Политическая власть в России: проблема легитимности

Политическая  власть в России: проблема легитимности

реформы в России проводятся на основе нормативистского, программно-целевого подхода в управлении, слабо учитывающего социокультурные возможности управляемой  системы и (3) исходящего из иллюзии  о том, что «власть всесильна».

Такая государственно-управленческая патология унаследована современной  государственной властью в России от СССР, где она сформировалась на основе утвердившегося за годы советской  власти тотального политического отчуждения человека. В связи с чем эволюция российского общества в постперестроечный  период представляет собой «восьмерку»  блужданий между реформацией  и реставрацией. Очередные витки  этой «восьмерки» представляют собой  области наложения и доминирования  циклов реформ, для которых характерно движение по пути демократии и законности, и контрреформ, связанных с восстановлением  в той или иной форме начал  авторитаризма и вседозволенности, мотивированной соображениями практической целесообразности.

Первый такой виток  российское общество совершило в 1989— 1991 гг., когда под воздействием демократических  сил оно начало двигаться по пути радикальной реформации, но уже в  первой половине 1991 г. стало «соскальзывать»  на орбиту социальной реставрации, завершившейся  распадом СССР.

Второй виток реформации начался в 1992 г., когда легитимная государственная власть суверенной России, располагая максимальным доверием населения, пустила страну по пути «шоковой терапии», результаты которой в социально-психологическом  плане противопоставили власть «демократов» народу, дискредитировав идею «демократии» в политическом менталитете россиян. Более того, «демократическая» государственная  власть осенью 1993 г., расстреляв Белый  дом под предлогом политически-целесообразной вседозволенности, сама подтолкнула  эволюцию российского общества на орбиту реставрационного цикла.

С принятием Конституции  Российской Федерации и выборами в Государственную Думу (декабрь 1993 г.) начался третий виток «блужданий между реформацией и реставрацией»: реформаторские «потуги» первой половины 1994 г. плавно завершились усилением  авторитаристских тенденций политической вседозволенности, достигшей своего пика во время чеченского кризиса  зимой 1994/1995 гг. В начале 1996 т. рейтинг  Президента Российской Федерации, ассоциированный  в сознании россиян с выбранным  политическим и социально-экономическим  курсом, достиг критически низкой отметки, что свидетельствовало о кризисе  легитимности государственной власти в стране.

Выбор социальных приоритетов  экономического развития, «заверения»  в верности курсу демократических  реформ, кадровые перестановки в верхних  эшелонах государственной власти, осуществленные в ходе предвыборной президентской  кампании 1996 г., и в значительной степени антикоммунистический настрой  значительной части российского  электората позволил реформаторам совместно  с центристами-государственниками удержаться у власти, но будет ли это возвратом на реформационную орбиту или эволюция России будет  продолжаться в реставрационном  цикле — покажет время. По крайней  мере, выздоровевший Президент и  сформированный им новый состав Правительства  В. Черномырдина, а с апреля 1998 г. обновленный состав правительства С. В. Кириенко, свидетельствуют о намерениях власти продолжать курс рыночных реформ.

С цивилизационной точки  зрения кризис легитимности государственной  власти в России вызван кризисом этатизма и патернализма, как основных принципов  нормативно-ценностного порядка, сливающегося в российской цивилизации с государственностью. Для этатистского сознания, отождествляющего государственную власть и авторитет, характерны две крайности безудержный  государственный пиетет, преклонение, «обожествление» государственной  власти, которая соответствует социокультурному идеалу, и беспощадная критика, готовность на «бессмысленные» бунты, когда  власть перестает соответствовать  наиболее значимым ценностям, составляющим систему этого идеала Причем речь здесь идет не столько о том, что  государство в современной России проводит «антинародную» политику и  не удовлетворяет интересов социальных «низов», а о том, что в этатистском  сознании российское государство утратило смысл и не реализует более  определенных социально признанных ценностей.

В социальном плане кризис легитимности политической власти в  России обусловлен, с одной стороны, скептицизмом и недовольством значительной части населения деятельностью  государственной власти, а также  политических партий, представляющих конкретные группы интересов; с другой стороны, слабостью самой власти, ее неспособностью эффективно решать актуальные проблемы современной российской действительности. Сложилась ситуация, описанная в теориях «государственной перегрузки» (Бриттэн и Нордхауз), «узаконения кризиса» (Хабермас).

