Функции языка

Функции языка.

На пути перехода от законов  компаративной грамматики и фонетики к принципам практического использования  языка для определенных целей  еще много белых пятен. Влияние  человеческого фактора на развитие языка пока доступно пониманию лишь частично. Другие разнообразные функции языка, такие как, напр., язык власти, также не были предметом подробного изучения (Инициатором исследований в данной области стал Стенли С. Ньюмен в своей работе "Язык, культура и личность", Очерки памяти Эдварда Сепира, опубликованной в 1941. Одна из ранних попыток выделить "специальные языки" в отдельную область была предпринята Арнольдом ван Дженнепом (1908). Он выделял "священный" и "светский" язык и также разделял предположение о том, что в состав "специальных языков" входят слова, являющиеся элементами: (a) общего языка, или (b) элементами, отсутствующими в нем. О современном состоянии лингвистического знания [см. Leonard Bloomfield 1933; H. Pedersen 1931. C. W. K. Gleerup 1941]; проникновение политического языка в другие функциональные области время от времени изучалось также [A. Harnack, Militia Cliristi 1905]. Политическая лексика и образы были предметом исследования во многих научных работах, разновидностях литературы и других СМИ. Примеры: James Emerson Phillips Jr. 1940; Robert Taylor 1941; Richard Lattimore, 1942).

Существуют различные  функции языка, в зависимости  от намерения говорящего и достигаемого эффекта. Когда речь идет об оказании какого-либо воздействия на сферу  власти, можно говорить о политической функции языка. В рамках данной концепции  возможно два крайних варианта, первый - это непреднамеренное воздействие, оказываемое на сферу власти, а  второй - полное отсутствие ожидаемого эффекта. Возможно, следует упомянуть, что политические намерения и  воздействия иногда не лишены экономических  и т.п. мотивов и последствий.

Когда мы говорим о политике как науке, мы имеем в виду науку  о власти. Власть - это принятие решений. Решение - это санкционированный  выбор, выбор, который влечет за собой  серьезные последствия для того, кто осмелится ему противостоять.

Следовательно, язык политики - это язык власти. Это язык решений. Он регистрирует решения и вносит в них поправки. Это боевой клич, вердикт и приговор, закон, постановление  и норма, должностная присяга, спорные  вопросы, комментарии и прения.

Когда мы рассматриваем функции  языка, мы исследуем бинарные отношения  между функцией и языком. Наши главные  вопросы при этом: каково влияние функции на язык и наоборот, языка на функцию? (по терминологии Чарльза В. Морриса, это прагматика коммуникации).

Когда мы изучаем влияние  функции на язык, нас интересуют два аспекта языка, один из которых  семантический, а другой синтаксический. (эти термины также используются в значении, предложенном Чарльзом В. Моррисом). Политическая семантика рассматривает ключевые понятия, слоганы и догматы с точки зрения их восприятия. Политический синтаксис, с другой стороны, имеет дело с логическими и грамматическими отношениями. Историки, которые описывают современный политический лексикон в данном государстве, предоставляют нам живой материал (сырье) для политической семантики. Часто теоретики политической доктрины указывают на существование необоснованных или несостоятельных доктрин и, в некотором роде, вносят свой вклад в развитие политического синтаксиса.

При анализе политической семантики, нас интересуют две проблемы: одна из них - смысл сказанного, другая - стиль изложения. По традиции в  политической науке вопрос смысла изучается  достаточно полно, однако вопросам стиля, т.е. сочетания элементов, используемых для формирования сообщения, уделяется  очень мало внимания. Поэтому настоящая  глава, в которой рассматриваются  главным образом вопросы политического  смысла, посвящена обзору ряда хорошо известных категорий, необходимых  для анализа языка власти. Вторая глава, напротив, посвящена стилю, и  призвана проложить новый путь в  этом направлении.

Политические  категории: Политический миф.

Исследования языка учеными-политологами привели к возникновению ряда пограничных категорий, в частности  политического мифа. "Вся совокупность верований, существующих в данную эпоху, в большинстве случаев может  быть сведена к определенным фундаментальным  допущениям, которые в данное время, независимо от того, являются ли они  верными или ложными, воспринимаются массами как чистая правда, при  этом присутствует такая уверенность, что их едва ли можно назвать допущениями" [Dicey 1924: 20]. Политический миф содержит в себе "фундаментальные допущения", касающиеся политических вопросов. Он состоит из символов, к которым прибегают не только с целью разъяснения, но и оправдания специфических практик власти.

Неверно полагать, что термин "миф" обязательно придает вымышленный, ложный или иррациональный оттенок  входящим в его состав символам, хотя зачастую имеются основания  для подобной интерпретации.

