Политическая культура и стратификация общества

Содержание

1.Политическая культура и стратификация общества……………………..3

2.Описание исследования по выявлению особенностей политической культуры России………………………………………………………………7

3. Российская политическая культура: консенсусный запрос…………….11

Список литературы…………………………………………………………...17

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1.Политическая культура и стратификация общества.

Понятие политической культуры1 – ключевое для изучения процессов

политического развития. Политическая культура общества и составляющие ее различные субкультуры – группы людей, разделяющие особый, отличный от общего набор ценностей, установок и практик политического и общественного поведения – определяют характер и темпы развития общества. Такой подход в мировой политической науке сформировался в 50-60 гг. прошлого века. В его формулирование внесли свой вклад и социологи, и политологи, и антропологи (одному из них – американскому ученому Люшиану Паю принадлежит, пожалуй, самое четкое определение политической культуры как суммы фундаментальных ценностей, чувств и знаний, которые придают и форму, и содержание политическому процессу.

Американский социолог Карл Дойч впервые описал процессы социальной мобилизации модернизирующегося общества с использованием количественных методов, показав, как факторы политической культуры (образование, уровень грамотности и урбанизации) влияют на распространение современных практик в культуре, технологии и экономической деятельности и, соответственно, – на успех модернизационных процессов. Вывод Дойча – «главное – не структурные изменения в экономике, а изменения в системе ценностей».

Этот вывод был развит в классической работе Г.Алмонда и С.Вербы

«Гражданская культура», в которой дано развернутое определение обеих составляющих понятия «политическая культура». «Политической» она именуется потому, что «относится исключительно к политическим ориентациям – отношениям к политической системе и ее различным составляющим, и отношениям к собственной роли индивидуума в этой системе»; термин «культура» в ней подразумевает не весь широкий спектр смыслов, который он несет, но один конкретный смысл – «психологические ориентации по отношению к общественным объектам». «Ориентации» у Алмонда и Вербы – это сочетание когнитивного (знание и убеждения по поводу политической системы), аффективного (чувств и эмоций по ее поводу) и оценочного (суждений и мнений, которые основываются на ценностях).

Соответственно, Алмонд и Верба выделяли три типа политической культуры:

«приходскую» (parochial – подчеркнем, «приход» в английском языке в данном случае имеет смысл узости горизонта политического мышления, а не религиозности), «подданническую» (subject) и «активистскую» (participant)  культуру».

 Для рассмотрения российского  контекста политической культуры  важно обратить внимание на  то, как авторы определяют главное  отличие «подданнической культуры». Оно состоит в развитых ориентациях  граждан по поводу результатов  действия («выхода», output) политической  системы, т.е. действий централизованной  власти при практически нулевых  ориентациях по поводу собственного  вклада («входа», input) в систему, т.е. результативного формулирования  требований к власти и личного  участия индивидуума в этом  процессе. Соответственно, в «активистской  культуре» индивид имеет ориентации, в равной степени относящиеся  как к «выходу», так и «входу»  в систему (этот концептуальный  язык авторы заимствуют у Т. Парсонса). В каждой национальной политической культуре, по Алмонду и Вербе, присутствуют элементы всех трех видов культуры, и ее общий характер определяется соотношением и распределением ролей между ними.

Роль факторов политической культуры в процессах становления и видоизменения политического порядка описывал и С. Хантингтон, рассмотрев, в частности, различные сценарии корреляции между становлением институтов современного государства и развитием форм политического участия граждан.

 Проблема политической  культуры разрабатывалась теоретически  как сторонниками структурно-функционалистского  метода, так и представителями  других подходов. Однако при всей  множественности концепций политической  культуры эта теория, по общему  признанию политологов, долгое время  не могла выйти за пределы  исходных «эвристических» определений. Американский политолог У. Розенбаум  назвал такие теории «загадкой сфинкса», а М. Дюверже вообще сомневался в рациональности понятия политической культуры, которое, с его точки зрения, полностью перекрывается более емким понятием социальной культуры.

