Концепция общества знаний

Содержание

Введение

Актуальность темы исследования обусловлена всесторонним развитием технологий и науки в настоящее время, что без сомнений оказало сильное влияние на все стороны жизни человека. Возрастание роли знания в современном мире, как показывает практика, является важнейшей закономерностью современной стадии цивилизационного развития.  Характерной чертой современной деятельности становится наличие в каждом продукте и услуге знания в прямой или опосредованной форме.

Происходящие изменения столь масштабны и многогранны, что вполне могут быть названы революционными и тем самым ставят на повестку дня вопрос о переходе к качественно новому этапу всемирной истории. За последние десятилетия свет увидели множество публикаций, посвященных исследованию преобразований и трансформаций современного общества, как специализированных-социологических, экономических, культурологических, так и междисциплинарных.

Действительно, сегодня многие экономически развитые страны не вмещаются в модель классического постиндустриального общества. Завершилась урбанизация. Затормозилась концентрация населения в крупных городах, в структуре занятости все увеличивается доля секторов, предоставляющих услуги, сокращается численность работников промышленного сектора. Ещё одну примечательную наряду с деиндустриализацией черту нашего времени составляет возрастающая значимость информационных технологий и сети Интернет.

Современные дискуссии о знании и социальных трансформациях отчетливо демонстрируют уместность и растущую актуальность вопроса о философском и социологическом статусе концепции общества знания, в конечном счете — вопроса о том, насколько свободно можно оперировать термином «общество знания». Попытка дать добросовестный ответ на этот вопрос требует обращения к фактической эволюции представлений об обществе знания.

Вообще, само понятие «общества знания» имеет относительно небольшую историю, начало которой относится ко второй половине XX века - началу XXI века. В настоящее время, в связи с тенденциями глобализации и мировой интеграции знания играют все возрастающую роль.

Актуальность темы не вызывает сомнения.

 Цель настоящей работы – рассмотреть сущность и подходы к развитию общества знаний.

Исходя из цели определим задачи работы:

1. Изучить первоначальный этап развития концепции общества знания;
2. Проанализировать роль информации в развитии общества знаний;
3. Охарактеризовать влияние экономического кризиса на развитие общество знаний;
4. Рассмотреть политическое измерение общества знания.

Объект исследования – общество знаний, предмет – его развитие.

Анализ ключевых для данного исследования концептов - «информации» и «знания» проводится на основе функционального подхода и эпистемологического экстернализма. Функциональный подход к информации как различенному разнообразию сигналов, которые имеют какое-либо значение для получателя, предложенный сущностно разграничить информацию и знания и прояснить диалектику информации и знаний в структуре человеческой деятельности.

Степень изученности проблемы. При написании реферата мы опирались на научные работы зарубежных и отечественных ученых как П. Друкер, Д.Белл, А.Турен, Н. Луман,  А. Сен-Симон, Х. Барнс, Ж. Гурвич, А.И. Ракитов, А.Горц, С. Степин.

Помимо этого, нами были проанализированы концепции «технократии» и «техноструктуры» Х. Шельски и Дж. К. Гэлбрейта; «информационно-коммуникационных технологий (ИКТ)» М.Фридмана; «постнормальной науки» Дж. Равецам и С. Фунтовица.

Также были изучены идеи Франкфуртской школа в лице М. Хоркхаймера, Ю. Хабермаса, которые выдвинули идею о  решающей роли науке и технике в современном мире и  концепции немецких социолов Г. Беме, П. Вайнгарта, В. ван ден Дэле, В. Крона, входивших в так называемую Штарнбергскую школы и развиваших идею «финализации» науки.

Методы исследования. При написании реферата были использованы такие методы как: анализ источников, синтез, обработка материала, вывод.

Структура работы: состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.

Глава 1. Теоретические основы общества знаний

1.1 Первоначальный этап развития концепции общества знания

Хотя начало дискуссий об информационном обществе и обществе знания относится к 1960-м годам, сам феномен усиливающейся взаимозависимости процессов модернизации и развития информационно-коммуникационных технологий (ИКТ), разумеется, не ограничивается этим временным горизонтом. Не будет лишним напомнить, что исследование Ф. Махлупа1, выводы которого послужили базой для концептуализации информационного общества, начались еще в 1930-х годах. Но в 1960-е годы синергия научно-технического прогресса и социальных изменений породила новые, чрезвычайно значимые эффекты.

