Психология как мультипарадигмальная наука

11.Психологія як мультипарадігмальна наука

 

Экспертные психологические  позиции условно могут быть разделены  на три групп: естественнонаучная ориентация, гуманитарная и практическая.  Основанием для такой группировки служит тот исходный образ, на который ориентируется  в организации своей структуры  психологическая дисциплина.

 

 

 

Естественно-научная парадигма берет в качестве такого образца науки о природе.  Из этого следует, прежде всего, познавательное отношение к психологическим объектам, отражение которых в соответствующих категориях и понятиях, выявление сущности (закономерности) поведения исследуемых явлений составляет важнейший, а порой и единственный смысл существования данной ориентации.  На вопрос автора этих строк, заданный одному из адептов такой ориентации, зачем изучать то или иное явление респондент ответил коротко: «Чтобы знать». 

 

Конституирующая функция  исследовательской установки не означает того факта, что получаемые знания совершенно бесполезны.  Вводя  утверждение об этой функции мы лишь хотели сказать, что познавательная позиция не нуждается в специальном обосновании со стороны практики, а имеет иной источник — исследовательский интерес.  Резерфорд, разрабатывая модель атома, ни мало не беспокоился о ее узко практической реализации, поскольку был озабочен расширением горизонта физической реальности.  Полученное знание часто оказывается затребованным и тогда принято говорить о его приложении.  В данной ориентации доминирует генерализирующая тенденция, выражающаяся в поиске самых общих закономерностей человеческого бытия, что выражается не только в построении научной картины мира, но и в более серьезных мировоззренческих притязаниях создаваемых теорий.  Пример с Фрейдом — красноречивое тому свидетельство.  Выявленные закономерности позволяют субъекту на их основании поступать «со знанием дела».  Именно этим соображением, как нам представляется, обосновывается сегодня необходимость фундаментальной теоретической подготовки психолога, независимо от той сферы, в которой будут приложены его усилия впоследствии.  В этой же перспективе строятся и отношения таких форм человеческой практики как педагогика и психология.  Считается, что знание законов функционирования психического позволит на их основании строить адекватную педагогическую практику, а психологическое невежество неминуемо должно привести к ее деструкции.

 

Познавательная позиция  вся проникнута эмансипирующим побуждением.  С точки зрения В. И. Слободчикова и Е. И. Исаева, которую мы также разделяем, исследователь занимает «по отношению к объекту познания позицию извне, позицию незаинтересованного, беспристрастного субъекта» (2,85).

 

 

 

Здесь следует сделать  оговорку, поскольку критики естественно-научного метода постоянно указывают на то, что требование беспристрастности в психологии никогда не соблюдалось и соблюдено быть не могло.  Суть нашего замечания сводится к тому, что в данном случае преследуется цель не столько проследить последовательность реализации той или иной позиции, сколько обнаружить ее конструктивы и в некоторой степени указать на специфику решаемых таким образом задач.  В данном случае речь идет об идеалах, на которые ориентируется практика.

 

Важнейшим критерием объективности  получаемого знания считается возможность  его воспроизведения любым экспертом, при условии соблюдения им параметров исследовательской ситуации.  Так, например, закон прегнантности, открытый гештальт-психологами, должен быть обнаруживаемым в любых культурах и в любое историческое время как устойчивая связь психических феноменов.  В противном случае он приобретал статус частной закономерности, действующей в локальной ситуации.  Обнаружение влияния субъективной переменой на характер получаемого знания привело к эволюции естественно-научного метода, в направлении все более сложного учета диспозиционных переменных наблюдателя и исключения выделенных характеристик из картины получаемого знания.  В. С. Степин выделяет и описывает три этапа такой эволюции.  (См. 4; 5; 6;7).  Значительно редуцируя его идею, можно сказать, что развитие метода состояло в постепенном преодолении наивно-натуралистической установки сознания естествоиспытателя, абсолютизирующего процесс собственного восприятия (классическая рациональность) через обнаружение зависимости получаемых результатов от используемых средств, в том числе и мыслительных (неклассическая рациональность), к учету психологических переменных в деятельности ученого (постнеклассическая рациональность).

