Межэтнические конфликты современной России

Для России сегодня типичны следующие конфликты:

По мнению Л. Дробижевой, сегодня в Российской федерации в основном прослеживаются три типа конфликтов этнополитического характера[8].

Во-первых, это конституционные конфликты. Некоторые республики приняли конституции, которые противоречат прошлой и теперешней конституции РФ: Саха (Якутия), Тыва, Татарстан, другие. Первое противоречие заключается в том, что в конституциях говорится о главенстве законов республик над федеральными, второе связано с контролем за использованием родных ресурсов, третье — с непосредственным выходом на международную арену.

Второй тип конфликтов — территориальные конфликты. Спорных зон час на территории России 180. Вокруг некоторых из них уже идут локальные военные действия.

Третий тип конфликтов — межгрупповые конфликты.

Социальные конфликты происходят в результате углубления и обострения противоречий в различных сферах общественной жизни и несвоевременного их разрешения. Конфликты могут быть экономическими, социальными, классовыми, внешне- и внутриполитическими, правовыми, территориальными, межнациональными, языковыми, продовольственными, трудовыми, словом, возникнуть практически в любой сфере жизни. Например, политические конфликты между нациями, этническими группами охватывают весь комплекс общественных отношений, касающихся судьбы того или иного народа.

Социальные конфликты большинство политологов связывают прежде всего с противоречиями, складывающимися в сфере материального производства. Последние нередко разрешаются путем революций, принимая вместе с тем различные побочные формы — как совокупность коллизий, как коллизии между различными классами, как идейная борьба, политическая борьба .

Примером тому может служить положение, сложившееся в российской экономике. Здесь суть социальных конфликтов, с одной стороны, состоит в борьбе между теми слоями общества, чьи интересы выражают прогрессивные потребности развития производительных сил, и, с другой — различными консервативными, отчасти коррумпированными элементами. Примеров масса:

В августе 2000 года в станице Клетской Волгоградской области поминки убитого на дискотеке Романа Лопатина переросли в сход, потребовавший выселить всех чеченцев и навсегда запретить их регистрацию, а затем и в поджоги чеченских домов.

В марте 2001 года в Ростовской области казаки громили чеченское имущество после массовой драки в селе Богородицкое.

21 апреля 2001 года в Москве  около 200 человек устроили погром  на рынке в Ясеневе, разгромили  около 30 палаток. Пострадали 10 человек, преимущественно торговцы из  Азербайджана.

Тут традиция временно сломалась: следующее побоище произошло 30 октября. В тот день на рынках у московских станций метро "Царицыно", "Каховская" и "Каширская" около 300 молодых людей, вооруженных металлическими прутьями, принялись избивать торговцев с Кавказа. Погибли 4 человека, пострадало свыше 80.

А 2002 год, казалось, и вовсе перенес межнациональные бои на сезон отпусков. В мае в райцентре Частоозерье Курганской области произошла драка между русскими и чеченцами, в которой участвовало около 400 человек. В июле состоялись две крупные акции. В Угличе (Ярославская область) после убийства на сельской дискотеке 17-летнего Константина Блохина был сожжен дом, в котором жили чеченцы, а ОМОНу пришлосьразводить колонны местных жителей и кавказцев, выстроившиеся на центральной площади. А в подмосковном Красноармейске молодежь избила несколько армянских семей и потребовала очистить город от инородцев после того, как в баре "Пальмира" пожилой армянин пырнул ножом 26-летнего Игоря Самолюка. Последнее ЧП стало поводом для создания ДПНИ, громко заявившего о себе в прошлом году в Кондопоге.

Впрочем, уже в 2003 году масштабное насилие вошло в привычный сезонный ритм: 15 и 17 сентября в Нальчике произошли массовые драки местного населения с чеченскими студентами. Оба раза дрались 200-300 человек, пострадало более 50. Поводом стала ссора в маршрутном такси, в ходе которой несколько чеченцев жестоко избили местного жителя.

2004 год оказался мирным  хотя бы на бытовом уровне, но передышка была компенсирована  с лихвой. В марте 2005 года в  Новороссийске две сотни казаков  разгромили несколько армянских  магазинов и кафе, избив их  хозяев. Поводом стало ранение  казака в происшедшей накануне  драке. 6 августа стенка на стенку  сошлись дагестанское селение  Мосхоб и чеченское село Новосельское, а 18 августа в селе Яндыки Астраханской области после убийства в массовой драке калмыцкого юноши 300 калмыков двинулись по селу, избивая чеченцев и поджигая их дома. Наконец, 23 сентября в Нальчике драка двух сотен местных и чеченских студентов вылилась в митинг с требованием выгнать всех чеченцев из города.

