Правозащитная деятельность А.Д.Сахарова

   В апреле 1972 года Сахаров составил текст обращения к Верховному Совету СССР об амнистии политзаключенных и об отмене смертной казни. Отмена смертной казни – исключительно важный в нравственном и социальном отношении акт для любой страны. В стране социализма, с ее очень низким уровнем правосознания при широко распространенной озлобленности этот акт был бы особенно важен. Под обращением Сахарову удалось собрать около пятидесяти подписей. Каждая из них – это очень весомый нравственно-общественный акт подписавшегося.

   В сентябре 1971 года Сахаров обратился к членам Президиума Совета СССР с письмом о свободе эмиграции и беспрепятственного возвращения

   Долгое время, расправляясь с его сторонниками, советские власти не решались трогать самого Сахарова. Открытые гонения на А. Д. Сахарова начались с письма сорока академиков, опубликованного в "Правде" в августе 1973 г., (Поводом к этому письму послужило первое интервью Сахарова иностранному корреспонденту шведского радио Улле Стенхольму). и продолжались более десятилетия. Но они оказались не в состоянии сломить его дух, веру. Андрей Дмитриевич продолжал выступать и письменно, и устно, отстаивая общечеловеческие ценности, защищая права конкретных граждан.

   За рубежом правозащитная деятельность Сахарова, напротив, получила высокую оценку. В 1974 г. А. Д. Сахаров получил международную премию Чино дель Дука. На эти деньги был основан фонд помощи детям политзаключенных. В 1975 году была написана книга «О стране и мире». В том же 1975 году ему была присуждена Нобелевская премия мира. Получать ее поехала его жена, так как самому Сахарову было отказано в выезде за границу. В своей Нобелевской речи (ее зачитала жена Сахарова), в этот момент торжества своей борьбы, Сахаров настойчиво, не считаясь ни с какими традициями, перечислит десятки имен советских политзаключенных, узников совести, просит считать, что все они «разделяют со мной честь Нобелевской премии мира». И далее идет огромный список: «За каждым названным и не названным именем – трудная и героическая человеческая судьба, годы страданий, годы борьбы за человеческое достоинство». Для него это не просто список, за свободу многих он боролся, как мог.

   Между тем тучи над опальным академиком сгущались. Из «отца водородной бомбы» он стал «диверсантом», «предателем», «провокатором», «отщепенцем», «антисоветчиком». В чем только его не обвиняли, какую только брань не вешали на него. Вся пропагандистская машина огромной страны с 1973 года обрабатывала общественное мнение, всех граждан страны, все было пущено в ход – радио, телевидение, газеты и журналы, книги, лекторы – чтобы заклеймить Сахарова, сделать его чуть ли не «врагом номер один». На Рейгана, на профессионалов-антисоветчиков не затрачивали столько усилий, как на этого кабинетного ученого, человека с тихим голосом, не имеющего в своем распоряжении ничего, кроме мысли.

   О чем же писал Сахаров, что вызвало ярость советских идеологов, и особенно властей? Читатель, перечитывая его статьи сегодня, при самом внимательном рассмотрении не может найти в них ни антисоветской пропаганды, ни клеветы, ни диверсии, ни призывов к агрессии, ни чего того, в чем его обвиняли. В Памятной записке 1971 года Сахаров поднимает вопрос о гласности, о законе, обеспечивающем беспрепятственное право на выезд за границу и возвращение. Он разбирает проблему прав человека. Он бесстрашно вскрывает психологию высшего слоя партийно-государственного аппарата, который цепко держится за свои явные и неявные привилегии. Он выдвигает конкретные меры для духовного оздоровления страны. Почти все предложения Сахарова вошли, спустя 15 с лишним лет, в программу перестройки – стали и становятся реальностью.

   «Бесплатный характер здравоохранения и образования – не более чем экономические иллюзии в обществе, где вся прибавочная стоимость экспроприируется и распределяется государством»

   Так раскрывает Сахаров механизм бесплатности, которым манипулировала в то время пропаганда. Его даже ранние работы семидесятых годов имеют не просто исторический интерес, вызывают не только удивление, нет, это актуальный анализ противоречий нынешнего развития и проблем нового мышления.

