Социальные проблемы мирового экономического развития

Финансовый университет при правительстве Российской федерации

Новороссийский филиал

 

 

 

 

 

Экономическая социология

Контрольная работа

Тема №27 «Социальные проблемы мирового экономического развития»

 

 

 

 

 

 

 

                                                                                                   Студент                Шевченко С.Ф.

                                                                                                   Специальность     Бакалавр                  

                                                                                                                           экономики

                                                                                                                                  2 курс

                                                                                                    Проверила           Евсеева Л.В.

 

 

 

Новороссийск 2015.

План.

Введение.

1. Социальные и культурные аспекты  и последствия глобализации экономической жизни.

2. Противоречие глобального и локального в современном социально-экономическом развитии.

3. Альтернативные модели глобализации.

Заключение.

Список используемой литературы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение.

Международные хозяйственно-экономические связи. Формирование глобальных экономических связей. Интернационализация и глобализация. Международные хозяйственные связи в парадигме «Восток-Запад». Парадигма «Север-Юг», Центр-Периферия и особенности международного хозяйственно- экономического развития. Понятия «глобальности» и «глобализма». Экономическое измерение глобализации: единство рынка, финансовых и информационных потоков. У.Бек об особенностях деловой активности транснациональных экономических субъектов: неопределимость национальной принадлежности; высокая динамичность, подвижность в глобальном масштабе инвестиционных, производственных, налоговых и проч. локализаций; «капитализм без труда»; «капитализм без налогов», столкновение «виртуальных» и «реальных» налогоплательщиков.

Социальные последствия экономической глобализации: утрата внутреннего уровня социальной интеграции, изменение содержания конфликта «новых богатых» и «новых бедных». Социокультурное измерение экономической глобализации: формирование транснациональных субъектов экономической деятельности - «глобального экономического человека». Освобождение «глобального экономического» человека от социальных и национальных обязательств. Особенности этоса глобального мира (по Кюнгу): приоритет «общих» интересов перед локальными, «этики ответственности» перед «этикой убеждения». Толерантность как ценность хозяйственной культуры глобального мира. У.Бек о политическом контексте экономической глобализации: снижение роли национального государства, изменение содержания понятия «политического», трансформации политических институтов модерна, «субполитизация» как проникновение политики в неполитические сферы, в том числе в экономику.

Деструктивные социокультурные последствия экономической глобализации: отказ от идеи развития в мировом масштабе, формирование «глубокой периферии» и «четвертого мира»; разрушение традиционных политических, социальных, культурных институтов и ценностей обществ, втянутых в глобальные отношения; хаотизация обществ мировой периферии, развитие криминальных экономических практик как результат кризиса цивилизационного устроения, их развертывание в глобальном масштабе; деградация и исчезновение уникальных местных хозяйственных укладов; структурная деформация локальных экономик; деградация местных рынков труда, профессиональной структуры, бизнеса. Глобализация и фундаментализм. Глобализация и глокализация, рост значимости местных укладов, рост значения региональной интеграции, диалектика глобального и локального. Альтернативные модели глобализации: формирование многополярного мира, возвращение гуманитарного измерения международным экономическим отношениям.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1. Социальные и культурные аспекты и последствия глобализации экономической жизни.

          Важнейшей сферой осуществления глобализации является хозяйственная и экономическая жизнь. Предметом социологического исследования в данном случае является специфика субъектов хозяйственной деятельности, особенности институтов, социальных общностей и групп, вовлеченных в глобализацию, новые уровни развития хозяйственной этики и хозяйственной культуры, социальные последствия экономической глобализации. Основными субъектами хозяйственной глобализации являются, как мы уже говорили, транснациональные компании. Их специфика в качестве субъектов хозяйственной деятельности определяется глобальным характером этой деятельности. Прежде всего, они не имеют жесткой привязки к национальным общностям: капиталы, топ-менеджмент, офисы и производственные мощности, рабочая сила — все это легко меняет не только географическую локализацию, но и национальный состав и принадлежность. Можно сказать, что не ТНК принадлежит к какой-либо нации или национальному государству, а сегменты национальных рынков, рабочей силы, капитала, производственных мощностей принадлежат ТНК, работают на нее независимо от национально-государственной принадлежности и интересов. ТНК легко переносят предприятия туда, где расходы по найму и налоги минимальны, таким образом, они свободно выбирают самые прибыльные места для инвестиций, производства, уплаты налогов.

