Логика развития понятия «суверенитет»

Основное определение государства  состоит в  субстанциональном  единстве, идеальности его моментов, в том числе, государственных властей и их деятельности. Эта идеальность, единство всех особых моментов государства и различий, развившихся в нём, составляет животворящее начало государства, его суверенитет, и именно внутренний суверенитет. Суверенитет, как идеальность государства, идея органического единства всех моментов государства представляет собой субъективность, индивидуальность государства, отвлеченное самоопределение воли, которой принадлежит высшее решение.

Гегель утверждает что идея народного  суверенитета представляет собой крупное заблуждение так как народ без монарха с личностью которого необходимо связано всё строение и единство государства, не представляет собой государство, а беcформенную массу.

Таким образом, идея суверенитета у  Гегеля означает не только верховность и независимость государственной власти, но и органическое единство всех частей государства. 

Как мы видим, основное значения понятия  «суверенитет» не изменилось и в  первую половину 19в. Все писатели определяют суверенитет как высшую и независимую государственную власть. Субъектом же суверенитета признают то государство, то лицо или совокупность лиц, осуществляющих верховную власть.

Во второй же половине 19в развитие учения о суверенитете тесно связано  с выяснением юридической природы  союзного государства. При образовании союзных государств сыграли руководящую роль два политических начала. Одним началом было стремление к более тесному национальному объединению, которое должно было выразиться в создании такой формы союзного устройства, при которой получилось бы сильное и жизнеспособное союзное государство и союзная власть, но для этого необходимо было, чтобы все государства пожертвовали своей политической самостоятельностью и перенесли часть своих прав властвования на союзное государство. Но этому и противились сторонники другого начала, верховенства и независимости отдельных государств, всеми силами стремясь отстоять суверенитет отдельных государств при преобразовании союзного устройства. Но своеобразная идея делимости суверенитета в союзном государстве была то есть между целым союзом и его членами, была весьма удобным компромиссом для сторонников усиления союзной власти и сторонников самостоятельности членов союзного государства.

В рассуждениях подавляющего большинства  русских юристов начала 20в. о государственном суверенитете использовались также термины «державность» и «верховенство», однако с точки зрения права как державность, так и суверенитет есть независимость государственной власти от других государств в ее действиях как внутри государства, так и во внешних сношениях. В той или иной форме красной нитью проходит идея о соотношении суверенитета и международного права, о том, что эти два понятия не противоречат друг другу, а наоборот, дополняют и раскрывают друг друга. Русская ученая мысль того времени, за редким исключением, считала, что государственный суверенитет не есть какое-то абсолютное полновластие в международных отношениях, а власть государства, на международной арене испытывающая определенные ограничения, связанные со взятыми им на себя международными обязательствами и нормами международного права. Этим русская наука международного права 20в. отличалась от германской науки того времени, в которой концепции абсолютного суверенитета, доходившие порой до отрицания международного права, получили широкое распространение. Так, в русской правовой литературе рассматриваемого периода О.А. Эйхельман отстаивал точку зрения, что право суверенитета заключает в себе полную державность, неограниченную власть и единодержавие политической организации в стране. Юридически суверенитету не указываются никакие границы и пределы его воли и власти. О.А. Эйхельман пишет, что суверенитет есть политическое господство и что к этому началу сводятся все отношения государственной власти к лицам и предметам, включая государственную территорию. Суверенитет данного государства есть, в отношении к другим суверенитетам, исключительная государственная власть на известном пространстве земной поверхности – территории.

Такие русские авторы, как В.П. Даневский, И.В. Гессен, П.Е. Казанский, Ф.Ф. Кокошкин, Ф.Ф. Мартенс, А.Н. Стоянов, А.А. Треплин, в свою очередь утверждали, что если внутри государства можно говорить о неограниченном суверенитете, то в международных отношениях суверенитет не является абсолютным, а имеет свои пределы в суверенитете других государств и в международно-правовых нормах, регулирующих общение суверенных государств. Отстаивая принцип государственного суверенитета, русские юристы неизменно подчеркивали его связанность уважением к международному праву и международным обязательствам. Особенно решительно против идеи абсолютного суверенитета в международных отношениях справедливо выступал Л.А. Камаровский, по определению которого под суверенитетом следует разуметь юридический принцип самостоятельности и независимости государств как в их внутренней, так и в их внешней жизни… По Камаровскому из суверенитета вытекает право на государственную форму, на законодательство и управление, на дипломатическое представительство, право войны и мира; сюда же он включает право на самосохранение, на развитие, на равенство.

Имеются специальные работы того времени, посвященные суверенитету – это  монографии С.И. Живаго, Б.Е. Нольде, Н.И. Палиенко, а также статьи С.К. Саблера  и С.А. Корфа, которые указывают  на то, что суверенитет применяется  только в пределах государства, а в международных отношениях, где государства коллективно признают обязательность международно-правовых норм и действуют по согласованию с ними, они не упражняют прав суверенитета.

