Кризис католицизма и его преодоление в 21 веке

Камнем преткновения в  отношениях между Ватиканом и  СССР стал вопрос о судьбе грекокатоликов (униатов) верующих, предки которых  перешли в конце XVI в. во время  русско-польской войны за Украину  под духовную власть Римского папы. Эти верующие оказались в СССР в результате воссоединения всех украинских земель в составе УССР в 1939 г. Столкнувшись с беззаконием сталинского режима, некоторые представители униатского духовенства приветствовали гитлеровских оккупантов как освободителей в 1941 г. Однако в конце Великой Отечественной войны лидеры униатства осудили злодеяния фашистов и начали искать согласия с советскими властями. Советская власть, несмотря на все это, подвергла репрессиям почти все униатское духовенство и в 1946 г. под предлогом добровольного желания верующих вернуться в православие распустила саму Украинскую католическую церковь восточного обряда.

Первые деловые контакты между Ватиканом и СССР в послевоенный период был установлены при Н. С. Хрущеве после того как Советский Союз вместе с другими государствами обязался уважать неприкосновенность Ватикана как суверенного государства в случае войны.

После долгого  перерыва в 1990 г. в Москве приступил  к выполнению обязанностей папский  нунций в россии. к настоящему времени Святой Престол установил дипломатические отношения со всеми странами СНГ. В 1990-1991 г. Ватикан приступил к реформированию структуры Римско-католической церкви действовавшей на территории тогдашнего Советского Союза и в России в частности. Папа Иоанн Павел II возвел апостольского администратора Минска епископа Тадеуша Кондрусевича в сан архиепископа и назначил его апостольским администратором для католиков европейской части России с резиденцией в Москве. Апостольским администратором азиатской части России с резиденцией в г.Новосибирске был назначен епископ Иозеф Верт. В настоящее время в России действуют около 200 католических приходов, две духовные семинарии, колледж католической теологии им. Фомы Аквинского. Создано католическое информационное агентство «Истина и жизнь», издается одноименный ежемесячный журнал на русском языке с постоянными рубриками «Москва католическая», «Католичество и Россия», «Русские католики».

Итак, с начала 1990-х годов вопрос об «униатизме»  и о католическом «прозелитизме» не только блокирует ход богословского диалога между православными и католиками, но и крайне негативно отражается на всех аспектах двусторонних отношений. Православный контраргумент о католическом «прозелитизме» периодически возникает в контексте официальных переговоров между Отделом внешних церковных сношений МП и Папским советом по содействию христианскому единству, которые продолжаются на протяжении всего последнего десятилетия прошлого века. При этом постепенно становится очевидно, точка зрения официальных представителей РПЦ на процессы восстановления всех форм деятельности Католической Церкви в России радикально отличается от католической. То, что сами католики называют «возрождением» и «законным восстановлением» жизнедеятельности своих общин в России, для руководства МП предстает «экспансией» и «прозелитизмом» в адрес православных. В течение 1990-х годов на ежегодных переговорах в Москве руководства ОВЦС МП с делегацией Папского Совета по содействию христианскому единству (куда, кстати, не приглашались представители католической иерархии в России) председателем ОВЦС митрополитом Кириллом неоднократно делались предложения о возможности урегулирования создавшегося положения в частности через сведение пастырских функций Католической Церкви в России к исключительному удовлетворению нужд католических этнических меньшинств в стране и, как следствие, — отмену католического богослужения на русском языке. Фактически этим официальное руководство РПЦ отрицало жизненно важный процесс инкультурации Католической Церкви в России и самое ее бытие как самостоятельной религиозной силы в общероссийском масштабе. Все это в основных чертах воспроизводило ту принудительную модель существования, которая была навязана Католической Церкви в Российской империи политикой государственного «охранительного православия» и жестко определяла маргинальное место католиков в общественно-политической жизни. Опираясь в данном случае на «большую экуменическую политику» Московская патриархия стремилась вновь оттеснить Католическую Церковь в России на глухую периферию общественной жизни, превентивно обезопасив себя от пресловутого католического влияния на собственной «канонической территории».

