровержение
2. Символически инсценированный массовый бойкот:инициативы граждан мира и глобальная субполитика.
3. Полигамия в плане местожительства: полилокальный брак с несколькими местожительстваыи открывает ворота глобализации в частной жизни
4. Возможна ли межкультурная критика?
а) “Мудрость, полная плутоватой шутливости”
б) Контекстуальный универсализм
VI. Контуры мирового общества: конкурирующие перспективы
1. Третьи культуры или глобальное гражданское общество?
2. Космополитическая демократия
3. Капиталистическое мировое общество
4. Мировое общество риска: клетка модерна открывается
5. Мировое общество как недемократически легитимированная политика
6. Перспективы: транснациональное государство
Часть третья ЗАБЛУЖДЕНИЯ ГЛОБАЛИЗМА
1. Метафизика мирового рынка
2. Так называемая свободная мировая торговля.
3. В области экономики мы имеем дело (еще) с интернационализацией, а не глобализацией
4. Драматургия риска
5. Отсутствие политики как революция
6. Миф о линейности
7. Критика катастрофического мышления
8. Черный протекционизм
9. Зеленый протекционизм
10. Красный протекционизм
Часть четвертая ОТВЕТЫ НА ВЫЗОВ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
1. Международное сотрудничество
2. Транснациональное государство или
“инклюзивный суверенитет”
3. Участие в капитале
4. Переориентация образовательной политики
5. Являются ли транснациональные предприниматели не-демократичными, анти-демократичными?
6. Союз за гражданский труд
7. Что придет на смену нации, экспортирующей “Фольксваген”? Новые культурные, политические и экономические целеполагания
8. Экспериментальные культуры, нишевые рынки и общественное самообновление
9. Общественные предприниматели, трудящиеся-для-себя
10. Общественный договор против эксклюзии?
VII. Европа как ответ на глобализацию
VIII. Перспективы. Гибель a la carte: бразилизация Европы

Прикрепленные файлы: 1 файл

1.fb2.doc

— 1.06 Мб (Скачать документ)

 

1. См. об этом: Beck U. Risikogesellschaft, a.a.O; Beck U., Gegengifte: Die organisierte Unverantwortlichkeit, Frankfurt/M. 1988.

 

То, как постнациональная социальная действительность воспринимается и рассматривается названными выше авторами, при всех разногласиях между ними, в существенном моменте совпадает: все они исходят из того, что и транснациональные социальные пространства возникают только вследствие интенционального действия; или, другими словами, предполагают наличие обусловленных определенной целью действующих лиц и институций. Это предположение опровергается теорией мирового общества риска, которая говорит о невозможности дальнейшей экстернализации побочных последствий и опасностей, являющихся следствием высокоразвитых индустриальных обществ. Будучи конфликтами риска, они ставят под сомнение всю институциональную структуру. Благодаря этому возникает понимание, что транснациональные социальные пространства могут загадочным, чреватым многочисленными конфликтами образом создаваться “за спиной людей” как следствие нежелательных, оспариваемых, вытесняемых угроз.

На это можно было бы возразить, что осознаваться должны и непреднамеренные последствия, если от них ждут воздействия на политику. Отрицать этого нельзя. Но политико-экономические и культурные проблемы мирового общества риска можно понять лишь в том случае, если признать, что публично обсуждаемые опасности представляют собой своего рода “негативную валюту”. Это деньги, которые никому не нужны, но они проникают повсюду, требуют к себе внимания, вводят в заблуждение, подрывают устои, ставят на голову то, что, казалось бы, прочно стояло на ногах.

Обратимся к недавней трагикомедии, произошедшей в реальной действительности, — к истории с коровьим бешенством в Европе, точнее, к одному из аспектов этой истории. Кто летом 1997 года заглядывал в меню в одном из ресторанов верхнебаварской провинции, защищенной от болезни, как утверждают, британского происхождения многими границами и обещанием политических гарантий, тот задерживался взглядом на фотографии улыбающегося крестьянина, живущего в полном согласии со своими коровами и своими детьми. Эта фотография и намек, что бифштекс, который вы собираетесь заказать, приготовлен из мяса изображенных на снимке коров, должны восстановить доверие, разрушенное идущими отовсюду сообщениями о якобы британском происхождении этой болезни.