Эти теории объясняют падение  легитимности политической власти двумя  обстоятельствами: во-первых, тем, что  государственная власть берет на себя гораздо больше обязательств, чем способна выполнить; а во-вторых, тем, что правительство и партии, особенно в ходе предвыборных кампаний, дают гораздо больше обещаний, чем  могут выполнить. Безответственность правительства, партий, политических лидеров  ведет к разочарованию и скептицизму  в массовом сознании, а, следовательно, и к утрате политической властью  легитимности.

Кризис легитимности государственной  власти в России связан также с  нарушением когнитивных механизмов ее легитимации. В настоящее время  резко обострилась ситуация «псевдоморфоза» (разрушающего влияния заимствованной культуры на культуру-реципиент), что  обусловлено трудностями творческого  освоения приобретаемого западного  духовного опыта. Ситуация «псевдоморфоза»  оказывает глубокое влияние на современную  социально-политическую лексику, в  которой можно обнаружить три  отдельных семантических пласта, механически соединенных друг с  другом в единое понятийное поле, но не составляющих непротиворечивого  понятийного континуума. Эти пласты соответствуют разным культурным типам, воздействующим на современную российскую культуру: архаический — древнерусскому народному типу; традиционалистский — православно-славянскому и  общественно-социалистическому; современный  пласт — либерально-западному  типу культуры.

Происходит постоянное столкновение языческих, православно-христианских и современных западных политических идеалов (правды, благодати и закона; лада, соборности и консенсуса; воли, преображения и контроля общества над  государством). Взаимодействие этих пластов  происходит зачастую неосознанно, что  затрудняет функционирование понятийного  аппарата как целого в рамках не только политической ментальности, но и его развития в русле научной  теоретико-методологической рефлексии. Наблюдается мифологизация одних понятий и придание сверхценностного им значения, разрушение содержания и фальсификация других понятий.

Сегодня и политику, и  ученому, и простому человеку приходится думать одновременно на нескольких языках, смыслы слов в которых часто отрицают друг друга. Ситуация усугубляется еще  и тем, что европейские политические понятия в русском употреблении отличаются «ложной ясностью», поверхностным  их восприятием, без осознания тех  духовных интенций и культурных традиций, которые скрываются как за достижениями либеральной демократии, так и  ключевыми ее понятиями (гражданское  общество, правовое государство, свобода, равенство, консенсус, толерантность  и т. д ).

Внутренние противоречия, разрывающие понятийный континуум  современной российской политической лексики; наличие многочисленных теоретических  конструктов, представляющих собой  идеологические интерпретации политической реальности, в контексте которых  формируются различные идеалы политической власти, порождают множественность  символических универсумов. В рамках этих универсумов, служащих системами  отсчета определенных секторов институциенализированного  политического поведения, происходит соответственно процесс легитимации  или делигитимации политической власти в современной России.

Кризис легитимности политической власти в современной России поэтому  во многом обусловлен дискретностью  нормативно-ценностного ее пространства, множественностью составляющих его  символических универсумов, в рамках которых идет постоянная интерпретация  и переинтерпретация этой власти. Поэтому легитимность любой государственной  власти в современной России может  быть лишь «частичной». Но степень этой легитимности зависит от того, насколько  реальная власть коррелируется с  образом власти в рамках того или  иного символического универсума. Иными  словами, государственная власть в  России, чтобы быть легитимной, должна соответствовать в той или  иной мере разным культурным типам, представленным в трех пластах семантического пространства: архаическом, традиционалистском и  современном.

В этом плане интерес представляет та функция символического универсума, благодаря которой упорядочивается  история и политические события  связываются в единое целое, включающее прошлое, настоящее и будущее. По отношению к прошлому создается  историческая «память», объединяющая всех тех, кто социализирован в данной общности. По отношению к будущему — общая смысловая система  отсчета для того, чтобы индивид  мог планировать свои действия.

Специальные исследования исторической памяти россиян показывают, что единственным периодом российской истории, вызывающим у большинства из них чувство  гордости и эмоциональной сопричастности, является царствование Петра I, которое  в плане оценки его деятельности многократно превышает любую  другую историческую эпоху. При этом исследователи подчеркивают, что  отношение к Петру I и его эпохе, особую «маркировку» этой эпохи в  современном массовом сознании нельзя выводить из объективных реалий того времени. Перед нами не объективное  отражение и даже не идеализация, а национальный исторический миф, существующий относительно независимо от самой истории  и воплощающий в себе сущностные черты русского национального самосознания и культурного архетипа. Поэтому  структурно-семантический анализ этого  мифа имеет большую когнитивную  ценность, поскольку он позволяет  понять, что люди склонны принимать  в политической реальности, а что  будут отвергать.

