Правила подготовки рекламного выступления

Как известно, в  качестве основных характеристик деятельности выступают такие, как наличие  побудительно-мотивационной части (потребность — мотив — цель); предмет деятельности; соответствие предмета деятельности и ее мотива; наличие продукта и результата деятельности. Кроме этого, деятельность характеризуется планируемостью, структурностью, целенаправленностью.

Проанализируем  с этой точки зрения говорение (или  производство речи). Говорение и филогенетически, и онтогенетически возникает в результате того, что у людей появляется «потребность что-то сказать друг другу» [28. С. 289], эта «потребность в речевом общении развивается на всем протяжении младенческого возраста...», и «если эта потребность не созрела, наблюдается и задержка речевого развития» [7. С. 209]. Эта потребность, объективируемая в мотиве, осознается в цели говорения как определенном уровне воздействия¹ на других людей в сфере коммуникативно-общественной деятельности. Вторая составная часть деятельности² — аналитико-синтетическая — представлена в говорении в виде свернутых, глубоко интериоризированных умственных действий по программированию и структурированию речевого высказывания. Аналитико-синтетическая часть процесса говорения лежит в основе той стороны деятельности, при которой, «используя социальные средства, знаки, мы планируем деятельность, ставя ее конечную цель и намечая средства ее осуществления» [12. С. 26]. Исполнительная часть (или «фаза осуществления») говорения носит явно выраженный внешний характер и реализуется в артикуляции, которая представляет собой последовательность целенаправленных, целесообразных, структурированных, произвольно управляемых действий. Производство членораздельных звуков речи является функцией специально сформированного в процессе эволюции речевого аппарата. Сопоставительные исследования голосового аппарата обезьян и речевого аппарата человека выявили основные направления, по которым «неразвитая гортань обезьяны медленно, но неуклонно преобразовывалась» [28. С. 289]. Так, было отмечено, что «у человека надгортанник опустился значительно ниже. Ротовая и фарингальная полости соединились, образовав один сдвоенный рото-фарингальный резонатор» [9. С. 112], параллельно с этим развивалась способность модуляционных движений глотки, на которой основывается членораздельность и слогоделение речевого потока.

Следующей и одной  из основных характеристик деятельности является, как известно, предмет  деятельности. Говорение имеет свой идеальный предмет — выражение  мысли, на что и направлена вызывающая говорение потребность. Результатом говорения является ответное действие участника общения (вне зависимости от того, имеет ли это действие внешнее выражение или нет), то есть то, что выражается «в реакциях, действиях, поведении общающихся людей» [2. С. 109]. Следует отметить специфичность того, что результат говорения воплощен в деятельности других людей, он сам как бы является связующим общение звеном.

Таким образом, можно  с достаточной определенностью  сказать, что говорение представляет собой самостоятельную, внешне выраженную деятельность в сфере коммуникативно-общественной деятельности людей.

Слушание (точнее можно  сказать — смысловое восприятие речи) так же, как и говорение, характеризуется побудительно-мотивационной  частью, но, в отличие от говорения, потребность слушания и, соответственно, его мотивационно-целевая сторона вызываются деятельностью говорения другого участника общения. Слушание является как бы производным, вторичным в коммуникации. Цель слушания, реализуемая в его предмете, — раскрытие смысловых связей, осмысление поступающего на слух речевого сообщения.

Аналитико-синтетическая  часть слушания представлена полно  и развернуто и составляет основу, сущность смыслового восприятия речи. Аналитико-синтетическая часть включает и исполнительную часть, которая  выражается в принятии решения. Смысловое  восприятие, как и любой другой вид индивидуально-психической деятельности, не планируется, не структурируется, и характер его протекания произвольно не контролируется сознанием. Содержание процесса слушания задается извне. Все это позволяет говорить о слушании речи как о сложной, специфически человеческой перцептивно-мыслительно-мнемической деятельности. Интересно отметить также, что продукт (результат) слушания реализуется в другом виде деятельности того же человека (в отличие от говорения, где продукт-текст реализуется в деятельности других людей). Продукт может и не носить внешне выраженного характера, представляя собой только то умозаключение, к которому пришел человек в результате слушания. Чаще всего в речевом общении продуктом (результатом) слушания является ответное говорение.