Существует три вида глобальных опасностей 1.: во-первых, это конфликты, связанные с “пороками”, которые являются обратной стороной “выгод”, т. е. вызванные стремлением к обогащению технико-индустриальные угрозы (такие, как озоновые дыры, парниковый эффект, а также непредвиденные, не принимаемые в расчет последствия генной инженерии и ретрансплантационной медицины).

Во-вторых, это разрушение окружающей среды и технико-индустриальные опасности, обусловленные бедностью. Комиссия Брундтланд впервые указала на то, что разрушение окружающей среды — не только следствие развивающегося модерна; напротив, существует тесная связь между бедностью и разрушением экологии. “Неравенство — важнейшая проблема окружающей среды на планете; одновременно оно и важнейшая проблема развивающихся стран”2. Комплексный анализ условий жизни населения, сокращения генетических и энергетических ресурсов, функционирования промышленности, питания и расселения людей со всей очевидностью по

1. Подробнее об этом см.: Beck U. Weltrisikogesellschaft, in: Jaeger Carlo С. (Hg.), Umweltsoyologie, Sonderheft der Kolner Zeitschriftfur Sovologie und Sozialpsychologie, Opiaden 1996, S. 119-147.

2 United Nations 1987, S. 6.

 

казывает, что все это  тесно взаимосвязано и не может  рассматриваться вне зависимости друг от друга.

“Однако между разрушением  окружающей среды в результате роста благосостояния и разрушением окружающей среды в результате распространения бедности, — пишет Миха-эль Цюрн, — есть существенная разница: если многие экологические угрозы, вызванные стремлением к обогащению, являются результатом экстернализации издержек производства, то применительно к разрушению окружающей среды, обусловленному бедностью, речь идет о саморазрушении бедных с побочными последствиями и для богатых. Другими словами: разрушение окружающей среды, вызванное тягой к обогащению, распределяется по планете равномерно, в то время как обусловленные бедностью разрушения накапливаются в первую очередь на местах и приобретают интернациональный характер только в форме побочных эффектов, проявляющихся в среднесрочном режиме” 1..

Наиболее известным  примером данного явления служит вырубка тропических лесов (сегодня ежегодно вырубается 17 миллионов гектаров джунглей); к другим примерам относятся ядовитые отходы (в том числе импортируемые) и устаревшие крупные технологии (например, химической и атомной промышленности), в будущем к ним добавятся генная индустрия, а также исследовательские лаборатории” занимающиеся генной инженерией и генетикой человека. Эти угрозы появляются в контексте начинающихся и прекращающихся процессов модернизации. Набирает силу промышленность, обладающая технологическим потенциалом разрушения окружающей среды и жизни, тогда

 

1. См. об этом: Zurn M. Globule Gefahrdungen und Internationale Kooperation, in: Der Burger imStaat, 45/1995, S. 51. Из этого труда позаимствованы идеи и данные настоящей типологии.

 

как страны, где расположены соответствующие  предприятия, не располагают институциональными и политическими средствами для предотвращения возможных разрушений.

Применительно к угрозам, вызванным  богатством и бедностью, речь идет о “нормальных опасностях”, которые чаще всего возникают в результате отсутствия (в данной стране) или использования непродуманных мер обеспечения безопасности и таким образом распространяются по всему миру. В-третьих, угроза применения оружия массового уничтожения (атомного, биологического и химического), напротив, связана с чрезвычайным положением во время войны (в отличие от исходящей от этого оружия потенциальной угрозы). Опасность регионального или глобального самоуничтожения ядерным, химическим или биологическим оружием не устранена и после прекращения конфронтации между Востоком и Западом, скорее, она вырвалась из-под контроля сверхдержав, попавших в “патовую атомную ситуацию”.