К началу 1960-х годов в индустриально развитых странах произошел важнейший социальный сдвиг: количество квалифицированных специалистов и менеджеров («белых воротничков») начало превышать количество индустриальных рабочих. П. Друкер еще в 1959 году предвидел дальнейшее углубление этой тенденции, введя термин knowledge worker — специалист по работе со знанием, или когнитивный работник2. На протяжении 1960-х годов прогресс компьютерной техники и совершенствование средств передачи информации привели к их конвергенции в информационно-коммуникационную технологию, а в 1969 году были сделаны первые шаги в развитии сетей компьютерной коммуникации, результатом которых впоследствии стало появление Интернета. На широком использовании информационных технологий базировалось и развитие новых гибких систем производства — так называемый «пост-фордизм».

1960-е годы были ознаменованы  подъемом новых социальных движений  и протестных выступлений, который  повлек за собой серьезные  изменения в политике и общественном сознании. Появление новых социальных движений было лишь в ограниченной степени связано с традиционными классовыми антагонизмами индустриальной эпохи. Как писал, А. Турен, «по мере того, как мы входим в постиндустриальное общество, общественные движения могут развиваться независимо от политических действий, имеющих в виду прямой захват государственной власти. Новые общественные движения формируются не посредством политического действия и столкновения, а скорее влияя на общественное мнение»3. Выход этих движений на арену общественной жизни явился свидетельством растущей неудовлетворенности традиционными политическими институтами и субъектами, а также расширения круга проблем, которые прежде оставались вне поля зрения институциональной политики. Благодаря возможностям СМИ в странах Запада значительно возросло политическое воздействие публичных дискуссий, развертывание которых было непременным спутником движений 1960-х годов.

Знание, как фактор экономического развития и управления общественными процессами, также оказалось в фокусе этих дебатов. Сейчас, правда, не очень часто вспоминают, что сам термин «общество знания», введенный в оборот американским политологом Р. Лэйном для характеристики влияния научного знания на сферу публичной политики и управления4, оказался побочным продуктом более давних дискуссий о технократии и экспертократии. По сути дела, речь шла о том, как будут организованы политическая власть и управление в условиях возрастания социальной роли научного знания. Родоначальником обсуждения этой проблемы был А. Сен-Симон, а предметная дискуссия развернулась в период между двумя мировыми войнами благодаря усилиям идеологов первой технократической волны. После Второй мировой войны обсуждение этих проблем возобновилось на новой основе. Более не ставился вопрос о радикальном социальном преобразовании и непосредственной передаче власти ученым, инженерам или менеджерам. Вместо этого внимание было сфокусировано на новых возможностях усовершенствования капитализма на основе технического прогресса. Так, Х. Барнс и Ж. Гурвич обосновывали возрастание роли экспертов и технических специалистов нарастающим несоответствием между ускорением прогресса технологий и низкими темпами модернизации социальных, юридических и политических институтов. В сущности, их линия аргументации сводилась к тому, что политическое управление комплексными социальными системами даже в наиболее развитых странах близко к пределу своей эффективности, а политики и администраторы психологически не готовы иметь дело с теми взаимосвязями и кумулятивными эффектами, которые в таких системах начинают играть все большую роль.

Рассуждая в русле этой логики, Дж. К. Гэлбрейт ввел понятие «техноструктура» для описания качественно новой роли иерархии технических специалистов и экспертов в организации управления обществом. По мнению Гэлбрэйта, именно технический прогресс и обеспечивающие его инвестиции в образование, и науку являются важнейшими предпосылками превращения капитализма в общество изобилия5. В этих условиях будут изменяться отношения власти, прежде всего в производственной сфере, где ведущая роль перейдет от капитала к организованным знаниям, вслед, за чем будет происходить и перераспределение власти в обществе, поскольку граница между индустриальной системой и государством становится все более условной. Взаимодействие квалифицированных специалистов в рамках техноструктуры становится решающим условием планирования и принятия решений, обеспечивающих функционирование и производства, и социума.

Техноструктура по степени своего влияния на процесс принятия решений существенно превосходит как руководителей фирм или организаций, так и политических лидеров. Однако техноструктура не проявляет заинтересованности в том, чтобы формализовать свое влияние, осуществить, как это предлагали идеологи первой технократической волны, революционный захват власти. Напротив, техноструктура заинтересована в сохранении социальной и политической стабильности, в условиях которой она может наиболее эффективным образом обеспечивать собственные интересы. Отказ от властных амбиций является предпосылкой благополучного сосуществования техноструктуры с любым политическим режимом индустриальной эпохи.