Но, по мнению экспертов, именно 2005 год стал переломным в количественном и качественном отношении. По данным информационно-аналитического центра "Сова", жертвами нападений на почве национальной и расовой ненависти стали 539 человек, 54 из них погибли. Правда, диаспоры считают эти данные сильно заниженными: по данным миграционной службы одного только Таджикистана, с начала года из России были доставлены тела 206 граждан республики. Из них 22 были убиты, причина гибели еще 60 не установлена. А глава таджикской диаспоры в России Кароматулло Шарипов заявил, что на самом деле в 2006 году было убито или умерло около 2 тысяч таджикских гастарбайтеров. В любом случае годом раньше итоги межэтнических стычек были скромнее - 461 подвергшийся нападению и 47 убитых, в спокойном 2004 году соответственно 258 и 46. Качественные перемены аналитики видят в демонстративности преступлений и использовании преступниками огнестрельного оружия и взрывчатки.

В июне 2006 года в Сальске (Ростовская область) ссора из-за девушки, вспыхнувшая на выпускном вечере у кафе "Разгуляй", переросла в драку русского и дагестанского парней один на один, потом в групповое избиение победителя, потом в массовую драку местных с пришлыми. Жертвы, как это бывает в кабацких и послекабацких драках, понесло местное население: 29-летнего Юрия Сарычева застрелили из карабина "Сайга". 9 июля горожане провели несколько митингов, первый из которых "осудил бездействие власти", второй, собравший 5 тыс. человек, постановил выселить всех кавказцев, а последние, осенние, митинги требовали уже отставки руководства Сальска.

21 августа 2006 года молодые  националисты взорвали бомбу  на Черкизовском рынке Москвы. Погибли 13 человек.

30 августа 2006 года в городе  Кондопога произошла массовая  драка между местными русскоязычными  жителями и выходцами с Кавказа, в результате которой два человека  погибли, еще шесть получили травмы  различной степени тяжести. Драка  спровоцировала массовые беспорядки  в городе, в ходе которых толпа  горожан, в основном молодежи, разгромила  ряд торговых объектов, принадлежащих "кавказцам". Беспорядки удалось  подавить только с помощью  ОМОНа.

10 сентября в саратовском  Вольске в ходе массовой драки  армян и русских получили ножевые  ранения четыре местных жителя, один из которых, Сергей Зяблин, скончался. После этого его друзья  и родственники устроили охоту  на армянских учащихся колледжа  мостов и гидросооружений.

Наконец, 13 сентября на оптовом овощном рынке Самары более 20 вооруженных мужчин славянской внешности устроили погром со стрельбой, натолкнулись на отпор торговцев-азербайджанцев и бежали, успев, впрочем, зарезать одного продавца.

В целом же из 18 крупных межэтнических столкновений последних лет на 4 взрывоопасных месяца приходятся 14 - больше двух третей, или 78%. При равномерном распределении по месяцам этнической активности граждан на эти месяцы приходилась одна треть происшествий, или 33,3%. Словом, весна и конец лета - начало осени - основное время для погромов и межнациональных драк.

Все приведённые случаи говорят  о несовершенности политической и экономической ситуации в России. Хотя нечто подобное происходит и в странах Евросоюза.

В Российской Федерации в ряде регионов по-прежнему будет сохраняться межэтническая напряженность в силу того, что до сих пор не решены вопросы федеративного устройства, уравнивания прав субъектов федерации. Учитывая то, что Россия сформирована как по территориальному, так и по этнонациональному признаку, отказ от этнотерриториального принципа российского федерализма в пользу экстерриториальных культурно-национальных противоречий и может привести к конфликтам. Но эта проблема требует также отдельного рассмотрения.

 Сейчас, в связи с  обострением ситуации на Украине  интересно посмотреть, как в зависимости  от того, каким является этот  предшествующий слой, во многом  развивается и динамика межэтнических  отношений, включая их конфликтные  формы. Например, довольно развитая  и устойчивая националистическая  идеологическая традиция Западной  Украины стала по сути государственной идеологией заново образованной Республики Украины и в этом качестве начала навязываться всем гражданам, включая совершенно чуждое ей чисто русское население. Естественно, очень быстро этот процесс приобрел характер регулярно возникающих конфликтов большей или меньшей интенсивности. Здесь быстро образовался свой пантеон национальных героев, официальная мифология и основанная на них мощная, всеохватывающая пропаганда. На этом основано и противостояние двух кандидатов на пост Президента Украины: Ющенко, Тимошенко и Януковича.

