Политические институты

Далее, по мнению Роулза, именно справедливые политические институты могут способствовать построению справедливого общества, а не наоборот, справедливое общество создаст справедливые политические институты. Очевидно, что подобная позиция соответствует концепциям политических институтов античного периода. Институты — это не только «правила игры», они также воздействуют на бытующие в обществе ценности, такие, как справедливость, коллективная идентичность, принадлежность к сообществу, доверие и солидарность. И. Элстер, например, доказывал, что «одной из задач политики, несомненно, является формирование таких социальных условий и институтов, при которых люди вели бы себя честно, поскольку они убеждены, что основополагающие структуры их общества справедливы». Если социальные нормы (например нормы, относящиеся к справедливости) изменяются в зависимости от характера политических институтов, то это значит, что в определенной степени мы сами решаем, какие из них доминируют в обществе, в котором живем, поскольку сами принимаем участие в определении характера наших политических институтов.

Хаос, отсутствие элементарного порядка, беспредел - так оценивают ситуацию в России многие аналитики, политики и рядовые граждане. Прежде всего эти характеристики относят к состоянию органов власти и управления, к правоохранительной деятельности государства и его бюджетно-финансовой сфере. Болезни российского государства, дисфункции механизмов принятия и исполнения решений, слабость связей между политическими институтами и обществом - вещи очевидные, и о них еще пойдет речь ниже. Тем не менее было бы явным преувеличением видеть в них симптом развала политического порядка, необратимой деградации отношений власти, преобладания в данной сфере разрушительных тенденций, развязанных известными событиями 1991 г. Напротив, можно утверждать, что в России в течение истекших пяти с лишним лет шаг за шагом складываются несущие опоры ее новой политической системы, идет - особенно после кризиса октября 1993 г. - процесс политической институционализации. Наиболее существенным в этом плане представляется не столько формально-правовое конструирование российской политической системы, ее конституционные принципы, носящие во многом декларативный характер, сколько динамика реальных, зачастую неформальных отношений.

В то же время функционирующему ныне в России политическому строю присущи вполне реальные демократические начала и тенденции. Это относится не только к сохранившемуся от времен перестройки и институционально упрочившемуся в последующие годы идеологическому и политическому плюрализму, свободе мысли, слова и прессы, но и к выборности высших институтов власти. Причем демократический принцип выборности, или сменяемости власти (по воле избирателей), получил развитие с переходом от назначения к выборам глав исполнительной власти всех субъектов федерации. Последний факт свидетельствует о том, что даже в сегодняшней бюрократически управляемой России не вовсе заторможен процесс демократизации. Подобные факты, как и последние парламентские, президентские и региональные выборы, свидетельствуют против оценки российского политического строя как чисто авторитарного. Хорошо известно, что в действительно авторитарных политических режимах, в том числе в тех, которые допускают деятельность оппозиционных партий, прессы и т.д., действуют достаточно надежные механизмы подавления реальной политической и идейной конкуренции, ограничения ее рамками, обеспечивающими прочность существующей власти. Но в то же время российский "демократизм" никак не проявляется в непосредственной деятельности органов власти - неважно, избранных или назначенных,- их практика, применяемые ими процедуры принятия и осуществления решений носят последовательно авторитарный характер, совершенно игнорируют доказанную мировым политическим опытом функциональную необходимость в обратных связях от управляемых к управляющим. Демократически избираемая и сменяемая авторитарная власть - в такую форму на сегодняшний день отлилось развитие посткоммунистического политического режима.

Конечно, воздействие повседневной практики рядовых граждан на формализованные и организованные социальные институты и особенно на институты политической власти носит весьма сложный и опосредованный характер; степень этого  воздействия зависит от конкретной социально-политической ситуации, в частности от объективных и субъективных возможностей массовой политической и гражданской активности, существующих в данном обществе в данный исторический момент.

Симптоматично, что именно в институциональном кризисе - в отсутствии порядка, "хаосе" - видит главную болезнь страны российское общественное сознание.