   Почему ополчились на Сахарова? Если бы он выступал с разоблачением прошлого, преступлений сталинизма, политики репрессий, все это не могло вызвать такой ярости, как его, казалось бы, простые, демократические предложения. Они обнажали перед всеми мертвящее доктринерство брежневского правления, его фальшь и демагогию, бесправие человека, беззаконие всей жизни народной. Сахаров с неумолимой логикой научного метода раскрывал бесплодные подходы тех лет к проблемам разоружения. Он показывал лживость разговоров о правах человека. Он вмешивался! Он позволял себе указывать правителям, что надо делать, и показывал, как плохо и глупо они управляют и экономикой, и внешней политикой, и внутренней. И это оказывалось и убедительно, и доказательно, и куда прогрессивней и конструктивней, чем речи и планы профессиональных вождей страны. В прямую полемику вступать с ним избегали, пытались пренебрежительно высмеять – куда, мол, суется этот физик, что он понимает, он невежда, профан в политике и т.п. но Сахаров не умолкал. Это, конечно, было нестерпимо. Тем более что мировая общественность жадно прислушивалась к одинокому спокойному голосу этого человека.

   Поскольку политическое разоблачение Сахарова как-то не получалось и, чем дальше, тем менее убеждало, то пустились на самые примитивные, низменные способы: «много денег получает, жена сионистка, и вообще он связан с сионистами, может он их агент». Дальше еще гаже, уже шли намеки подлейшие и на Сахарова, и на его жену.

   Вскоре после ввода в конце декабря 1979 г. советских войск в Афганистан бесстрашно прозвучал в стране голос протеста: А. Д. Сахаров трижды выступил с заявлениями, организовал пресс-конференцию, где осудил эту акцию и призвал советских руководителей вернуть войска на свою территорию. Наконец, он направил открытое письмо Брежневу. Дальше терпеть это советское руководство уже не могло. 22 января 1980 г. А. Д. Сахаров был задержан, лишен всех правительственных наград, затем без суда и следствия отправлен вместе с женой в Горький - город, закрытый для иностранцев.

   В Горьком, вдвоем с женой он жил под постоянным надзором КГБ в течение семи лет. У квартиры А. Д. Сахарова, расположенной на первом этаже, был установлен круглосуточный милицейский пост. Без специального разрешения к Сахаровым никого не допускали. Телефона в квартире не было. Вне дома Сахаровых сопровождала охрана, следившая, чтобы они ни с кем не встречались. У Сахарова трижды украли и трижды изъяли на обысках его рукописи.

   Андрей Дмитриевич трижды (1981, 1984 и 1985 гг.) объявлял голодовку. Его помещали в больницу, где он провел за эти годы почти 300 дней, насильно кормили. "Умереть мы вам не дадим. Но вы станете беспомощным инвалидом" - говорил главный врач О. А. Обухов. После одного из сеансов кормления у Андрея Дмитриевича произошел, по всей видимости, спазм сосудов головного мозга. Унизительную процедуру принудительного кормления сам Сахаров описывал так: «Меня валили на кровать, привязывали руки и ноги. На нос надевали тугой зажим, так что дышать я мог только через рот…Чтобы я не мог выплюнуть питательную смесь, рот мне зажимали, пока я ее не проглатывал». В то же время врачи из КГБ насильно вводили ему различные психотропные препараты.

   Сахаров не имел возможности встречаться с журналистами, вести из Горького доносились случайные, и то больше через зарубежное радио. Контакты Андрея Дмитриевича с внешним миром осуществлялись главным образом через жену Елену Георгиевну Боннэр, которая бесстрашно использовала для этого поездки из Горького, вывозя тайно статьи, письма, обращения Андрея Дмитриевича. С мая 1984 г. эта возможность была пресечена. Но, странное дело, личность Сахарова, физически выключенная, лишенная голоса, все это время ощущалась в гражданской жизни. Незримое его присутствие активизировало инакомыслие, или свободолюбие, как угодно это можно называть.

   В Горьком А. Д. Сахаров написал одну из своих основных общественных работ - "Опасность термоядерной воины" (1983 г.), в которой высказал соображения о конкретных путях всеобщего разоружения. Несмотря на отсутствие нормальных условий для научной деятельности, Андрей Дмитриевич в Горьком написал ряд теоретических работ по физике.

   Положение Сахарова изменилось с началом перестройки. В декабре 1986 года в его квартире установили телефон. На другой день ему позвонил Горбачев и сказал, что принято решение о его освобождении, первое, что ответил ему А.Д Сахаров после благодарности, - что его беспокоит участь узников совести, продолжающих томиться в лагерях, и что радость от выслушанного решения омрачена вестью о гибели в тюрьме правозащитника Анатолия Марченко.

   Из ответов А. Д. Сахарова на вопросы корреспондентов после возвращения из Горького в Москву:

- Что Вы думаете  о проблеме Афганистана?

- Я считаю, что это  самое больное место нашей  международной политики, и я надеюсь, что будут приняты более решительные меры и более кардинальные.

Как Вы узнали, что можете вернуться в Москву?