 

И хотя В. С. Степин ведет речь о развитии общенаучного метода, мы можем воспользоваться его схемой для организации материала психологического знания.  Понятно, что предлагаемые аналогии носят предварительный  гипотетический характер.  Так, можно  предположить, что ранний интроспекционизм тяготеет к классическим идеалам познания, бихевиоризм Уотсона, выдвинувшего требование «инструментального контроля» (8,283), тяготеет к неклассической рациональности, а психоанализ З. Фрейда, сделавшего проекцию аналитика предметом особой рефлексивной заботы, попадает в этом отношении в постнеклассическую парадигму.

 

Разумеется естественно-научную позицию не следует трактовать упрощенно, и даже психологи, стоящие у истоков научного метода, обращали внимание на специфику объекта исследования, отмечали его рефлексивную природу, ситуативную изменчивость.  Отчасти этим обстоятельствам мы обязаны появлению замечательного психологического инструмента — «зеркалу Гезелла».  Однако во всех естественно-научных ориентациях неминуемо обнаруживается одно инвариантное допущение — наличие некой независимой сущности, параметры которой только искажаются неадекватным методом.

 

 

 

Гуманитарная парадигма  в психологии ориентируется не на образы наук о природе, а на рациональность, имеющую предметом своей заботы культуру.  В отличие от номотетической, генерализирующей тенденции натуралистического метода здесь утверждается идеографический, уникализирующий подход.  Как считают исследователи методологии психологии, гуманитарная парадигма обращена «к духовному миру человека, к его личностным ценностям и смыслам жизни» (2,87).

 

 

 

Особенность так взятого  предмета — духовной инстанции, предопределяет сущность метода — понимание в  отличие от наблюдения и его вариаций в естественно-научном подходе.

 

Поскольку и наблюдение также  связано с пониманием, различим естественно-научное и гуманитарное понимание с опорой на исследования К. Яспреса. 

 

В своих исследованиях К Ясперс рассматривал два типа понимания: статическое и генетическое.  Первое он связывал с задачей фиксации и описания чувственно-воспринимаемых объектов в их существенных связях и отношениях.  Выстроить картину этих связей и означает понять.

 

Генетическое понимание  Ясперс выводит из понимающей социологии Г. Зиммеля, различавшего понимание сказанного и говорящего.  «Так, если мы считаем, что содержания отдельных мыслей вытекают одно из другого по законам логики, мы понимаем эти связи рационально.  Если же мы понимаем содержание мыслей как вытекающих из настроений, желаний или опасений думающего, то тогда мы понимаем эти связи собственно психологически, или иначе, сопереживая душевному миру другого.  Если рациональное понимание всегда приводит к выводу, что содержанием души является рациональный, понимаемый без всякой психологии комплекс, то понимание через сопереживание вводит внутрь собственно душевных взаимосвязей.  Если рациональное понимание является только вспомогательным средством психологии, то понимание через сопереживание самой психологией» (9,114).

 

 

 

Прислушаемся к этому  замечанию К. Ясперса.  Если статическое  понимание в принципе не специфично, поскольку не так уж важно какие  явления наблюдать, то генетическое понимание апеллирует к знанию психического посредством психического.  При  этом, если в естественно-научной парадигме реализуется требование нахождения инвариантной интерпретации, которая тождественна истине, то в понимающей психологии нахождение нескольких интерпретаций означает углубление понимания, что заставляет нас говорить об относительности, незавершенности процесса понимания, а следовательно и получаемого знания.

 

Понимание заключает в  себе значительный эмпатический компонент.  Отсюда личность исследователя приобретает  инструментальный характер. «Неотъемлемым  моментом понимания является личный опыт исследователя, его нравственные, мировоззренческие установки, ценностные ориентации, его отношение к познаваемому» (2,88).

 

 

 

Если объективная психология, как она считает, ничего не создает, а только открывает тайны природы  человека, то гуманитарная психология открывает принципиальную возможность  для конструктивной деятельности в  области психологии, поскольку позволяет  особым отношением вызывать к жизни  разнообразные эффекты психической  жизни исследуемого.  В рамках гуманитарной парадигмы намечается и реально осуществляется выход  за пределы чисто познавательного  подхода.

 

Не удивительно, что многие современные психологические практики все больше тяготеют к гуманитарной парадигме в психологии.