Выдвинутый Х. Шельски «тезис о технократии» в известном смысле означал радикализацию представлений о техноструктуре. Он состоял в том, что в процессе формирования научно-технической цивилизации происходит фундаментальное изменение отношений господства, и на смену политическим нормам и законам приходят закономерности этой цивилизации. Тем самым «идея демократии утрачивает свою классическую субстанцию: вместо политического волеизъявления народа в действие вступают закономерности, которые человек продуцирует в процессе труда и научного познания»6. Принятие решений в условиях научно-технической цивилизации на основе демократического волеизъявления ведет к подрыву эффективности. Обеспечивая эффективное управление, современная техника не нуждается в легитимности — она сама выступает решающим легитимирующим фактором господства. Политика в «техническом государстве» низводится к обеспечению нескольких вспомогательных функций. Вместе с тем Шельски не считает, что происходит автоматический переход суверенитета от политических инстанций к менеджерам, инженерам или научным экспертам. По его мнению, в «техническом государстве» никакого нового правящего класса не возникает, а политический суверенитет минимизируется: «чем совершеннее техника и наука, тем уже пространство политических решений»7. Одновременно сокращается роль идеологий в политическом процессе, поскольку принятие решений в рамках научно-технической цивилизации во все возрастающей степени подчиняется ее внутренней операциональной логике.

В начале 1970-х годов проблематика новой социально-политической роли научного знания, а также его влияния на процесс социальных трансформаций в целом, была интегрирована в новый теоретический контекст в рамках разработанной Д. Беллом концепции постиндустриального общества. Белл сосредоточивает свое внимание на реальных изменениях, связанных с переходом к постиндустриальному обществу, которое: «1)укрепляет роль науки и знания как основной институциональной ценности общества; 2) делая процесс принятия решений более техническим, оно все непосредственнее вовлекает ученых или экономистов в политический процесс; 3) углубляя существующие тенденции в направлении бюрократизации интеллектуального труда, оно вызывает к жизни набор ограничителей традиционных определений интеллектуальных интересов и ценностей; 4) создавая и умножая техническую интеллигенцию, оно поднимает серьезнейший вопрос отношения технического интеллекта к гуманитарному собрату»8.

Одним из результатов этих процессов оказывается изменение состава экономической и политической элиты, включение в нее представителей научно-технического знания. В то же время Белл не отождествляет возрастание социальной роли ученых и технических специалистов с установлением политического господства технократов. Политическая деятельность не растворяется в принятии решений на основе заключений экспертов, а они сами, если им приходится действовать в сфере политической борьбы, как правило, присоединяются к одной из существующих политических позиций. Ни технократического замещения политики, ни формирования сплоченной группы технократов как политического актора в постиндустриальном обществе не наблюдается. Белл считал, что значение самой политики в постиндустриальном обществе должно возрастать, поскольку политический выбор станет более осознанным, а центры принятия решений — более открытыми для общества. По мнению Белла, научным и техническим экспертам в постиндустриальном обществе по-прежнему придется делить влияние с другими элитами, а общий вывод состоит в том, что «политические решения являются в обществе центральными, и отношение знания к власти есть отношение подчиненности»9.

Но если Белл придерживался компромиссной позиции в вопросе о балансе власти между экспертами и различного типа бюрократиями и группами влияния, то более радикальный подход, отразивший нараставшие на протяжении 1960–1970-х годов опасения по поводу последствий технократического господства, был направлен против самой возможности исключения гражданского общества из процесса принятия социально значимых решений. Наиболее последовательно эту позицию отстаивали представители Франкфуртской школы. Так, М. Хоркхаймер рассматривал взаимосвязь науки и власти с точки зрения торжества инструментального разума, когда наука может быть поставлена на службу любым политическим целям, по отношению к которым она остается индифферентной10. Ю. Хабермас еще более усилил этот тезис, настаивая на том, что по отношению к политике наука и техника не ограничиваются безразличием к ее целям. «Утверждение о том, что политически значимые решения растворяются в ходе раскрытия имманентных закономерностей имеющейся в распоряжении техники», призвано завуалировать фундаментальные интересы и ввести в заблуждение деполитизированные массы населения. Хабермас подчеркивал, что наука и техника в современном мире обретают функцию легитимации господства. В результате возникает феномен «сциентифицированной политики», нацеленной на минимизацию конфликтного потенциала общества. Отметив опасность этой тенденции, Хабермас указал на альтернативу: признание социального статуса не через технократическую легитимацию, а в рамках коммуникационного процесса11.