Институциональный кризис и его осознание, глубокое переживание обществом можно рассматривать как потенциальный фактор трансформации институциональной системы. Другим таким фактором является наличие в уже сложившихся институциональных структурах - как формальных, так и отчасти неформальных - довольно богатого "строительного материала" для их "капитального ремонта" и реконструкции. Не обсуждая здесь вопрос о возможностях и сравнительных преимуществах "авторитарного" и "демократического" сценариев, отмечу лишь, что именно "гибридный" характер российской общественной системы создает широкую амплитуду возможностей для повышения ее эффективности и функциональности путем использования как демократических, так и авторитарных процедур: институты свободных выборов, политического плюрализма, гласности, децентрализация власти позволяют упрочить и стабилизировать институты власти на основе интенсификации их прямых и обратных связей с обществом, строить антикризисную политику, опираясь на осознанную народную волю. Уже утвердившиеся институты частной собственности, рынка и рыночной конкуренции при всей их нынешней ущербности все же представляют собой институциональную базу для перехода к эффективной экономике преодоления той бедности государства, которая парализует его функции. И в то же время широкие полномочия, предоставляемые главе государства формальной (конституционной) политической системой позволяют обеспечивать институционально стабильность власти и единство политической воли при принятии стратегических решений.

Весьма симптоматично, что удовлетворенность развитием демократии в России заметно ниже, чем в странах Запада (там этот показатель в среднем составляет около 50%), и проявляет тенденцию к дальнейшему сокращению (с 15% в ноябре 1991 г. до 8% в ноябре 1996 г.), а неудовлетворенность — намного выше (ее обычно выражают более 4/5 опрошенных). Почти 60% россиян полагают, что демократия в России терпит поражение, причем более половины наших соотечественников отказывают нынешнему режиму в праве называться демократическим, а людям, стоящим у власти, — демократами.

Вместе с тем неудовлетворенность реальными результатами демократизации отнюдь не тождественна разочарованию в демократическом идеале как таковом. По данным опросов, свыше половины россиян согласны с тем, что стране необходима демократия (возражают против этого тезиса лишь менее четверти респондентов).

Как уже говорилось, в условиях России введение новых политических ин-ститутов происходит преимущественно "сверху", в русле "навязанного перехода", а не полноценного соглашения основных политических сил. Тем самым вместо настоящего пакта мы имеем его "имитацию", или неполноценное, частичное, временное тактирование.

В связи с этим в условиях переходного общества и трансформирующейся, неустойчивой политической системы, характерных для современной России, коэволюция политических институтов и массовых политических ориентации имеет весьма своеобразный, специфический характер: те и другие взаимодействуют и во многом обусловливают друг друга, но данное взаимодействие происходит главным образом в кризисных, критических точках, когда назревает и происходит существенное, иногда радикальное изменение политических институтов и когда часть политической элиты оказывается вынужденной обратиться к обществу за поддержкой и минимальной легитимацией новых институтов и правил игры. В промежутках между этими критическими точками усиливается отчуждение основной массы общества от властных и иных политических институтов, включая партии и движения. В итоге коэволюция политических институтов и массовых политических ориентации проходит через несколько стадий, или фаз, которые образуют своеобразные "циклы".

Каждый "цикл" начинается с раскола внутри политической элиты ("политического класса"), вызванного нарастанием социально-экономического кризиса, перерастающего в кризис политический. Раскол внутри элиты ведет к выделению в ней различных групп, которые заинтересованы в формировании новых политических институтов и "правил игры" или в существенной модификации прежних. При этом разные группы отстаивают разные варианты изменения политических институтов, что ведет к открытой конфронтации между ними. Внутриэлитное противоборство разрешается либо силовым способом (как в 1991 и 1993 гг.), либо путем выборов (как в 1995 — 1996 гг.). Для утверждения своего варианта изменения политических институтов победившие или еще находящиеся в состоянии конфронтации группы элиты вынуждены привлекать массовые слои, добиваясь хотя бы формальной и ситуативной поддержки с их стороны (преимущественно с помощью все более совершенствующихся средств воздействия на общественное мнение, прежде всего контролируемых данной группировкой СМИ).