Подобные же процессы, только еще более стремительно, происходили и в Прибалтике. Здесь ситуация усугублялась тем, что во главе процессов национального возрождения становились подчас прямые потомки государственных лидеров времен независимости, создавая тем самым прямую и непосредственную преемственность политико-культурных ценностей. В этих условиях носители другой политической культуры автоматически становились не просто чужаками, а врагами (пресловутое "оккупанты").

С другой стороны, отсутствие такой развитой традиции в Белоруссии привело к прямо противоположным последствиям. В отличие от большинства других государств СНГ Белоруссия могла лишь в малой степени основывать свое формирование как нации на докоммунистических традициях, собственном языке и культуре. Из всех республик в Белоруссии менталитет и самосознание были наиболее советизированы. Поэтому не случайно напряжение на межэтнической почве в Белоруссии было минимальным.

В реальности происходит наложение обоих векторов трансформации политической культуры, их своеобразная интерференция: досоветский историко-культурный пласт видоизменяется в конкретных условиях модернизации и перехода от традиционного к гражданскому обществу, характерных именно для данной страны и нации.

Созданные гуманитарной интеллигенцией националистические мифологемы были использованы для политической мобилизации этничности быстро «перестроившейся» партийной республиканской номенклатурой, которая и рекрутировала из своих рядов «национальных лидеров», персонифицирующих в настоящее время этнократию в национально-государственных субъектах Российской Федерации (РФ). Гуманитарная интеллигенция, инициировавшая в республиках борьбу с КПСС под флагом «национального возрождения», вооружила партийно-хозяйственную элиту новой идеологией, позволившей прежней обкомовской номенклатуре не только сохранить политическую власть, но и безмерно усилить ее экономический ресурс посредством весьма специфической приватизации.

Московские политические элиты и контрэлиты вполне сознательно использовали суверенизаторские амбиции республиканских лидеров в драматическом противостоянии начала 90-х годов. В борьбе за Кремль власти предержащие готовы были пойти на любой самый беспринципный компромисс с республиканскими этнократами. Вследствие этого компромисса последующая национальная и региональная политика стала практической реализацией печально знаменитого лозунга «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить!». Конструирование договорной «асимметричной» (а не конституционной!) федерации, обеспечение приоритета законодательства субъектов федерации по отношению к федеральному законодательству de-facto превратили РФ в рыхлую конфедерацию. Экс-президент России, публично ратовавший за сохранение территориальной целостности страны и за укрепление российской государственности, в периоды наиболее острых политических кризисов апеллировал прежде всего к республиканским этнополитическим элитам.

Неизменно расплата за их поддержку сводилась к «передаче в регионы» все больших объемов прав и полномочий, что вновь и вновь усиливало центробежные устремления «суверенных национальных государств» в составе РФ.

Эти беспринципные компромиссы, неоправданные, с точки зрения социально-экономической целесообразности, породили кризис в федеративных отношениях. Несоответствие политических статусов, объемов прав и обязанностей национально-государственных и административно-территориальных субъектов РФ провоцируют нарастающее недовольство региональных элит.

Положение усугубляется тем, что «национальные» образования, претендующие на экономический и политический суверенитет, в большинстве своем относятся к депрессивным, традиционно дотационным субъектам-реципиентам, в то время как многие российские области-доноры, по своему экономическому, демографическому, социальному и интеллектуальному потенциалу многократно превосходящие республики, имеют сравнительно низкий политический статус и оказываются ущемленными в правах.

Политическую целесообразность сохранения уникальной российской «асимметричной» модели федерализма апологеты этнотерриториального самоопределения аргументируют ссылкой на «многонациональность населения»  РФ. Однако Россия представляет собой одну из наиболее моноэтничных стран мира (факт не вполне еще осознанный политиками и

учеными). Этническое большинство, составляющее более восьмидесяти двух процентов населения, на большей части территории России объявлено «нетитульным» и вопреки Конституции РФ подвергается дискриминации по этническому и языковому признакам, так же, впрочем, как и большая часть представителей «нетитульных» этнических меньшинств. В этом и состоит главный парадокс этнополитической ситуации в России.