Данные концепт по своему значению стоит в одном ряду с  такими значительными понятиями  классической литературы, как платоновская "ложь во благо", марксистская "идеология", сорелевский "миф", "политическая формула" у Моски, "деривации" у Парето, "идеология" и "утопия" у Мангейма и др.

Политическая доктрина: миранда.

 В состав политической доктрины входят основные ожидаемые результаты и  требования, касающиеся политических отношений и практик в данном обществе. В данном контексте Мерриам упоминает понятие "креденда" ("догматы веры") - то, во что надо верить, разграничивая его с понятием "миранда" - то, что рассчитано на эмоциональное восприятие. "Креденда власти ... содержит в себе основания приятия индивидом данной власти. И это приятие во многом может определяться отношением к правительству в целом, к отдельным политикам или к системе власти популярной в данное время в отдельно взятой административной единице". Политическая доктрина изложена в официальных документах: конституциях (особенно в преамбулах), уставах, официальных декларациях и т.д.

Зачастую политическая теория служит главным образом для реализации принципов политической доктрины. Нет  четкого разграничения между  гипотезами политической науки и  требованиями и ожиданиями политической философии. Этот вопрос достаточно убедительно  изложен Мерриамом, который считает, что теории государства "во многом служили оправданием или рационалистическим обоснованием действий людей, находящихся у власти или стремящихся к ней - защита расовых, религиозных, классовых интересов в силу своего особого положения" [Charles 1925: xiv]. Одним словом, теории государства часто являлись своего рода воплощением политической доктрины.

В то же время, правовые и  экономические теории часто служили  основанием для формулировки политической доктрины, не зависимо от их научного смысла. В самом деле, научные суждения в собственном смысле слова могут  в то же время функционировать  как политические символы, это особенно касается социальных наук. Как подчеркивал  Луис Вирт, "Каждое утверждение 'факта' о социальном мире затрагивает интересы какого-либо индивидуума или группы" [Karl Mannheim 1936: xvii]. Данный факт не ставит под сомнение объективность суждения, однако он не акцентирует его возможное функционирование ни в политическом ни в исследовательском процессе.

Другим важным компонентом  политического мифа, заключающим  в себе (по крайней мере, в его  латентном содержании) множество  элементов политической доктрины, являются различные разработки социальных норм, теории того, что принято, правильно, хорошо. Милл в своем труде "О свободе" заметил, что "всегда, когда существует господствующий класс, моральные нормы страны во многом определяются интересами этого класса, а также его чувством классового превосходства". И дело не только в том, что это "исходит" от социальной структуры, но и в том, что здесь же коренятся фундаментальные оправдания существования подобной структуры. Подобная взаимосвязь между классовыми предпочтениями и социальной структурой подчеркивалась в работах Веблена и других исследователей.

Миранда - это символы, выражающие отношение и самоидентификацию  в политическом мифе. Их функция  заключается в том, чтобы вызвать  восхищение и энтузиазм, укрепляющие  веру и чувство лояльности индивида к власти. Они не только вызывают необходимые для существования  данной социальной структуры эмоции, но способствуют осознанию необходимости  разделить эти эмоции с другими  людьми, тем самым, стимулируя всеобщую классовую идентификацию и создавая основу для солидарности. "Эмблема  или знак социальной принадлежности", как говорил Гиддинг, "не только обращают внимание человека, который видит или воспринимает его, на предмет или факт, который они символизируют, но и пробуждают в нем определенные чувства; они также заставляют его прислушаться к этим чувствам и обратить внимание на поведение окружающих, вызванное данными символами. Благодаря такому осознанию поведения и эмоций других людей он сам тотчас попадает под их влияние, которое равноценно первоначальному эффекту от этой эмблемы или знака социальной принадлежности" [Franklin 1901: 138]. Флаги и гимны, церемонии и демонстрации, group народные герои и окружающие их легенды - все это примеры, иллюстрирующие важность миранды в политическом процессе.

Политическая формула.

 Политическая формула это часть  политического мифа, детально описывающая  и определяющая рамки социальной структуры. Этот термин был заимствован  у Моски, который, тем не менее, также использовал его для обобщения понятия политическая доктрина [Gaetano Mosca 1939]. Если политическая доктрина - это "философия государства и правительства", то политическая формула воплощает в себе основной общественный закон государства. Доктрина формирует, если можно так выразиться, постулаты формулы, следовательно, ее основным источником являются преамбулы конституций, причем последние считаются важным источником формул. Политическая формула, другими словами, уточняет содержание политической доктрины для специфических и более или менее конкретных политических моделей. На пример, политическая доктрина божественного права короля может быть конкретизирована в политической формуле посредством системы королевских привилегий, правил наследования престола, модели поведения по отношению к дворянской аристократии и т.д.