Н.А. Ушаков справедливо указывает  на необходимость взаимного уважения государственного суверенитета, которое является общепризнанным императивным, обязательным для всех принципом международного права, что еще раз подчеркивает важность этого центрального понятия в науке права. По его мнению, суверенитет – это юридическое понятие, отражающее наиболее общие юридические свойства государства, а именно верховенство государства в пределах его территории и его независимость во взаимоотношениях с другими государствами и иными субъектами международного общения. Территориальное верховенство, по мнению Н.А. Ушакова, находит свое выражение в четырех признаках. Во-первых, территориальное верховенство государства проявляется в том, что в его руках концентрируются вся принудительная власть и все средства властного принуждения. Во-вторых, территориальное верховенство государства находит свое выражение в том, что только государство может предписывать обязательные для находящихся в его пределах органов, организаций и лиц правила поведения, т.е. создавать право. В-третьих, территориальное верховенство государства определяется единством государственной власти. Последнее проявляется в том, что совокупная компетенция органов государственной власти охватывает все полномочия, необходимые для осуществления функций государства, и в том, что различные органы, принадлежащие к этой системе, не могут предписывать одновременно одним и тем же субъектам при одних и тех же обстоятельствах взаимоисключающие друг друга правила поведения. В-четвертых, территориальное верховенство государства означает юридическую неограниченность государственной власти. В то же время юридическая неограниченность власти государства не свидетельствует о возможности произвола государственной власти в области национального права. Деятельность государства в этой сфере детерминирована реальными внутренними и внешними условиями существования организованного в государство общества. Государство может устанавливать не какое-то произвольное право, а лишь такое, которое соответствует условиям жизни данного общества, его интересам и потребностям, правосознанию, общественной морали и традициям. Иначе правовые предписания не будут исполняться, и государственная власть, утратившая в результате свою эффективность и соответственно легитимность, будет заменена новой усилиями населения.

Безусловно, такое ограничение  государственной власти не носит  юридического характера. При этом также  следует учитывать, что в условиях демократической государственности  власть государства может быть ограничена непосредственным властным велением народа, однако власть народа не следует рассматривать как другую высшую власть, ибо она представляет, по сути, ту же власть, но рассмотренную в ином ракурсе. К тому же суверенитет вряд ли можно свести к совокупности властных полномочий и на основании их анализа выделить этот феномен. Независимость же государства в международно-правовых отношениях проявляется в двух моментах. Во-первых, в отсутствии надгосударственной власти, предписывающей государству обязательные правила поведения в международных отношениях, т.е. в необходимости согласия государства для принятия на себя международно-правовых обязательств. Во-вторых, в равноправии государств как субъектов международного права. Иначе говоря, независимость суверенного государства на международной арене тесно связана с его обязанностью соблюдать независимость всех иных государств.

Ныне ситуация существенно изменилась. Большинство аналитиков склонны  констатировать неизбежность «корректировки»  классического суверенитета, адаптации  его к новым реалиям. Однако определить пределы возможного в эволюции суверенитета довольно сложно. Современное межгосударственное соперничество ограничено структурой признанных международными нормами суверенных прав и в этом смысле основано на верховенстве международного права. Суверенитет представляется «несущей конструкцией» современной политики, выполняющей важную функцию минимизации межгосударственного насилия.

Более того, наиболее привлекательной  идеей выступает не ограничение, а добровольное делегирование суверенитета в той или иной его части. Это уже происходит в рамках ряда международных режимов и интеграционных проектов, идеалом которых до последнего времени выступали институты и механизмы европейской интеграции.

В ближайшие десятилетия  традиционной концепции суверенитета придется так или иначе столкнуться с целым рядом вызовов, которые не смогут не привнести новые нюансы в интерпретацию этого понятия. В их числе: требования интернационализации дефицитных ресурсов, а, возможно, и территорий; усиление международных режимов; расширение транснациональных политических пространств; формирование глобального информационного пространства; глобальные экологические и климатические императивы и т.д.

Для мировой политики будущего окажется характерным противоборство двух разнонаправленных тенденций - к укреплению суверенитета, с одной стороны, и к его ограничению, с другой. Причем эти тенденции часто будут воплощаться в политике одного государства или группы государств (укрепление собственного суверенитета будет сопровождаться попытками ограничения суверенитета других). В рамках интерпретаций суверенитета XXI века будут скорректированы представления о пределах автономии суверенных государств в выборе средств при решении тех или иных внутриполитических проблем. В контексте международных отношений предметом дебатов на протяжении десятилетий станут характер и принципы применения принудительных и иных мер воздействия на оппортунистов в рамках международных режимов, характер взаимодействия межгосударственного и транснационального уровней мировой политики, механизмы глобального управления.

В настоящее время суверенитет  не исчезает как таковой, но меняется его природа, он становится более  гибким. Суверенные государства остаются основными субъектами международных  отношений, а значит и проводниками глобализации.