Педагогическая система Руссо

 

 

Каков же результат всех этих хлопот и забот о трудовом воспитании Эмиля и что конкретно дало это его воспитаннику? Когда Руссо  затрагивал подобные вопросы, то всегда с гордостью говорил, что под  влиянием его руководства коренным образом изменился физический и  духовный облик Эмиля. Эмиль уже  не боится никакого ручного труда. «Он  готов ко всему: он уже умеет действовать  заступом и киркой, пользоваться токарным станком, молотком, скобелем, напилком; орудия всех ремесел уже знакомы  ему» ". «Я запрещаю моему воспитаннику вредные ремесла,— продолжал  Руссо,— но не запрещаю трудных, ни даясе опасных. Они упражняют  разом силу и мухсество».

 

 

Руссо хорошо понимал, что  цивилизованное общество не может жить и развиваться, пренебрегая вредными ремеслами. Все ремесла, писал он, должны осуществляться. Но, знакомя  Эмиля с разными ремеслами, связанными с обработкой дерева, металла, камня, земли, Руссо тем не менее советовал  ему избрать в качестве профессии  что-либо одно. «Я желал бы,— писал  он,— чтобы моему воспитаннику всего более пришлось по вкусу  ремесло столяра» ". Это ремесло  он считал наиболее целесообразным. Ремесло  столяра «опрятно, оно полезно, им можно заниматься дома,— говорил  Руссо, оно дает достаточное упражнение телу; оно требует от работника  ловкости и смышлености; и форма  его произведений, определяемая пользой, не исключает изящества и вкуса».

 

 

К шестнадцати годам Эмиль, по отзыву воспитателя, превосходно  изучил ряд ремесел, обогатил свой ум естественными и физическими  знаниями и главное — он выработал  в себе положительные черты характера: трудолюбие, твердость, терпеливость, мужество, склонность к размышлениям и социальным добродетелям.

 

 

Этот педагогический успех, по мнению Руссо, был достигнут сочетанием умелого ремесленного труда с  выполнением основных правил естественного  воспитания. Но не только это обусловило успех. Система естественного воспитания достаточно эффективна только при правильном и привычном соединении телесных и умственных упражнеиий. «Великий секрет воспитания,— писал Руссо,—  в уменье добиться того, чтобы телесные и умственные упражнения всегда служили  отдыхом одни для других» ". Именно такое привычное сочетание труда  и отдыха, положенное в основу системы  Руссо, сыграло положительную роль в физическом и умственном воспитании Эмиля.

 

 

Заканчивая третью книгу  «Эмиля», Руссо с удовлетворением  писал, что его основная педагогическая проблема уже получила свое завершение и лишь немногое, но не менее важное, осталось ему, а именно: научить даровитого воспитанника приобретать научное  знание, оценивать его по достоинству  и «любить истину превыше всего».

 

 

Четвертую книгу «Эмиля»  Руссо открывает яркими, образными  словами о вступлении юноши в  возраст возмужалости. Это вступление, говорит он, подобно бурному перевороту в «настроении духа»; оно порождает  «частыв вспышки» и постоянное душевное возбуждение. Мало того, вступление юноши  в возраст возмужалости делает его  «почти неукротимым». «Как рев моря задолго предшествует буре,— писал  Руссо,— так и этот бурный переворот  возвещается ропотом зарождающихся  страстей; глухое биение предупреждает  о приближении опасности». «Того, кто вздумал бы препятствовать зарождению страстей, я счел бы почти таким  же безумцем, как и того, кто вздумал  бы уничтожить их; H те, кто воображает, что таков был до сих пор  мой план, конечно, очень плохо  поняли меня».

 

 

В этих словах писателя-демократа  немало правды. Действительно, возмужалость юноши — это конец детским  потекам и шалостям и начало серьезной  душевной перестройки; это переход  в новое русло увлечений и  страстей.

 

 

Руссо хорошо понимал, что  сохранить в счастливой простоте и невинности молодого человека в  современном ему гражданском  обществе — дело нелегкое. Но, чтобы  уберечь молодое сердце от испорченности, бесчеловечности и жестокости, он предлагал еще до наступления  «критического возраста» вести  решительную борьбу против всевозможных зрелищ, воспламеняющих чувственность, против шумных забав и буйных радостей. «Удаляйте их от больших городов,—  советовал Руссо,— где наряды женщин ускоряют и предваряют уроки природы, где все являет их глазам удовольствия, которых они не должны знать, пока не научатся их выбирать». Добивайтесь медленных и верных успехов, «препятствуйте юноше стать мужчиной в тот момент, когда ему ничего не остается делать, чтобы стать им».

 

 

Делясь своим педагогическим опытом, Руссо говорил, что каждый воспитатель обязан научить своего воспитанника не рассчитывать ни на родителей, ни на здоровье, ни на богатство. Он должен дать понять ему, что без труда  жизнь бесцельна, что труд есть неизбежная обязанность общественного человека и «всякий праздный гражданин  есть плут». Воспитатель, кроме того, должен не жалеть ни сил, ни времени  для того, чтобы занимать воспитанника добрыми делами, ибо, только делая  добро, люди становятся добрыми. «Отнимите  у нашего сердца эту любовь к добру,—  подчеркивал Руссо,— вы отнимете всю прелесть жизни».

