Демидовы, как представители российского предпринимательства

Похищение умов стало основным занятием деловых людей. Но об этом мудрые промышленники знали давно. Примером могут служить все те же Никита и Акинфий Демидовы. Сами не обделенные талантами, они умели оценит и способности других. Талантов боятся посредственности, Демидовы не боялись.

Они выискивали и собирали талантливых мастеров любыми способами: принимали беглых и пришедших с других заводов, выпрашивали у губернаторов и горных начальников, переманивали у своих конкурентов, выписывали за большие деньги у иноземцев или просто-напросто крали… Акинфий, например, обращается к князю Меншикову с обширным посланием, в котором излагает одну-единственную и, казалось бы, мелкую для такого солидного адресата просьбу: посодействовать, чтобы ему отдали нужного мастера.

По подсчетам историка А.С. Черкасовой, уже в 1721 году на Неьянском заводе находилось 250 квалифицированных работников – мастеров и подмастерьев, в то время как, например, на Алапаевском таковых имелось всего 73. Причем, как отмечает А.С. Черкасова, только пятая часть специалистов прислана в Невьянск «по указу», а остальные наняты «вольным наймом».

Готовых мастеров тогда в России было мало. А Невьянский завод рос, и множились его фабрики, строились новые заводы. Росла и потребность в специалистах. А раз готовых мастеров нет – нужно их создать, выучить. И Невьянский завод превратили в своего рода академию по подготовке мастеров высокого класса.

Лучшими в России стали невьянские доменные мастера – и те, кто строил домны, и те, кто плавил чугун. Первые домны в Невьянске строили по подмосковному типу, но вскоре стали сооружать их по-своему, намного лучше подмосковных. Когда в 1716 году с Олонца на Невьянский завод прислали «для доменного дела по английской пропорции» Федор Казанцева, то он чем-то не угодил Никите и Акинфию, и домну построили вовсе не по английскому образцу. Она стала первой отечественной домной круглого сечения и превзошла английские доменные печи. А уже при Акинфие  Демидове в Невьянске соорудили домну-гигант. «Задувка ее, - отмечал академик М.А. Павлов, - была исключительным событием в истории доменного производства». В этой домне впервые применили две фурмы для дутья. По своей производительности она в несколько раз превосходила лучшие европейские образцы. Эта царь-домна почти сто лет удерживала звание мирового рекордсмена.

Невьянские мастера не только давали великолепный – самый лучший в России – металл, но и научились делать из него сложные изделия. Известно, что по личному приказу Петра I были изготовлены фонтанные трубы для фонтанов в новой столице России – Санкт – Петербурге, в летнем саду и Петергофе.

 

О наследниках

Никите Демидову со своим главным наследником повезло. Собственно, без выучки и доверия отца не стало бы и самого могущественного горнопромышленника России Акинфия Демидова. И не только потому, что отец передал сыну высокое мастерство кузнеца и оружейника. Немалую роль играли и редкая отцовская любовь, и искреннее уважение, и вера в таланты старшего сына. Ведь недаром Никита Демидович с самого начала отдал 24-летнему Акинфию в почти полное распоряжение все заводское дело на Урале.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава II. Акинфий Демидов

Есть все основания предполагать, что Акинфий Демидов постарался оставить о своей империи и о себе как можно меньше информации. Исследователи XX века, горюя о пропаже многих документов времен Никиты и Акинфия, полагали, что бумаги сгорели вместе с господским домом при пожаре 1890 года. но оказывается, что еще первый серьезный биограф Акинфия Демидова – Григорий Спасский – уже сетовал на скудность нужных ему материалов. В своей книге, вышедшей в 1833 году, он восторгается Акинфиевыми деяниями и замечает:

«Без сомнения, учреждения столь многих заводов, требовавшее необыкновенной деятельности и домогательств, сопровождалось разными достойными памяти обстоятельствами и происшествиями, которых однако же не сохранило время.

Не исключено, что свой главный, невьянский, архив уничтожил сам Акинфий Демидов. Те же отчеты, которые он отсылал в центральные органы, скорее скрывали, чем отражали его реальные дела. Но даже то, что стало о нем известно, поражает.

Акинфий – трезвый и расчетливый предприниматель. Но это только одна из граней его противоречивой натуры. Вместе с расчетливостью дельца в нем уживается и азарт авантюриста. Он постоянно полон самых дерзких замыслов, осуществляя которые можно сломать голову. Даже сегодня поражает грандиозность демидовских планов. Объяснять столь бурные деяния Демидова Акинфия Демидова одной только страстью к наживе – значит, ничего не объяснить. и не потому, что такого стремления у него не было. Оно было важным, но не единственным стимулом его деяний. Акинфий Никитич по своей натуре еще и одержимый творец. и как всякий истинный творец, он дерзок и смел в своих замыслах и свершениях. Ему нравится рисковать. Он не выносит нудного спокойствия, ему не хочется долго находиться в устойчивом равновесии. Он как будто специально создает ситуации, когда весы судьбы колеблются, когда все сложно и неопределенно. Но, однако, никогда во время опасности не закрывает глаза, а наоборот, напрягает до предела свою могучую волю, ум, энергию, точно оценивает сложившуюся обстановку, взвешивает все обстоятельства, все рассчитывает, принимает решение и выходит победителем.

