Языческие верования после крещения Руси. Современное русское язычество

        богородицы к рожаничьне трапезе", а  современная  нам  православная  церковь XX в. производит в этот день  "благословение  хлебов",  при  котором трижды поется тропарь рождеству богородицы.»¹²

      «Смешение языческих и христианских обрядов прослеживается сплошь и рядом в различных эмпирических проявлениях религиозного сознания. Христианские ортодоксы негодовали по этому поводу. Так, предавались проклятию те, кто «знаменуется дафиниею, рекше крапивою, и всякими цветы польными, а не крестом честным». Осуждался обычай крестить хлеб ножом, а пиво — чашей. Семантически здесь нож и чаша — священные предметы языческого культа, приспособленные к христианским нуждам.

      Надо  сказать, что многие христианские праздники  проводились на языческий манер. Из определений Владимирского собора 1274 года узнаем, что в ночь «святаго воскресения» мужчины и женщины, собравшись вместе, играют и пляшут бесстыдно, скверну всякую творят и, «яко кони, вискають [визжат] и ржуть», подобно «нечестивым елинам», празднующим «Дионусов праздник». Духовенство призывало свою паству Воскресение Христово встречать с любовью, а «не пияньством, ни объедением, ни песнями бесовскими, ни иными плотьскими деяниями».

      Но  не только Воскресение Христово отмечалось по-язычески. Вообще в «божественные праздники» устраивались «бесовские зрелища». Церковники постоянно взывали: «Иже кто верен и благочестив, лепо на божественыя праздники имети в чистоте духовно, а не на позоры [зрелища], ни на игры супражнятись». Но тех, «кто верен и благочестив», нужно было, как говорится, искать днем с огнем.

      В христианских по названию, а по сути своей языческих празднествах, непременным правилом которых было ритуальное употребление алкогольных напитков, многие священники принимали самое деятельное участие, упиваясь без меры, например, «в святые пречистые дни постенья, от светлыя недели верьбныя до всех святых», что засвидетельствовано определениями Владимирского собора.

      Языческие празднования (по терминологии церковников  — «бесовские игрища») собирали множество  народа, тогда как церкви стояли пустыми. «Божественные словеса», возглашаемые в церквах, мало кого привлекали. Но если «плясци или гудци, или ин хто игрець позоветь на игрище, или на какое зборище идольское, то вси тамо текут, радуяся». В церковных поучениях есть сценки, как бы списанные с натуры. Позовут нас в церковь, говорится в одном из них, а мы позевываем, чешемся, потягиваемся «и речем, дождь или студено». Но «на позорищах», где нет ни крыши ни затишья, где дождь и ветер или вьюга, все радуются и проводят целые дни.

      Языческое мироощущение настолько крепко держалось  в общественном сознании Древней Руси, что сами борцы за чистоту христовой веры путали праздники христианские и языческие, скажем сошествие святого духа с русалиями. Монахи-летописцы порой вели счет времени по «русальным неделям».¹³

    Архитектура

      «Влияние язычества прослеживается и в церковном оформлении. Современные исследования показали, что «церковное декоративное искусство русского средневековья было пронизано древними языческими элементами. Языческие сюжеты дополняли, с точки зрения древнерусского человека, христианскую символику. Таков богатый декоративный убор Георгиевского собора в Юрьеве-Польском.»¹⁴

      «Языческие божества изображены на вратах Суздальского собора, на знаменитых бронзовых арках церкви XII столетия во Вщиже, небольшом городке, расположенном близ Брянска.» ¹⁵

      « Если  мы   обратим   внимание   на   севернорусскую   церковную архитектуру XVI -- XVIII вв. того времени,  когда еще бытовали  и   обновлялись списки гневных порицаний культа рожаниц, то найдем здесь   много больших деревянных храмов с широкими гульбищами  вокруг  них.  Такие храмы были вполне пригодны для праздничных пиршеств, так  как  в древней Руси даже княжеские  пиры  устраивались  на  "сенях",  на  "сеньнице", т. е. на  окружающем  здание  балконе-гульбище  второго  этажа.»¹⁶

    Фольклор

            «Тему о языческих  празднествах  очень  трудно  закончить,  даже  доведя ее в каком-то одном разделе до XVII  в.  Эта  тема  мощно  и  полнокровно вливается в поток русской народной культуры XVIII -- XIX  вв.  и  наиболее  полно   представлена   в   необъятном   и   ярком  этнографо-фольклорном материале.» ¹⁷

      «В  народных  былинах,  возникших  в  X  --  XII  вв.  в   среде  полувоенных смердов, почти незаметен  христианский элемент.  Волхвы,  ведуны, волшебники-знахари,  "зелейники"  (народные  фармацевты)  и  чаровницы  применительно к русской деревне упоминаются в  источниках (в   том   числе   и   в   исповедальных   требниках,    отражавших  действительность) вплоть до XVII-XVIII в.»¹⁸