В изучении политической культуры большую роль играет анализ составляющих ее субкультур. Среди прикладных исследований политической культуры наибольший интерес представляют попытки обобщенной характеристики национальных образцов политической культуры отдельных стран. Наиболее значительные из такого рода исследований, которые были осуществлены в США и Западной Европе в 70-е годы, – это труд Д. Элазара о политической культуре США, а также труды об отечественных политических культурах западногерманских социологов М. Грайфенхагена и С. Грайфенхаген, испанских – А. Лопес Пина в Э.Л. Арангурена, ирландских – Дж. Рэйвена и С.Т. Уилэна, французских – Дж. Мишеля и М. Симона.

Методологические аспекты подобных исследований рассмотрены в работе английского политолога Д. Каванаха.

В теории сообщественной (consociational) демократии американский ученый А. Лейпхарт показал, как взаимодействие субкультур в многосоставных обществах – лагерей (Lager) в Австрии, духовных семей (familles spirituelles) – в Бельгии, столпов (Zuilen) в Нидерландах – влияет на политический процесс, и сформулировал ряд общих закономерностей.

  В отечественных переводах  принят термин «культура участия»  или «участническая культура».

Представляется, что буквалистский перевод не передает сущности термина: «участие» в русском языке – многозначное понятие, и только специалисты осознают, что речь идет об активном участии граждан в политической жизни общества. В нашем варианте перевода мы отталкиваемся от ключевой характеристики этой культуры самими авторами как «ориентации на собственную активистскую роль в политии».

В Советском Союзе изучение собственной политической культуры в понимании современной политической науки не проводилось. Представление об этой проблеме просвещенный советский читатель мог получить разве что из монографий, посвященных политической культуре в странах Запада, и то ее приходилось прятать под «камуфлирующими» названиями. Так, сборник «Рабочий класс в странах Западной Европы. К изучению социальных основ политического поведения на самом деле содержал концептуальные статьи

своего научного редактора А.А. Галкина и главы по политической культуре Италии, Франции и Великобритании. А монография А.М. Салмина на самом деле блестяще продолжила упоминавшееся выше исследование Мишеля и Симона по политической культуре Франции.

В России цельных и фундаментальных исследований политической культуры и субкультур также не проводилось, общественные интересы слабо структурировались по главной оси – отношениям собственности, а этнонациональные, конфессиональные и региональные факторы (главные «водоразделы» в субкультурах большинства зарубежных стран), важные сами по себе, не сыграли системообразующей роли в новом структурировании российского общества.

В упомянутых работах предпринимаются попытки (как правило, на основе количественных социологических исследований) классификации идейно-политических сегментов в российском обществе. Каждая из таких попыток интересна и достойна внимания, однако очевидно, что в столь слабо

структурированном обществе, тем более недавно пережившем радикальное

переопределение всей системы ценностей и ориентаций, четкая классификация попросту невозможна. «Правое» и «левое» в России не соответствуют своим конвенциональным характеристикам: «левые» оказываются консерваторами, поскольку консервативная апелляция к традициям «тянет» за собой имперски-государственнический образ Советского Союза; «правыми» безосновательно называют «яблочников», которые по всем программным основаниям являются социал-либералами, а другой отряд «правых» – СПС и его преемник «Правое дело» – действительно правые по экономической платформе, но не апеллируют к традиции, религии, моральным ценностям, зато выступают за демократизацию и права человека. Более чем условны и другие определения, используемые в таких классификациях: «центристы», сторонники «особого пути», «левых идей» и т.п.

 

2. Описание исследования по выявлению особенностей политической культуры России.

Гипотеза исследования заключалась в наличии в российском обществе пяти относительно автономных политических субкультур; в качестве исходного допущения для отбора респондентов предполагалось, что каждой субкультуре соответствует электоральная группа (по состоянию партийного пространства на середину 2014г.) сторонников определенных партий: 
1. "либералы" - "Яблока", СПС ("Правого дела") и "Гражданской силы"; 
2."патриоты"-ЛДПР; 
3. "патерналисты" - "Справедливой России", "Патриотов России", Партии социальной справедливости;

4."лоялисты"-"Единой  России";

5."советские традиционалисты" - КПРФ и Аграрной партии.