Слушание, таким  образом, может характеризоваться  как вспомогательный вид индивидуально-психической  деятельности, включенный в сферу  коммуникативно-общественной деятельности человека. Представляя собой разные виды деятельности, говорение и слушание тем не менее объединены общностью предмета и речью как способом формирования и формулирования мысли посредством языка.

В говорении происходит выражение  собственного способа формирования и формулирования мысли, то есть говорение  в известном смысле и есть речь, но только в одной из ее форм —  внешней. При слушании имеет место анализ выражения способа формирования и формулирования мысли другого человека. Но и в том, и в другом виде деятельности способом ее является речь, в силу чего оба эти вида, с обязательным учетом их специфики, могут быть определены как виды речевой деятельности в общей сфере коммуникативно-общественной деятельности людей (ср. определение речевой деятельности у Л. В. Щербы).

Отметим также, что если семантической  единицей всей сферы деятельности является поступок¹, то в качестве единицы вербального общения выступает «речевой поступок», содержание которого соотносится В. А. Артемовым с коммуникативными типами предложения: «Данные ... свидетельствуют о том, что все, казалось бы, почти бескрайнее разнообразие речевых поступков делится на четыре основных класса, так называемые коммуникативные типы: повествование, вопрос, побуждение и восклицание» [5; 8].

Рассмотренный выше психологический  аспект взаимоотношения «речь —  речевая деятельность», бесспорно, отражает только одну грань этой сложной проблемы, но не без основания можно полагать, что именно он представляет собой ее стержневую линию.

2.Порождение и интерпретация текстов.