Политическая формула  носит одновременно прескриптивный и дескриптивный характер - ее характерной чертой является двоякое толкование в соответствии с общепринятыми нормами ("…если взять реальное значение той или иной формулировки закона, мы можем сказать, что оно двусмысленно; мы называем его нормативно двусмысленным, потому что здесь употребляется слово "закон", а "закон" - это слово, которое отсылает нас к нормам, даже если не ясно, касается ли норма, о которой идет речь, только говорящего, является ли она общей для всех, или же, будучи всеобщей, данная норма не имеет никакого отношения к говорящему. Опыт повседневности служит доказательством огромной роли подобного рода нормативно двусмысленных утверждений в дискурсе, целью которого является толкование "закона", "морали" или "божественно воли". У нас возникает множество сомнений на предмет того, можно ли интерпретировать суждение 'Это правильно (с точки зрения морали)' как утверждение, имеющее смысл 'это закон', а фраза 'это воля божья ' является не менее двусмысленной. Употребляя подобные словесные цепочки, говорящий может намеренно скрывать свои предпочтения и мнения относительно спорных вопросов, а также привлекать большее внимание к тому, что он говорит, озвучивая нормы, принадлежащие чуждой говорящему ценностной системе" [Lasswell, McDougal 1943: 267]). Она прескриптивна т.к. предполагает соответствие определенной спецификации и содержит в себе символы, нацеленные на аргументированное оправдание или осуждение данных политических практик. Но ее также можно назвать дескриптивной, поскольку, действительно, в определенной степени в ней присутствует соответствие предъявляемым требованиям, и, предположительно, в том, что данная формула принимается большинством людей как корректно описывающая модели и практики власти.

Ключевые символы и слоганы.

В любом современном государстве  всегда есть специалисты по внедрению, разработке и применению политического  мифа. Прерогативой политического философа является доктрина; законодатели трудятся над созданием политических формул; ритуалисты и люди творческих профессий шлифуют миранду. Политики пытаются постепенно применять доктрину и формулы дл решения текущих вопросов.

Безусловно, обычный человек  проявляет лишь эпизодический интерес  к тем тонкостям, которыми занимаются философы или законодатели и даже многие политические лидеры. Тем не менее, существует некий общий знаменатель  между высказываниями обычного человека и мыслителя или политика. Все  они используют ключевые символы.

Ключевой символ - это  основной компонент политического  мифа. В США ключевыми словами  считаются "права", "свобода", "демократия", "равенство". Подобные термины можно встретить в  сложных научных трудах, написанных профессорами, услышать на судебных заседаниях, в кулуарах Конгресса или просто на улице.

Одной из очевидных функций  ключевого символа является функция  формирования общественного опыта  для каждого человека в государстве, от самого могущественного политического  лидера до самого рядового обывателя  или философа. В самом деле, одним  из немногих обстоятельств, объединяющих людей независимо от расы, происхождения, профессии, принадлежности к партии или религии, является то, что на их сознание постоянно воздействует один и тот же набор ключевых слов. Данные термины способствуют развитию чувства лояльности к власти и  тем самым обеспечивают единство населения страны.

В том же ряду, что и  ключевые символы стоят и слоганы, которые занимают промежуточное  положение между отдельным словом и полноценным предложением с  философским или политическим смыслом. Характерным признаком слогана  или максимы является наличие  краткой цепочки слов, смысл которой  становится ясен за счет многократного  повторения или в определенном контексте. Среди самых знаменитых афоризмов  Английской конституции можно назвать "Король бессмертен" и "Король всегда прав". "Свобода слова", "Суд присяжных", "Билль о  правах", - все это фразы, которые  функционируют как слоганы.

Идентификации, требования, ожидания.

 Для более тщательного исследования удобнее классифицировать символы  и утверждения в зависимости  от типа отношений между автором  суждений и заключенной в них  информацией. Суждения, которые способствуют формированию у говорящего или пишущего определенных предпочтений или позиций, - это требования. В свою очередь, суждения, не являющиеся требованиями, могут подразделяться на те, которые  определяют границы "я" их автора, и все остальные высказывания. Фраза "Я Американец" представляет собой идентификацию, т.к. она ставит в один ряд "Я" (эго-символ автора высказывания) и тех, кого называют "Американцы". Тотальное я каждого человека включает в себя всех тех, кто составляет его первичное "я". Как правило, речь идет о семье и друзьях, соседях и сослуживцах, а также соотечественниках - представителях той же нации. Суждения, не являющиеся ни требованиями, ни идентификациями, - это ожидания. Они всего лишь помогают говорящему или пишущему правильно сориентироваться (ключевые символы, которые обычно функционируют в суждениях как идентификаторы или как указатели требований и так называемого положительного отношения к власти, могут быть названы символами идентификации, требования и ожидания) (Различия между ними описаны в книге [Lasswell 1935]. Иногда автором используется термин "положительно отношение" как синоним слову ожидания).