Эта установка  стала оказывать все более  заметное влияние на общественно-политическую жизнь страны по мере того, как отлаживались явные и скрытые механизмы политического лоббирования своих интересов со стороны РПЦ и формировались различные аспекты «национальной идеи» особенно в последние годы. В контексте этих тенденций деятельность Католической Церкви выставлялась как нарастающая угроза «традиционным ценностям» всего духовного и культурного уклада России. Таким образом, затяжной внутренний конфликт между двумя Церквами проецировался в политическую сферу. Еще в марте 2001 года Госдума дала протокольное поручение комитету по международным делам запросить в МИД информацию о мерах, предпринимаемых правительством для "недопущения экспансии католицизма на территорию России и других православных государств". Также в результате инициатив Госдумы МИД РФ счел возможным выразить Ватикану «озабоченность России в связи с подготовкой визита Папы Римского на Украину». Логика этого заявления говорит о том, что российский МИД активно учитывает в своей внешнеполитической деятельности и религиозный аспект, полностью солидаризуясь при этом с интересами РПЦ и рассматривая в данном случае территорию соседнего независимого государства как «каноническую территорию» РПЦ, а следовательно — как зону «жизненно важных» в религиозном отношении интересов России.

Примечательны в этой перспективе тенденции  в формированию своеобразной «геополитической» доктрины РПЦ, созвучные разработке современной геополитической доктрины России. Страны, рассматриваемые как стратегические партнеры России, становятся и стратегическими партнерами РПЦ. Ярким примером тому служит сближение с Ираном, начавшееся для РПЦ еще в 1997 году.

Почему же именно католики оказались объектами столь  резких обвинений со стороны РПЦ  и со стороны ориентированных  на «традиционный уклад» политических и общественных сил? В данном случае представляется, что исходя прежде всего из неких глобальных построений, а вовсе не из оценки реальной ситуации, католики были выбраны в качестве инородного тела, которое является в свете «геополитической доктрины» РПЦ носителем либеральных ценностей, неприемлемых для «восточно-европейской цивилизации». Для выражения «антикатолических» эмоций со стороны некоторой части российского общества момент оказался так же весьма подходящим по мере застывания «политической плазмы» 1990-х годов и ее оформления в соответствии с национальными приоритетами нынешнего политического курса России.

Возвращаясь к  событиям 2002 года в России, отметим  еще одну любопытную тенденцию в  религиозно-общественной жизни страны: с позицией РПЦ в отношении  католической митрополии поспешили  солидаризоваться и некоторые представители «традиционных» религий — геополитических «партнеров» РПЦ. Верховный муфтий России и европейских стран СНГ Талгат Таджуддин охарактеризовал учреждение в России католических епархий как «насильственную духовную экспансию», «очень похожую на сознательную провокацию» (Интервью агентству «Интерфакс» от 12.02.2002). Отметив, что "духовное пространство России испокон веков состояло из таких традиционных конфессий, как православие, ислам, иудаизм и буддизм", один из лидеров российских мусульман заявил, что "говорить о каких-то нововведениях, причем из-за рубежа — это поступок, недостойный Папы".

Практически сразу  же после 11 февраля 2002 года стала набирать силу патриотическая кампания, инспирированная  православными церковными и околоцерковными  силами. Кампания началась под лозунгом борьбы "против духовной агрессии католицизма". Первым шагом этой «гражданской кампании сопротивления» стал митинг Союза православных граждан 22 февраля у здания представительства Святого Престола в Москве. «Русская Православная Церковь является важнейшей нацио— и государствообразующей силой России и создание "параллельной церкви" с центром в Ватикане задевает глубокие национально-государственные интересы России», — мотивировали свои намерения устроители митинга. В речах на этом митинге прозвучали весьма любопытные высказывания, в которых тема глобализации непосредственно увязывалась с «новой экспансией» католицизма