      Связанные с ТНК субъекты получают возможность динамичной смены места жительства, также вне привязки к национальному, традиционному контексту. Соответственно, национальные обычаи и традиции, этические нормы, духовные ценности и т.д. оказывают все меньшее влияние на функционирование капиталистической экономики. Таким образом, именно глобализация завершает процесс отрыва капитализма от его социальных, национальных, культурных характеристик. К. Маркс еще в «Манифесте коммунистической партии» (1848 г.) писал о том, что ни у буржуазии, ни у пролетариата «нет отечества»: по самому характеру своей деятельности, по социальной позиции и выполняемым ролям они не связны с культурой, традициями, национальными интересами — их социальная позиция определяется их экономической деятельностью и экономическими интересами. Освобождение капитала от национальной привязки обусловлено его ориентацией на максимизацию прибыли, которая в условиях глобализации, в свою очередь, получает дополнительные стимулы, связанные с высокой мобильностью экономики. Если капитал индустриальной эпохи еще сохранял зависимость от локального рынка, природных ресурсов и рабочей силы, еще нуждался в протекционистской поддержке государства, то глобальные хозяйственные акторы не только не нуждаются во всем этом, но и извлекают прибыль из своей независимости от локальных условий.

       Экономическая глобализация основывается на формирующемся мировом единстве рынка, финансовых и информационных потоков. «Пусковым механизмом», давшим старт как самой экономической глобализации, так и становлению ее идеологии (неолиберализма) послужил Вашингтонский консенсус, представляющий собой десять рекомендаций по реформированию мировой торговли, сформулированных в 1989 г. экономистом Дж. Вильямсоном, в числе которых налоговая дисциплина и налоговая реформа; минимизация общественных расходов; минимальные таможенные тарифы, способствующие экспорту; экспортная ориентация обменного курса валют в развивающихся странах; отказ от государственной регуляции промышленного развития; поощрение прямых иностранных капиталовложений; поощрение приватизации государственных предприятий; всемерная защита права частной собственности1. Финансовые потоки и рынки ценных бумаг в конце XX в. стали утрачивать национальную принадлежность и ориентироваться на быстрое переливание средств в те регионы и сферы хозяйства, где обеспечивается максимальная прибыль (в противоположность традиционно ориентации на гарантии сохранения вкладов). Отказ США от золотого стандарта и введение плавающего курса доллара стал важной вехой в отрыве финансов от национального производства и их превращения в самодостаточную глобальную силу. Самостоятельный рынок валют и ценных бумаг превратил финансы в виртуальную экономику, воистину глобальную силу, качественно отличную от любой национальной финансовой системы и стремящейся ее под себя подмять. Глобальная доступность информации делает ее не только важнейшим ресурсом общемировой культуры, но и служит весьма эффективным препятствием для попыток изолироваться от глобальной экономики. Ф. Фукуяма в известной книге «Конец истории» писал: «Сегодня ни одна страна не может в подлинном смысле оградить себя от глобальных средств массовой коммуникации, от внешних источников информации; тенденция, получающая развитие в одном углу земного шара, быстро находит отклик в местах, отдаленных десятками тысяч километров. Страна, пытающаяся обособиться от глобальной экономики посредством отказа от внешней торговли и инвестиций зарубежного капитала, должна будет все же учитывать, что чаяния ее населения формируются знанием об условиях жизни и культурных достижениях внешнего мира». Экономическая глобализация имеет беспрецедентные политические последствия. Если в либеральном обществе классического модерна политика и экономика стремились к максимальной независимости друг от друга в рамках национальных государств, то теперь наметились иные тенденции. С одной стороны, экономические процессы легко переходят государственные границы и нарушают суверенитеты, транснациональные экономические акторы требуют максимальной открытости тех стран, где они видят свои интересы. С этой точки зрения они заинтересованы в том, чтобы вдохнуть новую жизнь в старую либеральную концепцию «минимального государства», не вмешивающегося в хозяйственную жизнь, не претендующих на ее регулирование или на протекционистские меры в отношении собственного, национального производства, не взимающего высокие налоги в целях обеспечения социального и культурного, научно-технологического, а тем более оборонного, потенциал. Эти притязания получили отражение в описанных выше рекомендациях «вашингтонского консенсуса». Таким образом, политические институты общества модерна — прежде всего государство, органы безопасности и др. — утрачивают прежнюю значимость. Политические партии из выразителей интересов различных социальных слоев общества и реального представительства становятся выразителями интересов различных финансово- промышленных групп, транснациональных корпораций. Территориальная целостность и нерушимость границ как важнейший признак государства модерна в условиях глобализации оказывается поставленным под вопрос и существенно ослабленным, поскольку транснациональные экономические связи пронизывают пространство независимо от территориальных границ и не терпят на своем пути никаких преград, а если они возникают в виде, например, жесткой тарифной таможенной политики, то у глобальных акторов оказывается достаточно способов давления — как чисто экономического, так и политического, идеологического, общественно-гражданского и т.д. — на суверенные правительства в целях достижения собственных интересов. И в подавляющем большинстве случаев в национальных политических системах находятся деятели, представляющие интересы ТНК в противовес национальным интересам. Португальский писатель Ж. Сарамагу, лауреат Нобелевской премии по литературе за 1998 г., в статье «Почему я поддерживаю антиглобалистов» отмечает, что экономическая глобализация представляет собой новую форму тоталитаризма: «Нельзя же всерьез говорить о демократии, когда реальная власть находится не в руках правительств, избранных гражданами, а у транснациональных монополий, которые никто не избирал» . С другой стороны, У.Бек отмечает, что с экономической глобализацией связана «субполитизация» современных обществ, то есть «дополнительный шанс для деятельности и узурпации власти за рамками политической системы, шанс, который во все большей мере получают предприятия, действующие на всем пространстве мирового общества». Политические роли обретаются акторами, которым они никогда ранее напрямую не были присущи: предприятиями и фирмами, налоговыми и аудиторскими институтами, пенсионными фондами, международными финансовыми и торговыми организациями и т.д. Для реализации собственных политических интересов у них уже нет необходимости обращаться к правительствам, парламентам, судебным и проч. органам легальной политической системы, а уж тем более — к мнению избирателей (которое, впрочем, в информационном обществе стало столь же легко манипулируемым, как и потребительское поведение). Утрата значимости институтов налогообложения, социального обеспечения, национального государства приводит к тому, что снижается внутренний уровень социальной интеграции даже внутри благоденствующих социальных государств Европы.

