Средневековая политическая и правовая мысль Московского государства

Упадок в делах государства  и сопутствующие ему военные  неудачи Курбский связывает с  падением правительства и введением  опричнины. Роспуск Рады знаменовал полное и безусловное сосредоточение ничем не ограниченной власти в руках  Ивана IV. «Скоро по Алексееве смерти и Сильвестрову изгнанию воскурилось гонение великое и пожар лютости по всей земле Русской возгорелся». Создав для поддержания своего тиранического режима «великий полк сатанинский» (опричников), царь произвел «опустошение земли своея», которого «никогда не бывало ни у древних поганских царей, ни бо при нечестивых мучителях христианских». Обобщив свои критические замечания, Курбский сделал вывод о законопреступности такой власти. Царь не только погубитель высшего духовного наставника – прямого выразителя божественной воли (митрополита Филиппа), но и нарушитель всего государственного порядка: «чин скверно соделал, царство сокрушил: что было благочестия, что правил жития, что веры, что наказания – погубил и исказил...» Основной характеристикой такого политического режима Курбский считает беззаконие. Он развернул основательную критику суда и судопроизводства, широко поставленную его современниками, добавив к ней еще и критику законодательства.

В правопонимании Курбского ясно прослеживается представление о тождестве права и справедливости. Только справедливое может быть названо правовым, так как насилие – источник беззакония, а не права. Здесь рассуждения Курбского во многом восходят к основным постулатам политической теории Аристотеля и особенно Цицерона. Излагая свои требования к правотворчеству, Курбский подчеркивает, что закон должен содержать реально выполнимые требования, ибо беззаконие – это не только не соблюдение, но и создание жестоких и неисполнимых законов. Такое законотворчество, по мнению Курбского, преступно. В его политико-правовых воззрениях намечаются элементы естественно-правовой концепции, с которой связаны учения о государстве и праве уже в Новое время. Представления о праве и правде, добре и справедливости воспринимаются как составные компоненты естественных законов, посредством которых божественная воля сохраняет на земле свое высшее творение – человека.

Правоприменительная практика рассмотрена Курбским, как и Пересветовым, как в судебном, так и во внесудебном ее варианте. Современное состояние суда вызывает глубокое неодобрение у Курбского. Суд совершается в государстве неправосудно и немилостиво. «А что по истине подобает и что достойно царского сана, а именно справедливый суд и защита, то давно уже исчезло» в государстве, где давно «опровергохом законы и уставы святые».

Особое недовольство вызывает у Курбского практика заочного осуждения, когда виновный, а в большинстве  случаев – просто несправедливо  оклеветанный человек лишен возможности  лично предстать перед судом. Принцип коллективной ответственности, так широко использовавшийся в карательной  практике опричного террора, характеризовался Курбским как проявление беззакония. «Закон Божий да глаголет: да не несет  сын грехов отца своего, каждый во своем грехе умрет и по своей вине понесет казнь». Курбский считает проявлением прямого беззакония, когда человека «не токмо без суда осуждают и казни предают, но и до трех поколений от отца и от матери влекомых осуждают и казнят и всенародно погубляют... не только единоколенных, но аще знаем был сосед и мало к дружбе причастен» – подобную политику он характеризовал как «кровопролитие неповинных».

Возражает князь Андрей и  против участившегося применения жестоких наказаний, особо выделяя среди  них смертную казнь, которая, по его  представлениям, должна назначаться  в исключительных случаях и только по отношению к нераскаявшимся преступникам.

Характеризуя произвол и  беззаконие, Курбский критически отмечает распространение жестоких и позорящих  наказаний, а также практику их исполнения не государственными чиновниками (палачами), а обычными людьми, не имеющими никакого отношения к судебным ведомствам. Заставляют людей обычных, свидетельствует он, «самим руки кровавить и резать человеков».

Другой отмечаемой бояриным формой внесудебного произвола стало незаконное воздействие на людей, с помощью недобровольной присяги и клятвы принуждаемых к определенному поведению, часто безнравственному. Так, заставляют под присягой и крестоцелованием «не знатися не токмо со други, и ближними, но и самих родителей и братьев и сестер отрицатися... против совести и Бога...».