Социальная коммуникация трактуется ниже как обмен действиями порождения и интерпретации текстов, т. е. как текстовая деятельность, в ходе которой выясняется, способны или не способны люди понимать друг друга. Этот подход назван мною лингвосоциопсихологическим (шире — семиосоциопсихологическим). Он позволяет исследовать социальную коммуникацию, с одной стороны в качестве универсального с оциокультурного «механизма», ориентированного на обеспечение взаимодействия социальных субъектов (а соответственно, на воспроизводство и динамику социокультурных норм и образцов такого взаимодействия), а с другой — как интенциональную и целеобусловленную деятельность, осуществляемую людьми в контексте проблемных жизненных ситуаций, лежащих у истоков любых социально значимых процессов. Текстуальный, или семиосоциопсихологический, подход к изучению коммуникации в значительной мере отличается от подхода, доминирующего пока в психолингвистических исследованиях. Семиосоциопсихология исходит из того, что для анализа коммуникативных процессов категорий «речь» и «дискурс» недостаточно, тем более, если тому и другому уподобляется категория «текст». Последнюю целесообразно рассматривать как минимум в двух системах координат: лингвистической (фонема - морфема - лексема, или слово,- словосочетание - предложение - сверхфразовое единство - текст как речь или дискурс) и коммуникационной (слово — элементарный знак - высказывание - содержательно-смысловой блок - текст как сложный знак наиболее высокого порядка, или иерархия коммуникативно-познавательных программ). Во втором случае основное внимание фокусируется не столько на том, «о чем?», «что?» и «как?» говорится в тексте, сколько на том, «почему?» и «ради чего?» этот текст порождается, т. е. в чем состоит коммуникативное намерение его создателя, каким образом он это намерение объективирует и сколь адекватно интенция интерпретируется партнерами по коммуникации. Такой подход открывает возможности для диагностики состояния и регулирования качества взаимодействий людей друг с другом. Информатизация ведет к возрастанию роли человеческого интеллекта в эволюции не только культурной и технологической цивилизации, но и живой природы. В итоге человек, его сознание, психика, сам механизм их включения в эволюционный процесс выдвигаются в центр общенаучной картины развивающегося мира. В этой картине нет места искусственным междисциплинарным барьерам. Залог ее многомерной целостности — в находящем все большее число сторонников учении о целостности Вселенной и сознания, о механизмах перехода одних состояний сознания в другие, и в частности от непроявленного сознания  кего проявленному в предметах состоянию. Отсюда и проблема межкультурной коммуникации, и особое место переводчика как участника и посредника в этом процессе. Теория социальной коммуникации как текстовой деятельности, или семиосоциопсихология, исследует один из ключевых социокультурных механизмов включения сознания не только в воспроизводство социальности как таковой, но и в воспроизводство и эволюцию Вселенной. Социально-интегративная функция коммуникации состоит в ориентации на социальное партнерство, диалог и тем самым на воспроизводство социальности, а значит, на формирование «коммуникативных сетей», т. е. того «вещества» социальности, в котором возникают, воспроизводятся, взаимодействуют и развиваются разнообразные субъекты социокультурного действия. Люди вынуждены принимать решения, и их активность направлена на поиск средств, необходимых для выхода из проблемных жизненных ситуаций. Такие ситуации не совпадают ни с объективными условиями нашей жизни, ни с нашим самочувствием в тот или иной момент. Это динамические антропокультурные образования, интегрирующие так называемые объективные свойства среды с их индивидуальной интерпретацией личностью, «стечения» значимых для человека событий и обстоятельств его жизни, преломленные в его собственном сознании и требующие от него определенных действий. В поисках выхода из таких ситуаций люди используют все доступные им средства, в том числе и коммуникативные. Вот почему порождение текста в коммуникации, как правило, не самоцель, а результат стремления решить проблему. Любая социально значимая деятельность индивидуальна. Она «субъектна» по своей природе и, значит, ситуационна и интенциональна, а потому мотивирована, целеобусловлена и имеет собственный механизм зарождения и реализации. Однако именно этот «механизм» остается, как правило, «за кадром» научных изысканий. Одна из причин этого кроется в сложившейся традиции лингвистического (в лучшем случае психолингвистического) редукционизма, присущего весьма распространенной трактовке знакового общения как речевой деятельности. Между тем знаковый характер социокультурной коммуникации отнюдь не означает возможности ее сведения к обмену речью. Тем более, что знаки, в том числе и словесные, не только «замещают» реальные объекты, но и задают программу деятельности и поведения своим истолкователям. Иными словами, знаки не просто ментальны. Они коммуникативны по своей природе и функции. Через разные сочетания знаков задаются алгоритмы «коммуникативных игр». «Играя» элементарными знаками, вводя их в те или иные связи (а смысловая информация кроется именно в этих связях) и преобразуя сообразно замыслу общения накопленное знание, люди формируют знаки более высокого порядка. Включая разные по сложности знаки в многоступенчатые информативные связи, способствующие осуществлению определенной, пусть не всегда четко представляемой и формулируемой, но все же намеченной цели общения, человек порождает мотивированное и в силу этого обстоятельства целостное содержательно-смысловое образование как культурный объект и единицу общения. Здесь запечатлеваются «образ» коммуникативно-познавательных намерений автора, а значит, и программа по их осмыслению. Эта иерархическая коммуникативная единица, при порождении которой кристаллизуется внутренняя потребность субъекта в реализации того или иного коммуникативно-познавательного намерения, и является собственно текстом-сообщением, возникающим как равнодействующая по меньшей мере трех сил (факторов): 1) проблемной жизненной ситуации субъекта (стечения значимых для индивида жизненных обстоятельств, воспринимаемого им в виде «проблемного синдрома», требующего разрешения с помощью тех или иных средств)1; 2) его намерений (мотива как внутреннего побуждения в сочетании с искомым результатом спонтанного или отрефлексированного проявления активности); 3) избранной им «технологии», т. е. набора приемов воплощения своего коммуникативно-познавательного замысла (использование номинаций и способов их введения в информативную систему связей). Конструирование и интерпретация текстов-сообщений в социокультурной коммуникации — текстовая деятельность — не сводимы к речевому поведению, к использованию тех или иных языковых средств в линейно (последовательно, синтагматически) организованном речевом потоке, «отрезки»» которого являются «текстами» лишь в чисто лингвистическом смысле слова. Трактовка текста как коммуникативно-познавательной единицы, а текстовой деятельности как механизма социокультурной коммуникации содержит идею опредмечивания в актах знакового общения специфической потребности социальных