К опасностям военно-государственной  конфронтации добавляются опасности (надвигающегося) фундаменталистского терроризма и терроризма частных лиц. И совсем нельзя исключать того, что в будущем новым источником опасности станет не только военно-государственное, но и частное владение оружием массового уничтожения и сложившийся на этой основе (политический) потенциал угроз.

Различные глобальные очаги опасности  будут дополнять друг друга и обостряться; это означает, что в связи с взаимодействием между разрушением экологии, войнами и последствиями прерванной модернизации встанет вопрос, в какой мере экологические разрушения способствуют разжиганию военных конфликтов — будь то вооруженные стычки из-за жизненно необходимых ресурсов (вода) или призывы экологических фундаменталистов на Западе к применению военной силы, чтобы предотвратить разрушение окружающей среды (сходные, например, с требованиями прекратить вырубку тропических лесов)?

Нетрудно себе представить, что  страна, живущая в растущей нищете, будет эксплуатировать окружающую среду до последнего. В отчаянии (или с целью политического прикрытия отчаяния) она может попытаться силой оружия захватить чужие ресурсы, необходимые для выживания. Экологические разрушения (например, наводнение в Бангладеш) могут вызвать массовый исход жителей, который тоже в состоянии привести к военным конфликтам. Воюющие страны на грани поражения также могут прибегнуть к “последнему средству” — уничтожению своих и чужих атомных и химических предприятий, чтобы создать угрозу уничтожения для приграничных районов и крупных городов. Фантазии, конструирующей чудовищные сценарии взаимодействия различных источников опасности, нет предела. Цюрн говорит о “спирали разрушения”, последствия которой можно приплюсовать к тому великому кризису, в который вливаются все другие кризисные явления.

Именно это имеет в виду диагноз  мирового общества риска: перечисленные выше глобальные угрозы делают шаткой несущую конструкцию традиционных расчетов безопасности; вредные последствия утрачивают пространственно-временные границы, обретают устойчивый глобальный характер; ответственность за причиненный ущерб уже нельзя возложить на определенные инстанции — принцип причинно-следственной связи теряет остроту различения, ущерб больше невозможно компенсировать из финансовых источников, бессмысленно искать спасения от последствий наихудшего варианта глобальной спирали уничтожения. Стало быть, не существует и планов выживания, если такой наихудший вариант станет реальностью.

Уже из этого ясно, что не существует глобальных опасностей как таковых, что они, скорее, перемешаны и до неузнаваемости нагружены социальными, этническими и национальными конфликтами, которые с особой силой обрушились на мир после завершения конфронтации между Востоком и Западом. Так, в постсоветских республиках безжалостный диагноз разрушения окружающей среды сочетается с политической критикой имперского использования природных ресурсов. Защита “своей земли” в этом смысле сопряжена с притязаниями на использование природных ресурсов и с правом на национальный суверенитет.

Дискуссия о мировом обществе риска  тоже может привести к чрезмерно высокой оценке относительной самостоятельности экологических кризисов и приведению их к монокаузальному и одномерному знаменателю глобального общества. В противоположность этому следует подчеркивать специфику недобровольной политизации всех общественных сфер действия из-за конфликтов риска.

Осознанные опасности, по-видимому, разрушают автоматизм принятия общественных решений за плотно закрытыми дверьми. То, что втайне от общественности обсуждалось и принималось менеджерами и учеными, должно теперь получать свое оправдание с учетом последствий в острых публичных дискуссиях. Там, где конкретные законы развития раньше вступали в силу как бы сами по себе, теперь появляются ответственные лица, которые под давлением общественности могут признать свои ошибки и назвать упущенные альтернативы. Подводя итог сказанному, можно утверждать, что создающая опасности технократия невольно производит противоядие от собственных, пущенных на самотек дел: опасности, которые вопреки утверждениям ответственных лиц, что у них все под контролем, осознаются общественностью, открывают простор для политического действия 1..