В государстве не стало  свободы и безопасности для подданных, не говоря уже о том, что царь ввел «постыдный обычай», затворив все «царство русское словно в адовой твердыне», и если кто «из земли твоей (Ивана ГУ. – Н. 3.) поехал... в другие земли... ты такого называешь изменником». Результатом такого правления Курбский считает оскудение царства («опустошение земли своея»), падение его международного престижа («злая слава от окрестных суседов») и внутреннее недовольство и смуту («нарекание слезное ото всего народа»). Причину «искривления» некогда правильного управления царством Курбский усматривает в приближении к царю «злых советников». «Злому» совету придается почти гротескное символическое значение. «Сатанинский силлогизм» настоятеля Песношского монастыря (что у Яхромы) Вассиана Топоркова сыграл, по мнению Курбского, трагическую роль, обеспечив перемену в личности царя и образе его действий. «Лукавейший иосифлянин» дал царю совет: «не держать себе советников умнее себя».

Установившийся тиранический режим привел к потере значения Земского собора, который стал всего лишь безгласным проводником воли деспота  и окружающих его злодеев. Князь  Андрей понял всеобъемлющий характер террора и страха перед ним, но наивно предполагал, что замена одних  советников – «злых и лукавых» на других–мудрых, добрых и сведущих может изменить порядки в государстве. Он видел, что губительный деспотический режим не может продолжаться долго, и высказал предположение о необходимости приближения его конца насильственным образом. История, утверждал он, знала немало примеров деспотических правлений и дала хорошие уроки подобным правителям. Гибель такого царства может наступить как по воле провидения, так и в результате открытого сопротивления, оказанного подданными правителю, «творящему беззаконие» и не радеющему о пользе своего отечества.

Теоретическое положение, выдвинутое Иосифом Волоцким, о праве народа на оказание сопротивления злонамеренной  власти получило последовательное развитие в государственно-правовой концепции  Курбского.

Наилучшим вариантом организации  формы государственной власти ему  представляется монархия с выборным сословнопредставительным органом, участвующим в разрешении всех наиважнейших дел в государстве. «Царь аще почтен царством.должен искать доброго и полезного совета не токмо у советников, но и всенародных человек», при этом «самому царю достоит яко главе были и любити мудрых советников своих». Ивану III сопутствовали большие воинские и политические удачи именно потому, что он часто и помногу советовался с «мудрыми и мужественными сигклиты его» и ничто же начинати без глубочайшего и многого совета». Курбский был не только за создание представительного органа (Совет всенародных человек), но и различных «сигклитов», состоящих из советников «разумных и совершенных во старости мастите - во среднем веку, тако же предобрых и храбрых и тех и онех в военных и земских вещах по всему искушенных», т.е. специалистов самых различных профилей, без совета которых «ничесоже устроити или мыслити» в государстве не следует.

Форма государственного устройства в виде единой централизованной государственной  системы не вызывала у него никаких  нареканий и вполне им одобрялась.

Таким образом, князь Андрей Курбский отстаивал форму власти, организованную в виде сословно-представительной монархии, в которой все властные и управленческие полномочия могли  бы быть реализованы только на основании  надлежащим образом принятых законов. [10, c. 300-302]

 

5. «Временник» Тимофеева – содержание, структура, анализ и специфика произведения.

 

Одним из крупнейших памятников русской публицистики первой трети XVII в. является «Временник» Ивана  Тимофеева. Дьяк, переживший шведскую оккупацию Новгорода, по заключению В. И. Корецкого, незадолго до смерти сумел приобрести «благорасположение»  отца царя Михаила всесильного патриарха  Филарета. Ведь в конце 1620-х гг. Тимофееву  пожаловали поместья в Рязанском  и Вологодском уездах; первое из них в виде исключения сохранили  за вдовой «самописчего» Марией. В представлении видного историка являвшийся соправителем сына «первосвятитель» не забыл про оказанную ему дьяком личную услугу - оправдание брата (боярина И. Н. Романова) в ходе разбирательства в 1628 г. так называемого елецкого дела. Во второй половине следующего года, - писал В. И. Корецкий, - «облагодетельствованный» публицист наспех составил панегирик Филарету, и «лесть подействовала»: патриарх «до конца благоволил» Тимофееву и его семье. Но восхваление старшего «Никитича», с точки зрения исследователя, могло содействовать и сохранению «Временника», поскольку взгляды его автора и могущественного «первопастыря» на события недавней Смуты существенно расходились, а «трисвятейший» «великий государь», что весьма вероятно, знал об этом сочинении (скорее всего через своего зятя князя И. М. Катырева-Ростовского, «Летописная книга» которого, быть может, как подобно В. С. Иконникову и И. И. Полосину думал В. И. Корецкий, зависит от «хартийцы» дьяка).