      Становится все меньше посредствующих звеньев внутри социальной системы, объединяющих бедных и богатых и обеспечивающих их диалог, согласие, взаимную легитимацию. Возникает специфическая форма разделения людей не только по привычным экономическому и социальному признакам, но и по принципу локального и глобализированного. В то время как бедные остаются привязанными к локальным экономическим и социальным пространствам и вынуждены вместе с ними переживать их деградацию, богатые свободно разрывают все локальные связи. Социально-экономическая система перестает быть единым целым, полюсами которого являются бедные и богатые, они, по выражению У. Бека, отныне «сидят за разными столами», и между ними становится все меньше и меньше связующих звеньев и возможностей коммуникации.

 

 

 

 

 

2. Противоречие глобального и локального в современном социально-экономическом развитии.

    Глокализация в качестве «оборотной стороны» глобализации знаменует собой и противоречие между глобальным и локальным уровнями хозяйственной деятельности, при котором глобальный развивается за счет локального, а этот последний оказывает ему посильное сопротивление. Глобализация не только разрушает прежние локальные уровни общности, но и вызывает разрушение локальных экономик и хозяйственных культур, деградацию рабочей силы, уничтожение уникального хозяйственного опыта под воздействием вторжения более мощных экономических акторов или включения в систему глобальных финансовых и производственных связей. Еще во времена Ост-Индской компании колониальное вторжение вызвало деформацию традиционных хозяйственных структур и производств Индии (массовое разорение ткачей и т.п.). Ответом был рост «индийского экономического национализма», который в начале XX в. вылился в активные, хотя и ненасильственные, кампании по защите местных производителей и байкоту импортных товаров. Экономическое противостояние стало важнейшей частью национально-освободительной борьбы, а национальная буржуазия и мелкие производители — ее активными участниками. На рубеже XX-XXI вв. разрушение локальных хозяйственных миров происходит по следующим основным векторам:

   1) деградация и исчезновение уникальных традиционных хозяйственных укладов, неспобных конкурировать с технологически более оснащенными современными произодствами, которые переносятся из развитых стран Центра на периферию;

   2) структурная деформация локальных экономик вследствие их встраивания в глобальные экономические связи, приводящая к росту безработицы, потере наработанного технико-технологического потенциала. Эта тенденция касается не только периферии и полупериферии мирового хозяйства, но и развитых стран Западной Европы, из которых выводятся производства в периферийные регионы с более дешевой рабочей силой. При этом приоритеты получают не те отрасли и производства, которые необходимы для сбалансированного развития местного хозяйства, повышения уровня жизни населения, а наиболее прибыльные для мирового экономического Центра;

   3) периодические финансовые кризисы, провоцируемые играми крупных международных спекулянтов. От них также страдают не только растущие экономики полупериферии, но и развитые страны, как в 90-х гг. XX в. Япония и Великобритания;

   4) усиление теневых и криминальных форм экономической активности, начиная от разного рода нарушений трудового законодательства, незаконных или полузаконных финансовых операций, «отмывания» денег и кончая такими прямо криминальными видами бизнеса, как торговля наркотиками, проституция и порноиндустрия, торговля органами и «живым товаром» и т.д.;

    5) разрушение институциональных и социальных основ хозяйства, касающееся не только стран периферии и полупериферии, где происходит разрушение традиционных межличностных связей, отношений солидарности, взаимной поддержки и защиты, но и развитых стран Центра, из которых вместе с рабочими местами в более дешевые регионы «уходят» и налоги. Открытость мирового экономического пространства позволяет акторам крупного бизнеса размещать производство и платить налоги в наиболее «дешевых» регионах, но при этом покупать недвижимость, вкладывать средства, жить, давать образование детям там, где существует более развитая и стабильная социальная и культурная инфраструктура, фактически ничего за это не платя. При этом население развитых стран — по преимуществу Западной Европы — не только лишается рабочих мест и финансовых поступлений, но и само вынуждено нести более тяжелое налоговое бремя ради сохранения привычного (и столь привлекательного для других) уровня безопасности, социального обеспечения, культуры.

   6) разрушение локального единства социума, объединяющего бедных и богатых как два полюса социально-экономической иерархии. При этом богатые образуют транснациональный класс, единый как в принадлежности к глобальным социально-экономическим институтам — ТНК, международным организациям, так и в образе жизни, обусловленном высоким уровнем доходов. Именно богатым становятся доступны блага, представляемые процессом глобализации: информация, высокая мобильность и доступность перемещений по всему миру, современные виды услуг и т.д. Бедные же оказываются привязанными к локальным социально-экономическим пространствам, из которых уходят прежние социальные блага и рабочие места, следовать за перемещением которых реально они не в состоянии. Если в период становления капитализма бедные из разоряющихся деревень уходили в город на фабрики и заводы, то в период глобализации фабрики и заводы уходят из одних регионов мира в другие, где используют местную, более дешевую рабочую силу.

