История Нижнетагильского металлургического комбината в 18 в.

Перечисляя далее собственные  Невьянского завода рудники до половины руды в Невьянск приходится тем не менее завозить с горы Высокой: «Гора сия разделена теперь на три части, из коих самая лучшая юго-западная и южная достались в удел Тагильским заводам; напротив того Ревдинской пользуется северною и северо-восточною частью, в коей большею частью глухой камень, а в Невьянск добывают руду на западной и юго-западной части, также и на узкое восточныя стороны».

Но никакими дисциплинарными  мерами спасти гаснущий в Невьянске  горный промысел уже, видимо, было нельзя: на первое место прочно и надолго  выходил Нижнетагильский завод, «который снабден всем нужным изобильно». Начало этого возвышения нужно, отнести к 1758 году, когда туда, в Нижнетагильский завод, из Невьянска была переведена первая на Урале и самая крупная «цыфирная школа». Этот шаг горных властей, с одной стороны, являлся как бы официальным признанием возвышения Нижнетагильского завода, а с другой, естественно, подготовил почву для создания при этом заводе выдающейся для России того времени технической школы, наиболее яркими представителями которой были механики, создавшие в конце XVIII века ряд машин и металлургических устройств, надолго опередивших свое время.

Большой интерес представляет замечание Палласа о том, что  среди нижнетагильских мастеровых есть хорошие художники и заводские  мастера, чего в прочих заводах не достает.

Промысел, в основе которого лежали необычные качества тагильского  железа, родил совершенно уникальный прозрачный лак, с которым, по признанию  Н.С.Ярцева, «никакие в России делаемые лаки в доброте и прочности  равняться не могут, даже самый английский лак он превосходит и равняется  с китайским».

Загадка изобретения этого  «прозрачного, яко хрусталь» лака не раскрыта до сих пор. Но отдельные, весьма отрывочные и чем-то даже противоречивые описания способов лакировки металлической  утвари позволяют сделать вывод, что его изобретение косвенно связано с мастерством самих  металлургов, умевших строить самые  разные нагревательные печи и отлично  чувствовавших «суть огневой  работы». Качество лака связано с  действием на него высокой температуры, «за каждым разом высушивая оную в жаркой печи». Еще более определенно  на этот счет говорит составитель  первой уральской энциклопедии «Хозяйственное описание Пермской губернии» Н. С. Попов: нижнетагильский лак «прозрачен, как хрусталь, не портится ни от жару, ни от какой кислоты».

Секрет лака тагильскими ремесленниками хранился в глубокой тайне, передаваясь от отца к сыну. Это отмечает Н. С. Ярцев: «Честь его изобретения здешним художником, составление же его известно ныне только одному или двум домам сродиков изобретателя, которые секрет свой рачительно от прочих скрывают, опасаясь, чтобы через распространение между многими унизилась цена сего наилучшего в своем роде лакового произведения». Однако сам же Ярцев в своей «Горной истории» говорит о том, что «тагильский мастеровой по имени Худояров, есть изобретатель составления тагильского масляного лака..., он оставил сие секретное искусство только некоторым своего рода потомкам».

Это лишь отдельные штрихи процветания Нижнетагильского завода в последней четверти XVIII века, основа которого, конечно, кроется в экономике  самого завода, в том несомненном  техническом прогрессе, который  единодушно отмечается всеми историками горнозаводского Урала. Так, Д. Кашинцев, сравнивая работу и экономику разных заводов Урала той поры, приходит к выводу, что «особенно показателен Нижнетагильский завод – один из наилучше оборудованных и обеспеченных энергией, сырьем, топливом и людской силой.

Колебание его продукции  было от 444 до 302 тысяч пудов, то есть достигло 320% от максимума, а это предприятие  было самым надежным. Крупный завод  юга, Златоустовский, знал колебания  производительности до 55%.

Из описания академика  П. С. Палласа видно, что Нижнетагильский  завод представлял в ту пору весьма многоотраслевое и сложное хозяйство. Одних только вододействующих колес в то время на заводе насчитывалось около 60, причем лишь четыре из них, самые крупные, обслуживали доменные печи, а остальные приводили в действие многочисленные мехи и молоты в передельных фабриках – цехах. Общая мощность всех колес, по подсчетам Д.Кашинцева, на Нижнетагильском заводе в то время составляла 610 лошадиных сил, что для XVIII века «можно считать предельным в масштабе не только Урала, но и всей промышленной России».