      «Подлинным  духовным богатством Древней Руси было устное народное творчество во всем многообразии его проявлений: песни на бытовые, обрядовые и исторические темы, пословицы и поговорки, сказания и былины. У древних славян существовали музыкальные инструменты, под аккомпанемент которых пели. И хотя до нас не дошли мелодии того времени, но исследователи обоснованно предполагают, что последующие успехи в развитии песенного творчества и инструментальной музыки были бы невозможны без наличия у этого вида искусства древних традиций. Поэтому их вывод достаточно категоричен: «Древнерусское народное песенное и музыкальное творчество не было примитивным».

      Многое  из устного народного творчества Древней Руси не сохранилось не только потому, что записывать его стали  очень поздно: первый сборник былин  издали лишь в XVIII веке, когда многое уже было утеряно. Роковую роль сыграло неприязненное отношение к древнерусскому фольклору и литературе, создавшейся на его основе, со стороны Русской православной церкви, которая стремилась искоренить остатки язычества всеми доступными ей средствами.» ¹⁹

    Язычество в народной среде

      «В силу исторических условий своего развития  деревня  оказалась хранительницей  народных  традиций  и  архаичных  пластов   древней  культуры.

        Христианство, которое в XI -- XII  вв.  многое  видоизменило в   культуре русского города, долгое время не проникало  в  деревню,  и  сельскую Русь (особенно лесную,  северную)  долго  еще  можно  было  считать языческой.

         Исчезал под воздействием  духовенства   наиболее  противоречащий  христианской  обрядности и  наиболее  заметный  для  властей  обычай  трупосожжения. Судя по  раскопкам  курганов,  кремация  в  основном  исчезла в XI в., но когда Нестор на  рубеже  XI  и  XII  вв.  писал  введение в свой летописный свод и  снабдил  его  описанием  древних   славянских обычаев, где подробно говорилось о том, как производился  обряд сожжения умерших, то киевский историк вынужден был  добавить:  "еже творят вятичи и ныне".

       О язычестве в Вятической  и Радимической  землях  говорит еще одно наблюдение: в двух городах, имевших прямое отношение к вятичам  и  радимичам,  вплоть  до  середины  XII  в.  строились  церкви   с  баптистериями для крещения взрослых людей. Такова Успенская церковь  Елецкого монастыря в Чернигове и полностью аналогичная ей церковь в Старой Рязани. Это означает, что во времена Юрия Долгорукого в этих  местах еще продолжался процесс крещения в новую веру. 

            Большой  интерес  представляют  знаки  (тоже   удержавшиеся   в  вышивке до XIX в.), которые  следует связывать с культом  рожаниц. Это  сильно схематизированные  изображения рожающей  женщины,  опознать  которые возможно только с помощью ретроспективного  углубления  от  русских этнографических вышивок XVIII -- XX вв. до    Вероятно, выявятся  еще два обстоятельства,  важные  для истории крестьянского быта: наличие свадебного комплекта (особый  свадебный  убор  существовал  вплоть  до  XX  в.)  и  передача  украшений   по  наследству.»²⁰

    Язычество  знати

      «Склонность к язычеству проявлялась на Руси XI-XII веков не только в народной среде, но и у знати, в частности князей, нравы и обычаи которых то и дело выходили за рамки христианских норм. Древнерусские князья имели два имени: одно — мирское, второе — полученное при крещении. Последнее имя было менее известно, чем первое: в летописях и других письменных памятниках, как правило, фигурируют княжеские имена, носимые в миру, хотя, казалось бы, христианские имена князей в христианизируемой стране должны были звучать чаще, чем те, что достались от языческих времен. Но мы наблюдаем обратное.»²¹

      «Языческие нравы князей проявлялись и в вопросе о постах, волновавших древнерусское общество. Попытки церковных иерархов наложить запрет на употребление мясной пищи в «господские праздники» (рождество, крещение), если они приходились на постные дни (среду и пятницу), были ими решительно отвергнуты, а упорствующие в своих поучениях пастыри низложены с кафедр. Летописец под 1168 годом сообщает о том, что черниговский епископ Антоний возбранял князю Святославу Ольговичу и его боярам есть мясо в «господьские праздники», но те «не внимаху ему о сем». Тогда Антоний с еще большей настойчивостью стал поучать их. Святослав же, не стерпев «досады от епископа своего, и изгна его из града своего Чернигова и от всего княжения своего». Точно так же разделался с епископом Леоном князь Андрей Боголюбский. Понять князей нетрудно. Рождество и крещение совпадали по времени с языческими святками, длившимися с 25 декабря по 6 января. Все эти дни горел священный огонь, совершались магические обряды. Празднества сопровождались многолюдными пирами, непременным условием которых являлось ритуальное употребление мяса жертвенных животных. В этих застольях самое активное участие принимали князья и бояре, часто выступая в качестве устроителей языческих пиршеств.»²²