Лев Гумилев назвал эту мощную страсть к деяниям, к деятельности в целом «пассионарностью». Этой уникальной энергии он дал такое определение: «Пассионарность – это характерологическая доминанта, непреоборимое внутреннее стремление (осознанное или, чаще, неосознанное) к деятельности, направленное на осуществление какой-либо цели…» Или утверждает, что пассионарность «не имеет отношения к этике: одинаково легко порождая подвиги и преступления, творчество и разрушения, благо и зло, исключая только равнодушие». И тут же называет пассионариями «людей, способных отдавать свою жизнь ради общего дела», причем только благородного свойства.

Собственно, эти противоречия совершено нормальны, когда идет серьезный поиск. Тем более, когда пытаются разобраться в бессознательных влечениях человека. А ведь деятельность определяется как бессознательное стремление к саморазвертыванию, самореализации личности.

Итак, поводя небольшой итог, Акинфий Демидов – пассионарий. Однако и этого мало, чтобы прояснить его странный характер.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава III.«Прощен и милостью окован»

Здесь, конечно же, следует задаться вопросом: почему же все-таки лишь Никите и Акинфию Демидовым удалось подняться столь высоко? Ведь после них никто из Демидовых не стал удачливым предпринимателем.

Горное царство Акинфия Демидова появилось далеко не само собой, стихийно. Годами и десятилетиями первые Демидовы вели упорнейшую, даже яростную борьбу за свою предпринимательскую самостоятельность, за своеобразный суверенитет.

Как рассказано выше, вскоре после получения Невьянского завода Никита с Акинфием обратились к царю Петру с челобитной и пожаловались на вмешательство верхотурского воеводы в заводские дела. И не просто пожаловались, а предъявили ультиматум: или запретить командовать воеводе на заводе, или забирать завод в казну. И, как уже было сказано, Петр запретил воеводе даже появляться на демидовском заводе.

Странность этого петровского указа, а затем и других, дававших Демидовым предпринимательские привилегии, в том что эти указы противоречили общей политике «великого преобразователя». Ведь Петр создавал «регулярное» государство, которое исключало самостоятельность, но Петр был и нетерпелив в своих реформах, жаждал результатов – сразу, сейчас. В том же 1703 году позарез потребовались пушки и ядра, ибо в поражении под Нарвой была потеряна вся русская артиллерия. Казенные же ведомства нерешительны и неповоротливы, а Демидовы уже не раз быстро и дешево выполняли царские указы.

По сути между царем и Никитой Демидовым шел своеобразный торг: давай поживей пушки, а взамен получай очередной глоток свободы. И такие соглашение были исключением из правил, хотя продолжались и после Петра – при Екатерине I, Анне Иоанновне, Елизавете Петровне.

И вершиной этой горы привилегий стал именной указ императрицы Елизаветы Петровны от 24 июля 1744 года:

«Известно нам учинилось, что действительному статскому советнику Акинфию Демидову не только в том месте, где он по своим заводам ведом, но и в прочих правительствах чинят обиды и недельными прицепками волокиту и разорение, паче же в его делах помешательство и остановку приключают; а понеже он, Демидов, кроме настоящей трудами своими государственной и народной пользы, особливо и собственно многие нам верные службы показал, того ради повелеваем Нашему Сенату: как в Берг-коллегии, так и в прочие места дать наши указы с наикрепчайшим подтверждением: ежели где до него, Акинфия Демидова, будут касаться или от кого будет на него в чем челобитие, о том наперед доносить Нам, понеже за его верные службы в собственной протекции и защищении содержать имеем…»

Акинфий Демидов, как никто из русских промышленников, был обласкан и осыпан милостями многих императоров. Казалось бы, он вполне доволен своей судьбой. Вроде бы об этом и говорят Акинфиевы льстивые благодарности и дарения за высочайшие милости. Но одновременно в нем угадывается и недовольство, тайное противостояние высшим властям России. Но противостояние это, можно даже сказать, скрытая вражда, - скорее неосознанный протест, то, что психологи относят к таинственной сфере бессознательного.

«Милость» императоров и императриц чаще всего зависит не от реальных заслуг того, кто ее удостоился, а от каприза милостивца, его произвола. Возможно в этом и предусматривалось оскорбление активной, деятельной личности. Прямой аналогии с Демидовым, конечно, проводить не стоит. Но все-таки есть что-то общее. Подобные милости унижают талант и личность.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава IV. Капканы для Демидова

Удачливое для Акинфия Демидова пятилетие – от смерти Петра I до воцарения Анны – сменилось годами лихими и опаснейшими.