субъектов в диалоге и партнерстве, а значит, наличия нравственной установки и навыков идентификации (самоотождествления) с проблемной жизненной ситуацией других субъектов. Лишь на базе такой идентификации возможен смысловой контакт, когда благодаря адекватному истолкованию коммуникативных замыслов при обмене действиями порождения и интерпретации текстов-сообщений возникает «эффект диалога». «Эффект диалога» как смыслового контакта, основанного на способности и стремлении субъектов к адекватному истолкованию коммуникативных намерений партнеров по общению, является ключевым для семиосоциопсихологической концепции социально-коммуникативного процесса. Поэтому наряду с понятием «коммуникация» в ней используются понятия «псевдокоммуникация» (попытка диалога, не увенчавшаяся адекватными интерпретациями коммуникативных интенций) и «квазикоммуникация» (т. е. ритуальное «действо», подменяющее общение и не предполагающее диалога по исходному условию). В ходе общения людей, относящихся к разным «группам сознания» (т. е. группам условным, невидимым, но реально существующим в силу общности тех или иных ценностных ориентации, установок, ожиданий, ментальности и т. п.), выявляются различия в интерпретациях, «разночтения», в крайних своих формах препятствующие не только контактам и взаимодействию людей, но и формированию социокультурных пространств, способных служить «питательной средой» для зарождения, поддержания, воспроизводства и развития цивилизованных форм существования общественных организмов. Сказанное требует специального внимания к существенному различению по меньшей мере двух теорий, в той или иной мере определяющих сегодня способ изучения знаковой коммуникации: лингвистической и психолингвистической, с одной стороны, и лингво- и семиосоциопсихологической — с другой. В первом случае познание и коммуникация трактуются в канонах теории речевой деятельности2, где по исходному условию мысль дискретна и «слита» с речью. Познавательный процесс равен речемыслительному, акты общения равны речевым актам, а текст (он же речь) рассматривается как продукт речевой деятельности, состоящий из «атомарных» речемыслительных элементов. Во втором случае акцентируются внутренняя целенаправленность, интенциональность и цельность процессуально-идеационной организации знакового общения как текстовой деятельности. Текст же рассматривается не как речеязыковая, а как коммуникативно-познавательная единица, т. е. изначально обращенное к партнеру, опредмеченное ментальное образование, «цементированное» коммуникативным замыслом, составляющим его смысловое ядро3. Механизм знакового общения предстает перед семиосоциопсихологом в виде «сцепления» действий порождения и интерпретации текстов как системно организованных коммуникативно-познавательных единиц. Само же знаковое общение рассматривается как ключевой механизм взаимодействия социальных субъектов, позволяющий им, общаясь и обмениваясь интенциональной материально-практической деятельностью и ее результатами, поддерживать и воспроизводить социальность как таковую. Различие между двумя вышеуказанными подходами (парадигмами) вытекает как из специфической экспериментальной стратегии («решающих экспериментов», по Т. Куну), так и из всей совокупности взаимосвязанных аналитических категорий, образующих их концептуальный аппарат. В рамках семиосоциопсихологии даже некоторые, кажущиеся на первый взгляд традиционными, термины и понятия наполняются иным содержанием и вводятся в новые отношения друг с другом [ 1]. Отсюда и специфика подхода к анализу содержательно-смысловой сущности коммуникации как механизма взаимопонимания и диалога. Отсюда и иная, чем это принято в дисциплинах традиционно-лингвистического ряда, оценка места и роли речи-языка в коммуникативно-познавательных процессах. Акценты здесь переносятся с инструмента социокультурного общения на состояние и активность сознания живых его участников.Обобщая вышеизложенное, можно следующим образом коротко охарактеризовать специфику семиосоциопсихологической теории коммуникации. Семиосоциопсихология (уже — лингвосоциопсихология) — новое комплексное направление социально-психологических исследований, акцентирующее внимание на знаковом общении как обмене текстуально организованной смысловой информацией. Возникнув на основе синтеза знаний о социальной коммуникации, накопленных в языкознании, психологии, социологии, культурологи и социальной семиотике, семиосоциопсихология изучает место и роль текстов- сообщений как коммуникативно-познавательных единиц в мотивированном и целенаправленном (интенциональном) обмене идеями, представлениями и эмоциями, установками и ценностными ориентациями, образцами поведения и деятельности в процессе социокультурной коммуникации. Предметом эмпирических исследований в рамках семиосоциопсихологии становится мотивированный и целеобусловленный обмен действиями порождения и интерпретации текстов — текстовая деятельность — как практически не прерывающийся социально-психологический процесс, запечатлевающий в себе содержание и структуру названных действий. Этот процесс универсален. Он не зависит от того, носителем какого конкретного языка является человек. Тексты порождаются и интерпретируются в коммуникации по общечеловеческим законам. Поэтому семиосоциопсихологическая теория коммуникации служит интеграции культур и человеческих сообществ. Текстовая деятельность все более кристаллизуется в самостоятельный вид деятельности с завершенной психологической структурой. Независимо от того, идет ли речь о порождении или интерпретации текстуально организованной смысловой информации, этот вид деятельности социальных субъектов включает в себя все основные фазы предметного действия: ориентировочную, исполнительную и контрольно-коррекционную. При этом текстовая деятельность мотивируется не только извне (т. е. сообразуется не только с мотивами материально-практического характера), но и «изнутри» самой этой деятельности — коммуникативно-познавательными намерениями общающихся субъектов. Указанные коммуникативные намерения и составляют «предмет потребности», который может быть идентифицирован как «собственно коммуникативно-познавательный» (принадлежащий собственно общению). Предметная форма воплощения реализуемых в тексте как единице общения коммуникативно-познавательных мотивов и целей, способствуя завершенности психологической структуры текстовой деятельности, вместе с тем обусловливает их ситуационный «отрыв» в пространстве-времени от актуальных целей материально-практической деятельности. Соответственно, реализация содержательных задач и целей текстовой деятельности не совмещается непосредственно с достижением их материально-практического результата. Таким образом, мы выходим на определение текста как целостной коммуникативной единицы, как сложного знака. Текст в качестве единицы знакового общения (социокультурной коммуникации) представляет собой особым образом организованную содержательно-смысловую целостность и может быть определен как система коммуникативно-познавательных элементов, функционально объединенных в единую замкнутую иерархическую содержательно-смысловую структуру (иерархию коммуникативно-познавательных программ) общей концепцией или замыслом (коммуникативным намерением) партнеров по общению.