М. П. Лукичеву казалось, что  назначение Тимофеева по возвращении  из Ельца в Иконный приказ - своеобразная благодарность Филарета за хвалебные  строки о нем, принадлежащие «списателю», помнившему еще события царствования Грозного . Заметим, что создатель «временных книг», отдельные фрагменты которых близки к мемуарам, даже не намекает на пожалования, которых он удостоился в конце жизни. И до них Тимофеев пользовался доверием правительства, поскольку служил в приказах приказных дел и Печатном, участвовал в расследовании «елецкого дела». «Временник» и редактировавшаяся И. М. Катыревым повесть о Смуте, которые заметно различаются в трактовке истоков и перипетий «межъусобной брани», не обнаруживают зависимости друг от друга, данных же о личном знакомстве дьяка и упомянутого представителя Ростовского княжеского дома нет. В представлении В. И. Корецкого то «историк-мыслитель» (как назвал Тимофеева В. О. Ключевский) сочинил «льстивую похвалу», будучи облагодетельствован правительством, то выступил с панегириком по адресу Филарета перед тем, как был щедро пожалован. Учтем также, что к моменту смерти замечательного публициста в марте 1631 г. «Временник» остался незаконченным; его нет в числе книг, принадлежавших «сопрестольному» Михаилу Федоровичу патриарху, вероятно, рукопись ставшего впоследствии знаменитым «писания» досталась родственникам дьяка.  

Тимофеев представляет Филарета как «Богом даннаго ... управителя», который, отправившись по «умолению» «земли» просить сына Сигизмунда III «нам всем в десподство», был «вселукавне» пленен «латынами» и восемь лет «в теснотах лютыя скорби» провел на чужбине, «безоружна, словесы токмо, боряся и препирая ... богоборных лжю». Как читаем во «Временнике», патриарх, «любитель благочестия и красоты церковной», вместе с «боголичным» сыном и его матерью «сповелевает» страной; «они, государи, трие в своих неразличны державах, сице и в милостех к рабом единонравне». (Дьяк восторженно отзывается и о Михаиле Федоровиче, почему едва ли стоит считать, будто к молодому царю, делившему, оказывается, власть с родителями, публицист относился выжидательно).

По наблюдению С. В. Бахрушина, Тимофеев не без порицания сообщает о том, что инокиня Марфа «спреобладает» с сыном со времени его избрания на трон («аще и странно бысть образом, но зане яко мати бо»). Крамольной являлась идея дьяка о необходимости «активного противодействия власти государя ... в случае ее произвола».

Создатель «Временника» в  целом резко отрицательно высказывается  о Василии Шуйском; в патриаршем окружении, судя по «Рукописи Филарета»  и Новому летописцу, его оценивали  иначе. Примечательно, что говоря об опале, которой подвергся Богдан Вельский при царе Борисе, Тимофеев умалчивает о «деле» Романовых (в  отличие от Авраамия Палицына, авторов  Хронографа второй редакции, Пискаревского  и Нового летописцев), не упоминает  он и об участии старшего сына Н. Р. Юрьева в перенесении мощей  царевича Дмитрия из Углича в Москву. Хвалебное отношение к патриарху, ставшему преемником Гермогена, налицо в «Истории» Палицына, «Летописной книге», Повести о победах Московского государства, Есиповской летописи, песне о возвращении на родину отца Михаила Федоровича, не говоря уже про официальные «Рукопись Филарета», Новый летописец, хронографические статьи, посвященные Смуте и ее предыстории, службу на перенесение Ризы Христовой. Таким образом, оставленный Тимофеевым панегирик по адресу «великого государя», правившего Россией при сыне, не обязательно связывать только с личными мотивами. Преждевременно и полагать, что сочинение дьяка о недавних «богонаказаниях» и их причинах было известно Филарету. [14, c.25-30]

 

 

 

 

 

Заключение

 

Делая выводы, можно сказать, история Московского государства начинается со второй половины XIII в. В течение XIV—XV вв. оно превращается из небольшого княжества в мощное централизованное государство с сильной монархической властью. К концу XVI в. его. территория расширяется, прирастая Западной Сибирью и Поволжьем. Московское государство все чаще именуется теперь "Россия" или "Великая Россия".