После того как один из вариантов изменения политических институтов получает, пусть не надолго, поддержку массовых слоев общества, наступает фаза принудительной и тоже кратковременной консолидации политической элиты. Важную роль в этом процессе играют выборы — прежде всего и как правило президентские (в 1993 г. решающее значение имело принятие на референдуме новой Конституции). Институты трансформируются, и на политическом поле устанавливаются новые правила игры.

Однако через непродолжительный промежуток времени следует очередное обострение социально-экономического и политического кризиса, воздействие которого усиливается тем обстоятельством, что большинство массовых групп ничего не выигрывают от изменения политических институтов и правил игры. В элите нарастает временно снивелированный, но по-настоящему не преодоленный раскол. Возникает новая конфронтация между элитными группировками, которые представляют прежние или новые лидеры. Вновь актуализируются разные варианты изменения политических институтов и правил игры (прежде всего Конституции), вновь начинается борьба за влияние на общественное мнение, за политические симпатии и доверие населения. "Цикл" как бы повторяется, хотя и в других условиях и на другом уровне. Как можно заметить, процессы консолидации элиты находятся в противофазе с процессами сближения политических позиций большинства населения и правящих кругов. В этом смысле логика "цикла" такова: импульс массовой политической мобилизации, обеспечивающей временное (предвыборное) сближение политических ориентаций населения и политических целей власти (что, собственно, и обусловливает последующее — в ходе выборов — подкрепление легитимности последней), задается состоянием максимального раскола элиты; напротив, новая принудительная консолидация элиты — после того как одна из ее частей легитимирует свое право на политическое лидерство (псевдопакт) — сопровождается, как правило, нарастанием взаимного отчуждения власти и общества. В целом же воспроизводится некий инвариантный механизм эволюции, траектория политической системы "замыкается" (используя терминологию "теории катастроф") в некоем "предельном цикле".  В итоге эволюция политических институтов, равно как их взаимодействие с массовыми политическими ориентациями происходят, но и эта эволюция, и это взаимодействие имеют неустойчивый, спорадический, противоречивый характер. Будучи не в состоянии решить проблему изменения политических институтов и смягчения политического кризиса только в своем кругу, политическая элита вынуждена прибегать к поддержке общественного мнения. Тем не менее взаимодействие политических институтов и политических ориентации населения остается неорганичным и односторонним; имитация пакта оборачивается стагнацией политического процесса.

Тем не менее единство и на сей раз оказалось непрочным. Неразвитость гражданского общества и отсутствие зрелых и эффективных механизмов его взаимодействия с политическими институтами обусловили неспособность элит сделать факт собственной консолидации основой для консолидации  всего социума. Становилось все очевиднее, что так и не обретший легитимные формы, функционально ограниченный и, судя по всему, вновь недолговечный "пакт элит" по сути лишь камуфлировал до поры латентные процессы нарастающего раскола элит. Цикл повторялся.

 

 

 

Заключение.

    Исследование значимости институтов подводит современных политологов не только к выводу о необходимости сочетания формального моделирования и детального изучения конкретных исторических примеров создания (или разрушения) политических институтов, но и о потребности интеграции позитивной и нормативной политической теории. Значение классических и современных взглядов для определения соотношения между политическими институтами и гражданскими добродетелями нашло свое отражение в вопросе, недавно поставленном Джейн Мансбридж: «В состоянии ли мы создать такие институты, которые способствовали бы мотивации, основанной, по нашим убеждениям, на таких нормативных представлениях, которые являются благом сами по себе или ведут к достижению благих и справедливых результатов?»

 

 

                                         

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                         Список литературы:

 

1. Дилигенский Г.Г. Политическая институализация в России: социально-культурные и психологические компоненты//Мировая экономика и международные  отношения. 1997. №7.

2.     Дюверже М. Политические  институты и конституционное  право//Антология мировой политической мысли. Т.2/Отв. Ред. Т. А. Алексеева. М., 1997.

3.      Лапкин В.В., Пантин  В.И. Ориентации и политические  институты в современной России: проблема коэволюции//Политические  исследования. 1999. №6.

4.       Ротстайн Б. Политические  институты: общие проблемы// Политическая наука: новые направления/ Под ред. Р. Гудина, Х.-Д. Клингеманна. М., 1999.