Власть в России может  быть сильной, жестокой, но она должна быть прежде всего «настоящей» и  «правильной». Стать такой она  может лишь в том случае, когда  оказывается способной предложить «семье-нации» некое «общее дело»  и стать источником социально  значимых ценностей и смыслов, задавая  обществу символическую матрицу  единства и определенную перспективу  развития. Образ такой легитимной власти в России и олицетворяет Петр I, который не только задумал и  осуществил это «общее дело», открывшее  перед Россией совершенно новые  горизонты, но и участвовал в нем  как бы «наравне со всеми». В общем  деле, исполняемом народом вместе с государственной властью, русская  культурная традиция выделяет не столько  факторы утилитарного, сколько ценностного  характера.

Структурно-семантический  анализ петровского мифа обнаруживает связь между его парадигмой и  реальным политическим поведением россиян  сегодня. Причем этот миф в наибольшей степени коррелируется с различными культурными типами и семантическими пластами восприятия государственной  власти. Это обусловлено тем, что  в русле российской формулы власти россияне испытывают глубокую потребность  в появлении нового «отца-преобразователя», способного сплотить «семью-нацию», и  их сознание активно настроено именно на этот образ. Этими элементами мифологизации  во многом объясняется политический триумф А. Лебедя в ходе президентской  избирательной кампании 1996 г. и губернаторской 1998 г., свидетельствующий о том, что  «демократические» лидеры первой волны  уже не вписываются в оценочно-смысловые  парадигмы российского менталитета. Поскольку политическое мышление россиян  в высокой степени персонифицировано, это, с одной стороны, существенно  подрывает уважение к самой идее демократии, а с другой, — подспудно  подталкивает их к выбору такой государственной  власти, которая более соответствует  специфике России, олицетворяемой лидерами авторитарно-традиционалистского плана, более склонных к реформации, чем  реставрации.

Мифологическое российское политическое сознание, безусловно, предрасположено  к режиму личной власти. Но вместе с  тем в качестве главной ценности и условия деятельности государственной  власти россияне всех возрастов и  социальных групп выдвигают не снятие ограничений с воли вождя, а, наоборот, подчинение всех закону. Характерно: почти 90 % респондентов считает, что страна может выйти из кризиса лишь тогда, когда люди научатся уважать законность и правопорядок. Как полагают исследователи, мера жесткости политической власти, на которую в целом согласно сегодня  население России, соответствует  скорее умеренно авторитарному правлению, чем тоталитаризму. При этом авторитаризм выступает, по существу, как альтернатива тоталитарному перерождению власти и общества, альтернатива, которая  людям кажется более реальной, чем укрепление собственно демократических  институтов.

О кризисе легитимности государственной  власти в современной России свидетельствует  потребность в нравственной политике. В стране складывается ситуация, когда  в общественном мнении начинает преобладать  представление о том, что все  трудности, переживаемые страной, напрямую связаны с нечестностью, обманом, коррупцией и воровством на всех этажах социально-политической иерархии. На волне  массового нравственного негодования  рождается мысль, что стоит положить конец разворовыванию страны и грабежу  народа, как все наладится и  все проблемы разрешатся сами собой.

В современной России существует целый ряд обстоятельств, побуждающих  людей рассматривать государственную  власть только сквозь призму нравственного  деяния.

Во-первых, это крайне неудовлетворительное положение значительной части населения, вызывающее дискомфорт, раздражение  и озлобленность.

Во-вторых, уверенность в  том, что политическая власть утратила способность что-либо изменить «сверху», и убежденность общества в собственной  «праведности», в том, что само оно  никоим образом неповинно в «бедах»  и «неурядицах» в стране.

В-третьих, наличие в обществе демагогических политических сил и  деятелей, суровых обличителей безнравственности  «власть придержащих» и страстных  «проповедников» честности в  политики.

В-четвертых, перманентное появление  в структуре государственной  власти «козлов отпущения», легко  «подставляемых» самой властью, на которых возлагается ответственность  за все тяготы народной жизни.

Значительная часть населения  в нашей стране начинает поворачиваться к идее «честности» власти как  единственно возможному средству «выправить»  жизнь и навести в стране «порядок». Суждения о современных реалиях  упрощаются, оценки действительности ужесточаются Фанатичная «захваченность»  общества идеей честной политики, превращающая остальные, не менее важные качества ее (цели, средства, результаты) во второстепенные, — свидетельство  кризиса легитимности государственной  власти