«Дубина народной войны» поднялась на католиков в  России 28 апреля. Именно на этот день была запланирована всероссийская акция в поддержку государственности, РПЦ и "традиционного уклада религиозной жизни в России". Инициатором этих акций были Народная партия и Союз православных граждан, свою прямую поддержку этим инициативам высказала РПЦ. Целью акции, как ее определил председатель Народной партии России Геннадий Райков, являлось «показать тем, кто посягает на государство российское, что оно способно защитить не только свои границы, но и свою целостность можно предположить, что данная акция в системе геополитических воззрений митрополита Кирилла должна была стать некой пробой «референдума на национальном уровне» в случае конфликта между «либеральным» и «национальным» стандартом, о чем он впоследствии заявит на заседании Европейского совета религиозных лидеров в Осло в ноябре 2002 года. Насколько удовлетворили результаты этого референдума руководство РПЦ сказать трудно, однако 5 июня от лица РПЦ Католической Церкви в России были предъявлены конкретизированные обвинения в «прозелитизме».

По сути именно полемика по поводу прозелитизма выявила проблему, обозначившую характерную разницу в подходах Католической и Православной Церквей к современному миру и, соответственно, определяющую различное отношение той и другой Церкви к ценностям современного общества.

В риторике церковных, околоцерковных и политических заявлений по поводу «католической экспансии», последовавших после 11 февраля 2002 года, можно вычленить некие установочные архетипы, которые усиленно внедрялись в общественное сознание. Во-первых, Ватикан — это мощная, хорошо организованная и централизованная политическая сила, которая стремится под видом «духовной экспансии» к расширению своего политического влияния в мире, в данном случае в «традиционно православной» России. Во-вторых, Католическая Церковь в России, «пятая колонна» Ватикана, представляется собой деструктивный элемент в процессе восстановления культурного и духовного уклада жизни России, базирующегося на «традиционных религиозных ценностях», прежде всего православных. При этом в различных православных заявлениях отмечался устойчивый политических контекст, который в истории России (не исключая и актуального момента) использовался для осуществления экспансионистских проектов католицизма: как отметил патриарх Московский Алексий II в интервью газете «Известия»: «… Католическая экспансия в России чаще всего хронологически совпадала с периодами временного ослабления русского государства и православной церкви». В-третьих, установочно отрицалось или же ставилось под сомнение существование традиционных для современной России католических общин.

На фоне общей  кампании против католической «экспансии»  и «прозелитизма» со стороны РПЦ  был выдвинут также контраргумент, который должен был скомпрометировать  Католическую Церковь и, выявив суть ее глобалистских устремлений, продемонстрировать ее духовную «неконкурентноспособность» в России, более того, нравственную сомнительность ее целей. Этот контраргумент сводился к часто повторяемому тезису о практической недееспособности Католической Церкви как духовной силы в современном обществе и о тяжелейшем кризисе, который она переживает в современном мире. В этой логике прозелитические цели Католической Церкви в России имеют четкий «геополитический» расчет: она надеется «с легкостью пополнить свои ряды людьми, духовно вскормленными и воспитанными православной традицией, «слабой» «Церковью-сестрой». Именно из-за этого духовного паразитизма на православном наследии мы неизменно квалифицируем католическую миссию в России как прозелитизм, то есть как переманивание из одной Церкви, из одной традиции в другую» — заявил в своей статье «Искушение Ватикана: Удар по православно-католическим отношениям. Русская Православная Церковь принимает вызов» протоиерей Всеволод Чаплин.

Вместе с  тем реальные параметры и перспективы  присутствия католиков в России со стороны РПЦ оцениваются более чем скромно.

В то же время  представители РПЦ заявляют о  необходимости совместных действий католиков и православных перед  лицом вызовов глобализации. Однако, в свете всего вышесказанного становится ясно, что данное направление сотрудничества может относиться лишь к аспектам внешнеполитической деятельности РПЦ и никак не затрагивает внутрироссийский контекст.

Кризис 2002 года получил еще одно направление, которое  вызвало значительный резонанс международной  общественности и политических кругов и, соответственно, резкую озабоченность Ватикана и Католической Церкви в России.