- 15 декабря нам неожиданно  установили телефон. Ночью. Мы  даже немножко испугались. А 16-го  в три часа позвонил Михаил  Сергеевич Горбачев. Сказал, что принято решение о моем освобождении. Что я смогу вернуться в Москву и сможет вернуться Боннэр...

- Чем вы будете заниматься?

- Наукой. Уже сегодня пойду в ФИАН на семинар.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

   Весь мир знает А. Д. Сахарова как выдающегося общественного деятеля, бесстрашного борца за права человека, за утверждение на Земле примата общечеловеческих ценностей.

   А. Д. Сахаров - иностранный или почетный член научных ассоциаций:

- НАЦИОНАЛЬНАЯ АКАДЕНИЯ (США);

- АМЕРКАНСКАЯ АКАДЕМИЯ ИСКУССТВ И НАУК;

- АМЕРИКАНСКОЕ ФИЛОСОФСКОЕ ОБЩЕСТВО;

- АМЕРИКАНСКОЕ ФИЗИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО;

   Его деятельность многогранна, он успел внести свой вклад и в развитие науки, и в правозащитную деятельность, его гражданская и политическая активность оказали влияние на последующие перемены в нашем обществе. Откуда черпал он свои силы? « Я не родился для общественной деятельности», - сказал Сахаров в одном из своих интервью. Что же в таком случае является внутренним стимулом для его гражданской, политической активности? Он так ответил на это: «… судьба моя оказалась необычной: она поставила меня в условия, когда я почувствовал свою большую ответственность перед обществом, - это участие в работе над ядерным оружием, в создании термоядерного оружия. Затем я почувствовал себя ответственным за более широкий круг общественных проблем, в частности гуманитарных. Большую роль в гуманизации моей общественной деятельности сыграла моя жена – человек очень конкретный. Ее влияние способствовало тому, что я стал больше думать о конкретных человеческих судьбах. Ну, а когда я вступил на этот путь, наверное уже главным внутренним стимулом было стремление оставаться верным самому себе, своему положению, которое возникло в результате чисто внешних обстоятельств».

   Почему именно он, Андрей Дмитриевич Сахаров, почувствовал такую ответственность, почему другие ученые такой ответственности не чувствовали? Существовали ли у наших ученых какие-либо сомнения в необходимости создания атомного оружия, в нравственной оправданности этих страшных разрушительных сил, мучился ли кто из атомщиков своей ответственностью перед демонами всеобщей гибели человечества, которых вызвали из небытия они, ученые?

   Вроде никто из наших не мучился. Так получалось из ответов самых разных физиков. В то время на Западе, известны покаянные заявления, выступления с протестами Нильса Бора, Сцилиарда и других. У нес в стране все было «глухо», и, как считали многие, не только потому глухо, что нельзя было ничего сказать, но и потому, что ничего такого не возникало: то ли действия наших физиков были оправданы необходимостью создавать бомбу «в ответ», то ли потому, что нравственное мышление в те сороковые-пятидесятые еще не очнулось, усыпленное, завороженное идеей классовой морали, когда классовое выше общечеловеческого и все, что делается для могущества страны, все оправдано.

   Сахаров в этом смысле защитил честь советских физиков. Грех атомного капкана, в который попало человечество, он искупил как мог, не пожалев ни себя, ни своего дарования. Он вышел на борьбу не потому, что был обижен или обозлен, не для того, чтобы мстить за свои обиды. К нему-то, наверное, больше всех приложимо понятие «абстрактный гуманизм». Хотя его гуманизм конкретен уже потому, что связан был с его личной судьбой. Конец шестидесятых годов – плодотворнейшее время его научной работы. Она была прервана потому, что в эти годы он вынужден был выступать на защиту инакомыслящих, писать письма в ЦК, в правительство. Вынужден потому, что не мог позволить себе отмалчиваться. Таинственный, необъяснимый диктат совести. Это, наверное, как талант, священный дар, - одних посещает, к другим не достучаться.

   Удивительно, как могла прорасти такая совесть, такая личность в условиях, когда все выдающееся, неординарное аккуратно выстригалось. Механизм осреднения действовал неукоснительно - все подравнивалось под посредственность. От личной нравственности мало что оставалось. Не случайно ведь, даже к концу восьмидесятых, после стольких разоблачений, когда открылась вся чудовищная система бесчинства, издевательства, действия следователей, неправых судов, - никто не кается. Никто не просит прощения, никто не требует суда над собой и сам себя не судит.

   Вот почему феномен Сахарова разителен. Нравственная требовательность его оказывала и оказывает очищающее влияние, все же есть с кого брать пример. Такие люди, как бы ни было их мало, какой бы ни были они редкостью, помогают нам в каждодневной нелегкости нашей жизни, они восстанавливают веру в красоту человеческой души, ту самую красоту, которая может спасти мир.