Эффективность текстовой  деятельности в структуре знакового  общения (а значит, и социального взаимодействия людей) обусловливается не только особенностями самой этой деятельности, но и семиосоциопсихологическими характеристиками партнеров по общению. К таковым можно отнести уровень их коммуникативно-познавательных умений и перцептивной готовности, наличие определенных навыков (в том числе атенционных) и нравственных установок к адекватному преобразованию текстуально организованной смысловой информации. Выступая как условный группообразующий социально-психологический признак, соответствующая интегральная характеристика, определяемая как уровень семиосоциопсихологической подготовки, существенным образом влияет на меру адекватности интерпретации авторской концепции, замысла общения, а значит, на возможность диалога как смыслового контакта.

Итоги проведенных и проводимых в настоящее время экспериментов  с применением разработанного в  семиосоциопсихологии мотивационно-целевого (информативно-целевого), или интенционального4, анализа текстов как единиц общения (а не языка!) обнаруживают весьма широкую распространенность ситуаций «смысловых ножниц». В самом общем виде они могут быть описаны как ситуации возникновения смыслового «вакуума», вызванного несовпадением смысловых «фокусов» текстовой деятельности партнеров в ходе знакового общения. Подобные «разночтения», например, в ходе выработки и принятия управленческих решений любого рода приводят к крайне негативным социально значимым последствиям.