Между тем пресловутый  “черный список” католического  духовенства в России продолжает расширяться: в августе был лишен  российской визы настоятель прихода  в г. Ярославле, подданный Словакии, священник Станислав Крайняк, 9 сентября — подданный Польши, священник Ярослав Вишневский, работавший в приходах на острове Сахалин, и 10 сентября — настоятель прихода в г. Ростов-на-Дону, также подданный Польши, священник Эдвард Мацкевич. Реакцией на эти высылки стало новое обращение архиепископа Т. Кондрусевича (от 12.09.2002) в этот раз имевшее своим адресатом «российские и международные правозащитные организации, всех людей доброй воли». Название этого обращения говорило само за себя: «Сегодня попираются права католиков. Завтра жертвой может стать каждый».

Вне зависимости  от их непосредственных целей, немотивированные дискриминационные меры российских властей по отношению к священникам-иностранцам  несомненно бросают тень на облик Католической Церкви в России, а следовательно и на общественную репутацию католиков-россиян. Возникает вопрос: мог ли представлять “угрозу безопасности” России епископ Е. Мазур в одиночку без своей епархии, а священник С. Каприо вести деятельность "не совместимую со статусом священнослужителя", не имея соответствующей поддержки в своем приходе? Эти же вопросы остаются в силе в отношении всех остальных католических священников-иностранцев, работающих в России. Перед нами вновь встают призраки недалекого прошлого, когда всякий католик в СССР автоматически подозревался как “агент Ватикана”. Тема «католики и национальная безопасность России» в контексте событий 2002 становится не такой уж и безобидной шуткой.

Итак, в 2002 году локальный межконфессиональный конфликт, прямо или косвенно развивавшийся в 1990-е годы, перешел в качественно новую фазу и приобрел социально-политическое звучание. Эта новая фаза православно-католического конфликта была опосредована интеграцией РПЦ в структуры власти современного Российского государства. Особым полем деятельности РПЦ МП, как уже отмечалось, является МИД РФ, который в открытую лоббирует интересы РПЦ МП. Слияние интересов Православной Церкви и внешнеполитического ведомства России декларируется на самом высоком уровне. Принимая в МИДе патриарха Алексия II 6 марта 2003 года, министр иностранных дел И. Иванов подчеркнул: «Глубоко убежден, что это отвечает коренным интересам укрепления внутренних духовных сил России и утверждению ее морального авторитета на мировой арене. Тесные контакты с церковью обогащают нашу дипломатию более масштабным видением национальных интересов страны. Они помогают нам глубже осмыслить глобальные процессы, которые стремительно развиваются в мире, меняя облик современной цивилизации». Не удивительно, что православно-католический конфликт в России рассматривается в МИДе как один из аспектов этих «глобальных процессов», и, соответственно, делаются выводы о российских приоритетах в области религиозной политики.

Возникает еще  одним вопрос: почему именно католики, а не протестанты (чье присутствие за последнее десятилетие в России возросло неизмеримо больше, чем католическое) стали «козлами отпущения» в этих играх в геополитику и в «национальные приоритеты» в религиозной сфере? Ведь именно протестантские общины преимущественно ориентируются на либеральные ценности евро-американского стандарта и на первый взгляд никак не вписываются в контекст «восточно-христианской парадигмы»? Как нам представляется, обвинения в «протестантском прозелитизме» практически не звучат в риторике официальных заявлений РПЦ и православной общественности по ряду причин. Во-первых, численность протестантов всех деноминаций в России на несколько порядков выше, чем католиков. Соответственно, конфликт с российским протестантизмом может стать опасным детонатором в общественной жизни современной России. Основываясь на чисто прагматических соображениях, РПЦ на это не решается. При этом протестантизму во всех его формах все-таки удалось создать своеобразную русскую протестантскую культуру, таким образом, вопрос «инкультурации» был им отчасти решен в прошлом и с успехом решается в настоящем. Католики только берутся за решение этой проблемы, переосмысливая свое историческое присутствие в России в новых условиях.