 

 

 

Практическая парадигма  в психологии имеет своей задачей  реализацию преобразовательного отношения.  Образ, на который данная психология ориентируется заимствован из инженерии и техники.  Возникновение искусственно-технического отношения к реальности связано с возникновением в повседневной реальности разнообразных разрывов, которые естественным образом не восполняются.  Вот почему возникает необходимость в восполняющей деятельности, что и влечет за собой соответствующие практики их ликвидации.  В качестве прецедентов практической психологии можно назвать психотерапию, педагогическую психологию, психологию аномального развития.  Таким образом, в основе практической психологии лежит не исследование психологической реальности, а работа с ней.  Из этого не следует полное исключение исследовательского отношения к психологическим данностям, но его переподчинение практике преобразования реальности, контекстуализация практическим отношением в целом.

 

В практической парадигме  возникает особое отношение к  психологической теории. «Психологическая теория строилась и строится не как  рефлексия ученого по поводу некоторой  психической реальности, существующей безотносительно к психологической  практике.  Теория конструируется, исходя из практики, а далее практика конструируется (реконструируется) на основе теории» (10,123).

 

 

 

Источником теории практики выступает мир повседневных значений, вернее обнаружение их дефицитарности, на основе самоопределения действующих субъектов, в то время как в исследовательских теориях основания черпаются в философии и научной методологии.  Ввиду особой значимости теорий практики рассмотрим их генезис с опорой на разработки известного представителя феноменологической философии Отто фон Болльнова.

 

Базовой метафорой практической теории для Болльнова выступает искусство, понимаемое им как совокупность методов управления деятельностью.  Теория (искусство) надстраивается над деятельностью, делает ее яснее, сознательнее.

 

 

 

«Задача теории – превращение  в осознаваемое того, что для нее  уже есть данность» (10,2).

 

 

 

Однако это надстроечное отношение  теории не является простым  отражением, пусть даже преувеличенным.  Теория выступает общей схемой понимания  практики, т. е.  той целостностью, в контексте которой получают упорядоченность элементы практики.  Кроме этого, сам ход практического  функционирования никогда не бывает линейным и последовательным.  Рефлексия  проблем и девиаций приводит к  более обобщенному познанию сущности практики, ее концептуализации.  Становление  теорий практики проходит по Болльнову несколько этапов.

 

 

 

1. Описание.  Его необходимость  связана с тем, что общение  человека в контексте повседневной  реальности, ставшей само-собой-разумеющейся, приводит к псевдоясности.  Более того, как удачно показал А. Шюц, предметы повседневного мира всегда обернуты к нам своей утилитарной стороной, и эта утилитарная значимость стремится к генерализации на весь объект.  Т. е. , предметы даны не во всей полноте их свойств и отношений, а концентрированно, в совокупности тех немногих свойств, которых нам достаточно для практического пользования.  В процессе описания становится возможным обнаружение действия повседневной установки сознания, возникают зоны неясности, сложновыразимости в языке, отчетливым становится то, что было фоновым. 

 

          Описание не представляется нам  простым делом.  Опыт нашей  работы с будущими психологами  показывает, что многие студенты  испытывают большие затруднения  при письменном или устном  описании психологических явлений.  Среди типичных ошибок мы выделяем  «дрейф» предмета описания, скудность  языка описания, обессмысливание  описательной процедуры, доминирование  практическо-преобразовательной установки.

 

          Отчасти это связано с тем,  что при описании мы покидаем  сферу наглядного.  При описании происходит остановка, фиксация и абстрагирование фрагмента реальности.  Т. е.  его преобразование в мыслимый предмет с соответствующей перекодировкой с языка перцептивного образа на язык устного или письменного текста.  Интересно и то обстоятельство, что для описания, как правило, не годится язык теоретической психологии, отсылающий нас к тому пониманию, которое предзадано экспертной психологической парадигмой.  Язык описания тяготеет к повседневному языку, одновременно обнаруживая его ограничения.

 

          2.  Интерпретация предполагает  включение материала описания  в более масштабное целое.  Завершение такого акта может  быть названо пониманием.  В  этом усматривается генетическая  связь понимания и интерпретации  (но не отождествления).  Возможность  включения картины описания в  разные контексты – принципиальное  условие более глубокого понимания.