Весеннее половодье 1733 года размыло на только что построенном Ревдинском заводе плотину, унесло дома вместе с мастеровыми порушило заводике строения. Около Уткинского завода вода разрушила пристань, унесла заготовленный для домны уголь, дрова, лес для постройки стругов и дощаников. В это же время случился большой пожар на Колывано –Воскресенском заводе – убытков не перечесть… Но на горного магната обрушилась не только стихия. Появившись на коронации Анна Иоанновны, Акинфий надолго покинул столицы, уповая на то, что царский двор погряз в новых интригах и склоках, а потому на него внимание обращать не будет и вмешиваться в его дела не станет. Но на этот раз Акинфий жестоко ошибся. И вот почему.

Анна получила почти пустую казну. Но бывшая курляндская герцогиня, ставшая императрицей, вовсе не собиралась бедствовать и сумела таки сделать царский двор самым роскошным в Европе. На его содержание выделялось 260 тысяч рублей ежегодно, да на конюшенное ведомство, то бишь на лошадей любимца Бирона – 100 тысяч рублей. Правда, пытались и экономить: на две академии – наук и морскую – опустили 47 тысяч, а на жалованье школьным учителям – 4,5 тысячи в год. 

Слухи о демидовском сказочном богатстве, нажитом на железном деле, разожгли при дворе алчные, завистливые страсти. Спрос рождает предложение: на Акинфия посыпались доносы. Анна Иоанновна и Бирон лично занялись ими и горными делами вообще. Императрица затребовала Акинфия в Петербург.

Но Акинфий почему-то не торопиться в столицу. А зря! Потому как теперь его прошения не рассматриваются уже положительно. В журнале кабинет-министров от 30 октября 1732 года записано: «По данной челобитной от Акинфия Демидова о заведенной им косной фабрике, чтоб торговать косами несколько лет без пошлины, Ея Величество изволила указать: отложить на то время, как он, Демидов, сам в Петербург приедет».

Анна успешно вызывает в столицу всех, кто может дать советы об увеличении прибыльности горных заводов. Ажиотаж вокруг горных дел разгорелся.

Тем временем, разоряются, приходят в упадок знаменитые заводы – лучшие не только в России, но и в Европе. Погасли домны, омертвели кричные горны, перестали стучать молотовые… Великолепный ансамбль мастеров и мастеровых, тщательно подобранный за долгие годы, обученный на самом высоком уровне, рассыпается. Уходят мастера с Невьянского завода. Заводы оказались в беде. Акинфий же, слыша их зов, не откликается на него, не спешит на помощь и даже не высылает деньги, которые у него есть, но которые сейчас нужны для взяток. Никак нельзя было упускать из вида ход опасного следствия и не влиять на него.

Следствие велось одновременно в Петербурге и в Москве. Все новые и новые доносы поступали на Демидова в следственную комиссию по горным заводам, в Сенат, в Синод, самой императрице Анне Иоанновне. Писали конкурнты-горнопромышленники, обиженные приказчики, профессиональные фискалы и просто завистники. Много врагов оказалось у невьянского магната.

Обвиняли в сокрытии выплавленного чугуна, железа и меди, в неуплату десятины за металл, в утайке на заводах беглых, которые теперь не платят налогов в казну… Поступил донос, что он тайно продает пики и ружья диким ордам и другим инородцам. А это уже государственная измена…

Для проверки доносов срочно и тайно посылают ревизоров – на Тульские заводы асессора Васильева, на Невьянские – гвардейского капитана Савву Кожухова. По секретной инструкции, подписанной самой императрицей Анной, ревизоры должны мчаться на почтовых «денно и ночно» и, внезапно нагрянув на заводы, провести самое строгое расследование.

Каким именно образом проведал Акинфий о сей секретной ревизии, документы умалчивают. Но демидовский курьер с секретными же поручениями хозяина к своим преданным приказчикам приехал на Невьянский завод на несколько дней раньше капитана Кожухова. А приказчики уже постарались подготовиться к встрече: все опасные бумаги и люди были скрыты. Кожухов вынужден был позднее доложить, что не только о незаконной продаже оружия и о тайной плавке серебряных руд никаких записок не найдено, но и о чугуне и железе узнать не удалось ничего; только по допросам мастеровых установил ревизор примерную производительность домен и молотов.

Обвинения против Демидова были слишком серьезными. Даже сегодня - через три века – видно, что доносы на Акинфия отнюдь не лживые. Утаивал, не платил, укрывал… И продажа оружия совсем не выдумка. По свидетельству современников, именно в это время у правителя джунгар какие-то русские мастера построили пушечный и оружейный завод, где лили чугунные и медные пушки, а также плавили серебряную руду. Пушки же тогда лили лишь на казенных да на демидовских заводах, а серебро плавили только у Акинфия.