В начале XVII в. происходит крах общественно-политической системы Московского государства, который выливается в так называемую Смуту. "Смутное время" заканчивается в 1613 г. утверждением на русском монархическом престоле новой династии – Романовых. И хотя в письменных памятниках XVII в. русское государство продолжает именоваться Московским государством, многие факты социальной, политической и духовной жизни русского общества данного столетия явно указывают на то, что прежнее Московское государство уступило место новому государственному организму.

Таким образом, говоря о политической и правовой мысли Московского  государства, мы имеем в виду эпоху, длившуюся с конца XIII до начала XVII в. Основными событиями этой эпохи, определявшими характер и государственной власти на Руси, и русского политико-правового сознания, были: объединение русских земель вокруг Москвы, Куликовская битва 1380 г., Ферраро-Флорентийский собор 1438—1445 гг., принявший унию византийской православной церкви с римско-католической, окончательное крушение Византийской империи в результате взятия турками-османами Константинополя (Царьграда) в 1453 г., женитьба государя всея Руси Ивана III на племяннице последнего византийского императора Софье Палеолог в 1472 г., окончательное освобождение Руси от татаро-монгольского ига в 1480 г., опричнина Ивана IV.

Социально-экономический  и политический строй Московского  государства отличался от социально-экономического и политического строя Киевской Руси. Московия значительно дальше продвинулась по пути феодализации. Это  было общество другой исторической эпохи  – уже вполне зрелое феодальное общество.

Различия в социально-экономической  и политической сферах общественной жизни Московского государства  и Киевской Руси обусловили в конечном итоге и различия в области  политической и правовой мысли.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Список использованной литературы:

 

Основная литература:

1. Азаркин Н.М. История юридической мысли России: Курс лекций. М., 1999. 202 с.
2. Акмалова А.А., Капицин В.М. История политических и правовых учений. М., 2002. 123-125 с.
3. Власов В.И., Власова Г.Б. История политических и правовых учений: Конспект лекций. Ростов-н/Д., 2002. 205-208 с.
4. Власов В.И., Власова Г.Б., Напалкова И.Г., Цечоев В.К. История политических и правовых учений. Ростов-н/Д., 2004. 25-26 с.
5. Гуторов В.А. История политических и правовых учений: Конспект лекций. СПб., 2000. 325-326 с.
6. Дробышевский С.А. История политических и правовых учений: основные классические идеи. М., 2003. 118-125 с.
7. Исаев И.А., Золотухина Н.М. История политических и правовых учений России XI-XX вв. М., 1995. 78-89 с.
8. История политико-правовых учений/ Под. ред. А.Н. Хорошилова. М., 2001. 117-120 с.
9. История политических и правовых учений: Учебник / Под. ред. О.Э. Лейста. М., 2000. 258-259 с.
10. История политических и правовых учений: Учебник/ Под. общ. ред. В.С. Нерсесянца. М., 2000. 300-302 с.
11. История политических и правовых учений: Хрестоматия/ Под. ред. О.Э. Лейнста. М., 2000. 321-325 с.
12. История политических и правовых учений: Экзаменационные ответы. Ростов-н/Д., 2003. 125-128 с.
13. История политических учений: Учебник/ Под общ. ред. О.В. Мартышина М., 2002. 201-211 с.
14. Тонких В.А., Ярецкий Ю.Л. История политической и правовой мысли России/ Под ред. В.И. Жукова М., 1999. 25-30 с.
15. Чанышев А.А. История политических учений. Классическая западная традиция (античность-первая четверть XIX в) М., 2000. 45-48 с.