Резюмируем вышесказанное: в центре внимания семиосоциопсихологии находятся коммуникативные системы типа «текст-интерпретатор», где авторы текстов и их интерпретаторы непрерывно меняются ролями. Соответственно, в рамках этой дисциплины вырабатываются приемы изучения, с одной стороны, интерпретационных (информативно-прагматических) свойств текстов, а с другой — существенных для ведения диалога интеллектуально-мыслительных особенностей личностного сознания (менталитета) партнеров по общению. В этой связи возник новый концептуальный арсенал, отвечающий выстроенной междисциплинарной аналитической парадигме и позволяющий двигаться к постижению проблем коммуникации не от механизмов, форм и структуры речи (речевой деятельности), а от содержания и механизмов идеационно-творческой (сенсорно-интуитивной и интеллектуально-мыслительной) активности человека как особого «состояния сознания», актуализируемого и воспроизводящегося в социокультурной среде с помощью (и благодаря) коммуникации.

Этой парадигме отвечает уже приведенная выше трактовка  знакового общения (коммуникации) как:

— ключевого механизма социального взаимодействия людей, обнаруживающего себя на всех уровнях социокультурной организации общества;

— коммуникативно-познавательного процесса, формируемого «сцеплением» действий порождения и интерпретации текстов;

— коммуникативно-познавательской деятельности, которая либо сопутствует материально-практической деятельности (тогда она обладает по меньшей мере двойной мотивацией), либо оказывается самостоятельной деятельностью (с собственным мотивом, продуктом и результатом);

— смыслового контакта, достигаемого при основанном на взаимной ситуационной идентификации партнеров по общению совпадении «смысловых фокусов» порождаемого и интерпретируемого текста, в свою очередь обусловливающего эффект «моносубъектности» как «платформу» для взаимопонимания диалога. Такая трактовка знакового общения (коммуникации), а соответственно, и межличностного диалога как смыслового контакта существенно отличается от теоретико-информационного (и надо сказать, весьма распространенного в лингвистике) представления о контакте в ставшей традиционной схеме коммуникации «источник — канал — приемник». Здесь отправитель (коммуникатор) и получатель (адресат) потока символов остаются, по исходному условию, на противоположных полюсах информационного канала.

Семиосоциопсихологическая парадигма открывает возможность построения как частных концептуальных моделей процессов знакового общения, протекающих в рамках коммуникативной системы «текст-интерпретатор», так и более общих эвристических моделей социально-психологических процессов, связанных с коммуникативно-познавательной деятельностью личностей и групп, организаций и социальных институтов. Эти процессы в существенной своей части совпадают с процессами производства и развития культуры, содержательно реализуемыми именно в текстовой (а не речевой!) деятельности. Семиосоциопсихологические модели эксплицируют возможные перспективы и направления дальнейших исследований знакового общения, выявляя пока еще малоизученные механизмы опосредования текстовой деятельностью социальных субъектов объективной социальной детерминации и становления феноменов общественного сознания.

Известно, что человек  не только познает, но и творит окружающий его мир благодаря присущим ему интеллекту, воле и активности, овеществляемым в инструментах (орудиях), технологиях и продуктах социально значимой деятельности. Интеллектуально-мыслительная и сенсорно-интуитивная активность людей актуализируется по меньшей мере в двух ключевых видах социально значимой деятельности: материально-практической и коммуникативно-познавательной. И если без первой немыслимо воспроизводство жизненно важных «вещественных» ресурсов, то без второй не воспроизводились и не передавались бы знания, ценности и нормы, не транслировались бы из поколения в поколение образцы поведения, деятельности, общения и взаимодействия людей друг с другом. Без коммуникативно-познавательной деятельности не возникли бы, наконец, ни культура, ни социальность как таковые.