 

г) Почему ложен тезис  о макдоналдизации мира: парадоксы  культурной глобализации

Расширение мирового рынка, доказывает, например, Кевин Робине, имеет далеко идущие последствия для культур, идентичностей и стилей жизни2. Глобализация экономической активности сопровождается волнами трансформации в сфере культуры, процессом, который называют “культурной глобализацией”. При этом речь идет прежде всего и главным образом о фабрикации символов культуры — о процессе, который, кстати, наблюдается уже давно. Некоторые из общественных наук и часть общественности усвоили на это явление точку зрения, которую можно назвать конвергенцией глобальной культуры. Ключевое слово — макдоналдизация. Все больше и больше пробивает себе дорогу универсализация в смысле унификации стилей жизни, символов культуры и транснациональных норм поведения. В нижнебаварской деревне точно так же смотрят телесериал о жизни в Далласе, носят джинсы и курят сигареты “Мальборо” как знак “чистой, нетронутой природы”, как и в Калькутте, Сингапуре или в “бидонвилях” под Рио-де-Жанейро. Короче, глобальная

 

1.' Что эти шансы могут быть, хотя бы частично, использованы  в политической борьбе, свидетельствует количество принятых в этой области международных соглашений и законов, которое в последние десять лет сильно возросло; о шансах глобализации снизу см. с. 124-130, а о политизации из-за рисков с. 172—177 наст. изд.

2 Robins К. Tradition und Translation: National Culture and its Global Context, in:

Corner J. and Harvey S. (Hg.), Enterprise and Heritage.Crosscurrents of National Culture, London 1991,S. 28 ff.

 

индустрия культуры во все  в большей мере означает конвергенцию культурных символов и форм жизни.

Председатель “Евродиснейленда”  говорит: “Характерные признаки Диснея имеют универсальное значение. Попробуйте как-нибудь убедить итальянского ребенка, что Тополино — итальянское имя Микки-Мауса— родом из Америки, и вы потерпите поражение”'.

С этой точки зрения в  основе дискурса о мировом рынке лежит негативная утопия. В той мере, в какой в мировой рынок интегрируются последние ниши, возникает единый мир — но не как признание многообразия, взаимной открытости, т. е. плюралистическо-космополитической природы представления о себе и других, а, наоборот, как единый товарный мир. В этом мире локальные культуры и идентичности утрачивают корни и заменяются символами товарного мира, взятыми из рекламного и имиджного дизайна мультинациональных концернов. Бытие становится дизайном— причем повсеместно.

Люди суть то, что они покупают (или могут купить). Этот закон культурной глобализации имеет силу — так гласит аргумент — даже там, где покупательная способность приближается к нулю. Вместе с покупательной способностью кончается социальное бытие человека, которому угрожает выпадение из общества. Исключение!— гласит приговор тем, кто выпадает из уравнения “бытие == дизайну”.

Концерны, которые добиваются господства в фабрикации универсальных культурных символов, по-своему используют беспредельный мир информационных технологий, о котором мечтает, к примеру, Розенау. Искусственные спутники позволяют преодолевать все национальные и классовые границы и

 

1. Ebd.

 

насаждать в сердца людей  во всех уголках планеты мишурный мир белой Америки. Остальное делает логика экономической активности.

Глобализация, понимаемая и форсируемая  как экономическое явление, сводит к минимуму расходы и максимально увеличивает доходы. Даже небольшие рыночные сегменты и соответствующие им стили жизни и потребительские привычки, распространяемые по всем континентам, обещают заслужить одобрение Уолл-стрит. Трансрегиональное рыночное планирование в этом смысле служит заклинанием в мире рекламы и менеджмента глобальной индустрии культуры. Глобализация открывает путь бегства оттуда, где растут издержки производства глобальных символов, и обещает близкий рай для жаждущих высоких доходов.

Информация о работе Глобализация и антиглобалисты