     7) деградация эндогенных хозяйственных культур, которая происходит вследствие вторжения «глобального экономического человека» и его специфического, ориентированного на чистую и максимальную прибыль, рационализма. Вторгаясь в пространство самобытных, но ослабленных цивилизаций Юга, глобальная хозяйственная культура не столько «подтягивает» до своего уровня, сколько оказывается фактором, ускоряющим деградацию собственных духовно-этических основ хозяйственной деятельности. Самобытные хозяйственные культуры и традиции деловой этики, содержащие необходимые для общества ценностные ориентации и нормы деятельности, предполагающие веками налаженные формы взаимоотношений в хозяйстве, вытесняются в сферы «архаичных» локальных укладов, третируются как «вечно вчерашние» и под этим предлогом подменяются «передовыми» ценностями и нормами индивидуализма, достижительности, целерациональности и потребительства. В результате все большая часть экономической элиты стран мировой периферии оказывается втянутой в глобальные экономические связи, действуя при этом не в интересах своих национальных экономик, а обслуживая потребности Севера. Национальная буржуазия, когда-то бывшая оплотом антиколониальной борьбы, носителем национального самосознания, превращается в «чужой класс», который «и потому, как он распоряжается капиталом, и по своей социокультурной ориентации во многом принадлежит другой цивилизации»2. В контексте самой хозяйственной этики все больше перестают цениться и обращать на себя внимание собственно моральные нормы, ограничивающие погоню за наживой в пользу социокультурных ценностей — солидарности, учета общих интересов, честности, достоинства. Зато утверждаются представления о том, что экономическая эффективность сама по себе является ценностью и оправдывает любые безнравственные и деструктивные для общества последствия. Это оказывается важным этическим подспорьем для периферийных участников глобальных связей, поскольку в контексте финансовой постэкономики, противостоящей экономике производства, вид и формы деятельности не имеют значение, если она приносит высокие прибыли. Таким образом наиболее прибыльными оказываются нехитрые «специальности» периферийных дельцов, сводящиеся, в основном, к распродаже накопленного предыдущими поколениями достояния, да к импорту дешевого ширпотреба (если он, конечно, конкурентоспособен на местных рынках. В России начала 90- х импорт ширпотреба и дешевых продуктов был весьма прибыльным делом, разорившим отечественных производителей, а вот в Китае местные продукты и товары массового потребления сохранили позиции на внутреннем рынке и начали успешную экспансию во вне). Таким образом происходит «взламывание» цивилизационных основ хозяйственной жизни незападных обществ через механизмы финансовой постэкономики. Но вместе с ними подвергается более или менее интенсивному разрушению и социокультурная система в целом: добродетель провозглашается уделом «вчерашних», солидарность — главным препятствием на пути «прогресса», ответственность игнорируется в угоду максимизации прибылей. Как констатировал Б.С. Ерасов, «необходимость «вхождения в мировую цивилизацию» с «эффективной экономикой и финансовой системой» оборачивается явлениями, определяемыми как «неоархаизация», «деиндустриализация», «деградация», «антиразвитие», «формирование мирового андерграунда», «антиистория», «антицивилизация» и т.д.»3 Толерантность как культурная и нравственная установка «глобального этоса» в контексте этих деструктивных тенденций получает особенный, зловещий смысл: под вывеской плюрализма ценностей и стереотипов поведения утвреждается вседозволенность, терпимость и инклузивное принятие другого превращается в попустительство откровенно аморальным и асоциальным практикам. Принятая в парадигме постмодерна рядоположенность ценностных и моральных стандартов, уже известная нам в ипостаси отказа от «этики убеждений», лишает общество возможности применить не только чисто правовые, но и моральные репрессии в отношении тех, кто подрывает его основы. Напротив, образуется целый хор, по выражению Б.С. Ерасова, «апологетов криминала», предлагающий разные формы оправдания деструктивных форм деятельности, которым приписывается и смелая инициатива, и инновационность, и независимость от традиционных институтов и норм... Происходит романтизация и героизация «сильной личности» теневого дельца, вседозволенность намеренно путается со свободой, под вывеской «прав человека» на самореализацию и творческую активность утверждается анархия. Те же, кто жестко критикует аморальные и асоциальные практики, кто пытается принять меры против разрушительных для общества и культуры форм деятельности, клеймятся как «ретрограды», «традиционалисты», а то и противники прогресса, свободы и прав человека. В таком контексте именно защитники морали и устоев общества выглядят наиболее «нетолерантными», поскольку демонстрируют нежелание признать легитимными устремления «сильных личностей» к неограниченной власти за счет попрания жизненных интересов других людей, к богатству за счет ограбления «слабых» и «неспособных», «самореализации» ценой отказа от нравственных и эстетических идеалов. Наиболее опасным последствием разрушения локальных социокультурных и хозяйственных образований в условиях глобализации и является рост фундаменталистских — религиозных, националистических и т.д., — тенденций, которые в начале XXI в. стали приобретать все более экстремистский и насильственный характер. Международный терроризм стал все чаще интерпретироваться как «война бедных против богатых», принявшая новые формы вместо традиционных форм классовой и социальной борьбы.