В немалой, конечно, степени  этому процветанию завода способствовал  и сам Н. А. Демидов, унаследовавший от отца не только хозяйскую хватку и организаторские способности, но и вкус к самой технике. Отлично  понимая, что только постоянным улучшением горнозаводского дела можно удержать на высоте и сам завод, и марку  тагильского металла, Н. А. Демидов  всячески стремился привлечь к себе на службу грамотных мастеров и специалистов. «Урал, - приходит к выводу Д.Кашинцев, - с 1740-х и до 1790-х годов почти лишенный иностранной технической помощи домашними средствами, стараниями даровитых конструкторов-самоучек, часто заводских крепостных, достиг крупных количественных успехов по линии доменной плавки». И, прежде всего это заключение относится к Нижнетагильскому заводу, где, пожалуй, впервые на Урале отказались от прежней, традиционной формы доменной печи, перейдя к более рациональной конструкции в виде двух конусов, соединенных между собой широкими основаниями. Эта форма доменных печей практически сохранилась до наших дней.

Новая форма доменной печи позволила значительно увеличить  ее внутренний объем, организовать более  равномерный прогрев всей шихты, что, естественно, сразу же сказалось  на продуктивности печей. Производительность нижнетагильских печей того времени  самая высокая не только в России, но и в Европе.

Немаловажную роль, скорее даже целую революцию (по оценке современников) в увеличении производительности доменных печей, сыграли так называемые «цилиндрические  мехи», которые заменили собой прежние, «ящичные», и представляли собой  обычные с точки зрения современной  техники поршневые насосы, приводимые в действие все тем же водяным  колесом. Однако, во-первых, цилиндрические мехи не в пример «ящичным» позволяли получать более сжатый, более «густой» воздух, а во вторых, поскольку они, как правило, устанавливались возле каждой домны по две пары, то дутье оказывалось более равномерным. И более «густой» воздух, и более равномерное дутье значительно улучшили работу доменных печей и увеличили их суточную продукцию.

Из всех уральских заводов  лишь Нижнетагильский отнесся к  цилиндрическим мехам не просто как  к одной из экзотических новинок, а провел обширные сравнительные  испытания их с «ящичными» сразу  на трех домнах.

Гораздо хуже на Урале, в  том числе и на Нижнетагильском  заводе, обстояло дело с внедрением более прогрессивных методов  переработки чугуна и вообще с  внедрением принципиально новых  «воздушных печей» для нагрева металла  и плавки чугуна. Уже в середине XVIII века в Англии был изобретен  так называемый метод пудлингования  взамен кричного, при котором чугун  плавился и обезуглероживался в особой ванне, нагреваемой плавлением. Пудлинговая печь по своему устройству была близка уже к мартеновской, сменившей ее во второй половине XIX века, и наиболее важной ее особенностью было то, что металл, в отличие от кричного горна в непосредственный контакт с топливом не вступал, что давало возможность для переработки чугуна в пудлинговое железо применять практически любое топливо, а не дефицитный и дорогой древесный уголь. Однако это весьма прогрессивное для того времени дело нашло применение на Уральских горных заводах лишь во второй четверти XIX века: пудлингование в Англии к концу XVIII века уже стало господствующим процессом, а Урал почти до 40-х годов XVIII века пребывал, если не в полном неведении о пудлинговании, то в полном невнимании к нему... Кричный процесс был одной из самых застойных операций уральской металлургии.

Это общее для всех уральских  горных заводов явление, не исключая и Нижнетагильского, значительно  затормозило развитие техники передела чугуна в железо. Но сказалось оно на уральских заводах уже в следующем, XIX веке. XVIII же век, век создания на Урале мощной горно-металлургической базы, Нижнетагильский завод заканчивал в расцвете и славе, как первый завод России, но в основе этой славы лежал подневольный труд тысяч мастеровых и крестьян. «В основе «организации труда на Урале, - писал В. И. Ленин, - издавна лежало крепостное право, которое и до сих пор, до самого конца XIX века, дает о себе знать на весьма важных сторонах горнозаводского быта. Во времена оных крепостное право служило основой высшего процветания Урала и господства его не только в России, но отчасти и в Европе». И этому господству в Европе Россия обязана прежде всего широкому проникновению на европейский рынок тагильского железа.

Заключение

О Нижнем Тагиле давно и  просто сложилось мнение, что из всех уральских городов этот город  «самый уральский».

Трудно сразу, особенно только что приехавшему человеку, понять, в чем же оно выражается – это типично Уральское. Возможно, в том, что и в этом городе, как  ни в каком другом, явственно ощущается  рабочая атмосфера: кажется не только ритм жизни города, но и сам облик, даже архитектура несут на себе зримый отпечаток труда. Но скорее всего то ощущение типично уральского создателя тем, что главенствующее положение в городе занимает металлургический комбинат: силуэты огромных доменных печей, вечно окутанных паром и газами, мощные бастионы коксовых батарей, градирни, гигантские эстакады, причудливый переплет трубопроводов и целый лес мартеновских труб, прочно и непоколебимо вписавшихся в архитектурный облик самого города, составляющие его главную часть, хорошо видны даже при подъезде к Нижнему Тагилу – за 10 – 15 километров. Очевидно, Нижний Тагил поэтому, а не только по традиции вот уже четверть тысячелетия воспринимается как цитадель уральской черной металлургии. И еще, очевидно, потому, что именно здесь, в Тагило-Кушвинском горнопромышленном районе сосредоточены главнейшие задачи железной руды Урала; это горный край, о богатстве которого из поколения в поколение передавались легенды и сказания.