Исследование проводилось с использованием метода фокус-групп, который позволяет рассмотреть мотивацию граждан, определяющую структуру и характер общественно-политических установок. Всего была проведена 31 фокус-группа в 5 регионах (Красноярский край, Свердловская, Нижегородская, Ростовская области и г. Москва); в каждом регионе, кроме Москвы группы проводились в столице региона, малом городе и на селе. При отборе участников соблюдались следующие критерии: принадлежность к партии или устойчивое голосование за данную партию, возраст, пол и образование. В исследовании выявлялись особенности самовосприятия субкультур (отношение каждой субкультуры к основным политическим ценностям, иерархия и значимость ценностей) и взаимовосприятия (оценка значимости ценностей для других, оценка "дистанции" между субкультурами). 
Схожая методика исследования политических субкультур применялась в исследовании, которое проводилось Центром политических технологий в сентябре 2014 г. на московской выборке [ЦПТ 2014: 191-218] и дала удовлетворительные результаты.

Повторное исследование на значительно большей выборке и в пяти регионах России, отличающимися разными традициями политической культуры, дает возможность сравнить изменения, произошедшие за последние два года (в первую очередь, учесть влияние на них фактора экономического и финансового кризиса). Попытка анализа субкультур на основании качественного социологического исследовании основана на определении сути понятия "субкультура"2 - выделении главной черты, которая отличает какой-либо сегмент общества от общей совокупности. Такая методика не исключает, что сама по себе подвыборка (в данном случае - конкретная субкультура) негомогенна и внутренне противоречива, однако именно эта главная черта является наиболее сильным мотивом в политическом (а порой и шире - общественном) поведении большинства людей, принадлежащих к данной субкультуре.

Валидность такого подхода подтверждается опубликованным уже после проведения полевой фазы нашей работы исследованием ВЦИОМ "Кризис и идейно-политические взгляды россиян: левый поворот или объединение вокруг власти?" [ВЦИОМ 2014]. Исследование позволяет сделать следующие выводы:

Только у сторонников КПРФ прослеживается отчетливая и гомогенная идейно-политическая ориентация: 83% из них ассоциируют себя с коммунистической идеологией, т.е. в данном случае мы имеем дело с устойчивой (хотя и уменьшающейся в размерах) политической субкультурой. Казалось бы, они должны быть "государственниками", но таковых среди коммунистических избирателей только 3% - следовательно, нынешнее российское государство не ассоциируется с их представлением о том, каким государство должно быть.

 У сторонников "Единой  России" выделяются две мотивации, связанные с "сильным государством": 23% хотят видеть такое государство, в первую очередь, "социально  ориентированным", а еще 20% - "рыночным"; всего это 43% электората партии, т.е. главный мотив политического  поведения для таких людей - вера  в "благодетельность государства" (в англоязычной политической  науке - benevolent state), с которой сочетается  установка либо на экономический  либерализм, либо на патернализм. Почти четверть (23%) избирателей "Единой  России" заявляет, что "не интересуется  политикой", однако их голосование  за "партию власти" показывает, что они также склонны доверять "благим намерениям" государства.

 В электорате ЛДПР  преобладают также две позиции - "сильное и рыночное государство" (22%) и национализм (18%). Не интересующихся  политикой в нем также достаточно  много - 20%. Итак, сторонники этой  партии также "государственники", но они не голосуют за "партию  власти" и (единственные!) имеют выраженные  националистические воззрения. 
Самая сильная установка электората "Справедливой России" - сильное социальное государство" (33%); ничего "левого", ни коммунистического, ни (чего следовало бы ожидать) социал-демократического у них почти нет - эти позиции отмечает всего по 4%, а на втором месте с 11% среди мотиваций оказывается "православие и дореволюционная традиция". Иначе говоря, от "единороссов" их отличает (помимо важного вопроса об отношении к власти) меньшая ориентированность на рынок и большая приверженность консервативной традиции, но вместе с тем "левизна" для них - скорее прагматическая патерналистская установка, чем идеологическая ценность.

Для репрезентативной оценки мотиваций либеральных партий слишком мала подвыборка, отметим только склонность их сторонников симпатизировать "правозащитникам и демократам, выступающим против угрозы диктатуры и произвола со стороны государства" (13%).