      «Итак, древнерусская знать в лице князей и их окружения оставалась на протяжении XI-XII веков во многом язычествующей. Не в меньшей, а быть может, в большей мере сохраняли языческие наклонности знатные женщины. С точки зрения ревностных приверженцев христианства, именно женщины в первую очередь «творили норовы поганские». Рассуждая по поводу волхвованья как внушения бесовского, автор «Повести временных лет» в полной уверенности заявляет: «Особливо же через женщин бесовские волхования бывают, ибо искони бес женщину прельстил, она же — мужчину».»²³ «В момент нашествия Батыя на Руси было зарыто в землю множество княжеских и боярских кладов, содержащих золотые и серебряные женские украшения. Тут и диадемы, и колты, и монисты, и браслеты, испещренные языческой символикой: птицы-сирины (русалки-«вилы»), древо жизни, идеограммы воды и солнца, плодоносящий хмель, грифоны и т. п. Эта языческая символика к началу XIII века начинает вытесняться христианскими изображениями: Иисус Христос, различные. Сказка о волшебном танце Царевны-Лягушки, после которого появилась вода и расцвели сады, — опоэтизированное описание русальских плясок древнерусских женщин в одежде с распущенными рукавами, которыми они размахивали, подражая крыльям русалок». [38. Рыбаков Б.А. Языческое мировоззрение русского средневековья // Вопросы истории. 1974. № 1. С.27.]»²⁴

      «Женские ритуальные пляски (русалии) — привычное явление древнерусской действительности, вызывавшее у церковных учителей раздражение и злобу. В поучениях против язычества о танцующей женщине говорится в весьма неприязненных выражениях: «Пляшущая бо жена невеста сотонина нарицаеться и любовница диавола, супруга бесова».

      Ношение русскими княгинями ритуальных украшений (браслетов с архаической символикой) — верный знак их участия в языческих  русалиях. Можно предположить, что  именно представительницы знати первыми заводили русальные пляски, как того требовал древний обычай, согласно которому на старших по рангу лежала обязанность начинать все священнодействия, вплоть до ритуального зачина хозяйственных дел. Вспоминается одно красочное описание, дошедшее до нас из XVI века. В 1545 году великий князь московский Иван ездил в Коломну, где «была у него потеха: пашню пахал вешнюю и з бояры и сеял гречиху. И иныя потехи: на ходулех ходил и в саван наряжался». Б. А. Рыбаков дал верный комментарий этому известию: «Здесь все связано в единый аграрно-магический комплекс: увеличение человеческого роста ходулями было связано с магическим представлением о высоте будущих колосьев, а саван — с культом предков, лежащих в земле и помогающих плодородию земли». [39. Там же. С. 28.] Правда, для летописца занятия Ивана в Коломне — не больше чем «потеха». Но в прошлом подобные действия имели, несомненно, важное ритуальное значение.»²⁵ 
 
 

    ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

      «Приведенные факты убеждают в том, что люди Древней Руси (и знатные, и простые) обычно решали проблемы, выдвигаемые жизнью, с помощью языческих методов и средств, иногда, впрочем, закамуфлированных под христианские нормы и образцы. Это, безусловно, яркий показатель устойчивости язычества в общественном сознании Руси XI-XII столетий. К сказанному надо добавить, что некоторая часть древнерусского общества рассматриваемого времени была некрещеной, в чем и состояла одна из главных причин сохранения в Киевской Руси всей совокупности языческих верований, существовавших у восточных славян до принятия христианства.»²⁶

        «В результате целого ряда  сложных  явлений  на  Руси  к  началу  XIII в. создалось  и в деревне, и в городе  своеобразное  двоеверие,  при  котором деревня просто продолжала  свою прадедовскую религиозную   жизнь, числясь крещеной, а город и княжеско-боярские круги,  приняв  многое из церковной сферы и широко  пользуясь  социальной  стороной христианства, не только не забывали своего язычества с его  богатой  мифологией,   укоренившимися    обрядами     и     жизнерадостными  карнавалами-игрищами с их танцами, музыкой гусляров и пением, но  и  поднимали свою старинную, гонимую церковью религию на более высокий  уровень, соответствующий расцвету русских земель в XII в. Возможно,  что  религиозно-магическое   отношение   к  языческому   комплексу постепенно отступало на второй план, становилось все в большей мере  традицией (впрочем, твердо охраняемой от гонений церковников) и во  многом переходило в сферу отношений к категориям  эстетическим.