Двести с лишним лет  гора Высокая, колыбель Нижнего Тагила, снабжала первосортной рудой не только Нижнетагильский, но и Невьянские, Ревдинские, Салдинские, Алапаевский заводы – практически весь центральноуральский горно-металлургический район. Слава тагильского железа, клейменного силуэтом соболя, перешагнула рубежи России. Мастерство тагильских доменщиков и кричных кузнецов и выпускавшееся ими русское железо с маркой «старый соболь».

Исследования историков  говорят о том, что Нижнетагильский  железоделательный и чугуноплавильный завод очень быстро, уже к середине XVIII века превратился в центр горно-металлургической промышленности России.

Непревзойденное качество тагильского металла, из которого в  холодном виде можно было вязать двойные и даже тройные узлы, неоднократно отмечалось на всевозможных всенародных выставках медалями и премиями. Так, на всемирной выставке в 1851 году в Лондоне тагильские заводы получили три бронзовые медали, а в 1867 году на такой же Парижской выставке эти заводы были отмечены золотой медалью. И даже позднее, когда уральская горнозаводская промышленность вступила в полосу первого экономического кризиса, нижнетагильские заводы сумели удержать качество своего металла настолько высоким, что оно неоднократно отмечалось почетными дипломами и медалями, а в 1878 году в Париже на Всемирной выставке было удостоено высшей награды – Гран-при.

О процветании Нижнетагильского завода можно судить по росту выплавки чугуна. Если в 1766 году она составила 392 тысячи пудов, то к концу столетия 734 тысячи пудов. В это время Нижнетагильская  группа заводов превысила по размерам производства все заводы, принадлежащие  в середине XVIII столетия Акинфию Демидову.

Успеху заводского дела, безусловно, содействовало и то, что наиболее деятельный из братьев, Никита, стремился привлечь на заводы знающих специалистов, следил за техническими новинками и применял некоторые  из них в заводском производстве. Однако главным условием процветания  оставалась нещадная эксплуатация крепостных мастеровых, грабеж их. Демидовская  тюрьма не пустовала, в ней томились десятки узников, обреченных на смерть. Людей по-прежнему стегали вицами, заковывали в железо, неугодных сдавали  в рекруты.

Успеху демидовских заводов  способствовали и природные условия: богатая рудой гора Высокая всего  в двух километрах от завода, достаточное  количество воды в реке Тагил и  дешевые рабочие руки – все  это было золотым дном для Демидовых.

Едва ли не самой худшей демидовской каторгой была работа в  «горе», то есть медной шахте рудника. Добыча руды самым хищническим способом. В узких и низких штреках, с  обушками в руках, как кроты, долбили  руду рудокопы. В шахте происходили  обвалы, заживо погребая десятки людей. За двенадцатичасовую смену шахтерам платили нищенскую плату – 50-60 копеек. Один из управляющих признавал: «С вышеозначенной платой работник не в состоянии прокормить свое семейство, если оно велико».

В 1834 году славные изобретатели отец и сын Черепановы построили  первую в России дорогу с паровой  тягой и чугунными рельсами, предназначенную  для перевозки медных руд с  рудника на завод.

Еще в 70-е годы XVIII века в  Нижнем Тагиле на плющильной фабрике  впервые на Урале было прокатано  листовое железо.

Здесь впервые были опробованы многие технические новшества, оставившие след не только в истории Нижнего  Тагила, но и в развитии передовой  технической мысли России. Однако эти новшества не находили поддержки  со стороны хозяев.

Известен такой факт. Павел Павлович Демидов проиграл в Монте-Карло 600 тысяч рублей, поставив предприятия в катастрофическое положение. Чтобы как-то поддержать заводы, на 10 лет вперед была запродана  вся платина.

В конкуренцию с демидовским  железом вступило более дешевое, произведенное на заводах юга России. Лишь начало строительства железных дорог в России вызвало заметное оживление на демидовском заводе, увеличение производства металла, и прежде всего рельсов и креплений к ним. В 1837 году Нижнетагильский завод поставил рельсы для Николаевской железной дороги, соединившей Москву и Петербург. А это потребовало от владельцев некоторого технического совершенствования производства.