 

 

Прошло более двух веков  со времени появления в свет демократического педагогического учения Руссо. Однако в этом учении далеко не все социальные требования отошли в область предания. Руссо по праву принадлежит содержательная разработка проблемы соединения воспитания с производительным трудом. В его  педагогическом учении превосходно  выражены требования уважения личности ребенка, организации его самодеятельности и многое другое. Первейшая задача воспитания, учил Руссо,— это создание человека-гражданина, который считал бы своей общественной обязанностью и правилом своей жизни физический труд, самостоятельность, активность, честность, гуманизм.

 

 

«Взгляните,— писал он,—  на моего Эмиля: ему минуло двадцать лет, он хорошо сформировался и в  духовном и в физическом отношении, силен, здоров, проворен, ловок, мускулист, отличается здравыи смыслом и  рассудительностью, добротой и гуманностью, обладает добродетелями и хорошим  вкусом, любит все прекрасное, творит добро, неподвластен злым страстям, не подчиняется людскому мнению, но покоряется велениям разума... наделен всеми  полезными дарованиями... не мечтает  о достатке, надеется на свои крепкие  руки и, что бы ни стряслось, не боится остаться без куска хлеба".

 

 

Для Руссо Эмиль не только труженик, обладающий многими добродетелями, но и молодой человек, стремящийся  к личному счастью, который в  силу царящей цивилизованной испорченности  встретил на своем пути не только счастье, но и тяжелые удары судьбы.

Следует, однако, заметить, что  Эмиль хотя и получил трудовое, демократическое воспитание, но его  внутренний духовный мир, на наш взгляд, был довольно ограпиченным. Жизнь  вне общества, на лоне природы, вне  связи и вне взаимоотношений  со своими сверстниками развила в  его характере черты индивидуализма. Он оказался наделенным не только трудолюбием, гуманностью, честностью, добротой, рассудительностью, но и консервативным мелкобуржуазным  воззрением на явления частной и  общественной жизни. Для Эмиля ремесленные  навыки, унаследованные от отцов и  дедов, и религиознодеистическое воззрение, преподанное воспитателем,— это  и есть то главное, самое необходимое, что даст ему в будущем возможность  свободного и независимого существования.

 

 

Роман «Эмиль, или О воспитании»  в силу демократического направления  получил широкое распространение  во Франции и за ее пределами. Негодующий протест Руссо против сословной  узости тогдашпего воспитания и обучения произвел поистине настоящий переполох  в цер-ковных кругах, а в широких демократических кругах обеспечил Руссо бессмертную славу великого реформатора педагогики. Разумеется, сила педагогической системы Руссо состояла не только в том, что она отвергла средневековую феодальную традицию воспитания, а в том, что она послужила стимулом для формирования и развития демократической педагогики нового времени. Песталоцци, Ф. Фребель, И. Базедов, Р. Оуэн и другие реформаторы пытались осуществлять педагогические воззрения Руссо на опыте и доказать их правомерность. Роман «Эмиль» и другие произведения Руссо производили глубокое впечатление и ва выдающихся представителей философии и литературы. Его демократические и нравственные идеи оказали значительное воздействие на немецких философов Якоби, Канта, Гамака и других. Гёте называл «Эмиля» «естественным евангелием воспитания» и даже допускал возможность идеального человека, воспитанного согласно принципам Руссо. Шиллер в 1782 году почтил память Руссо пламенным стихотворением. Не прошел мимо Руссо и Байрон. В его «Чайльд-Гарольде» мы находим замечательные строки, наполненные волнующим пафосом:

Как пифия на троне золотом,

 

Он стал вещать, и дрогнули короны,

 

И мир таким заполыхал  огнем,

Что королевства, рушась, гибли  в нем.

 

Не так ли было с Францией,

 

веками Униженной,

 

стонавшей под ярмом,

 

Пока но поднял ярой мести  знамя Народ,

 

разбуженный Руссо с его  друзьями.

 

 

О том ярком впечатлении, которое произвел «Эмиль» на современников, говорится в ряде сочинений французских  историков. Так, в работе «Критическая история теорий воспитания во Франции  начиная с ХX1 века» сказано: «Еще ни одна педагогическая книга не поразила и не возбудила так сильно педагогов  — и не одних педагогов: поэтов и мыслителеи, ученых и невежд, мужчин и женщин. Ее влияния были непреодолимы. Хотели повторить всё, что было сделано  с Эмилем».

 

 

Вместе с тем против автора новой демократической системы  воспитания ополчались сторонники феодальноклерикального воспитания: короли, вельможи, епископы и другие сановники.

Немецкий король Фридрих II, оказавший гостеприимство «дикому  философу», изгнанному из Франции и  Швейцарии, гневно порицал прогрессивно-демократические  взгляды Руссо, говоря, что в «Эмиле»  нет ничего оригинального, в нем  мало прочных рассуждений и много  наглости.

Российская императрица  Екатерина II, ненавидя и презирая Руссо, в 1770 году писала г-же Бьелке: «Особенно  не люблю я Эмильевского воспитания: не так думали в наше доброе старое время... я и держусь этого опыта  и никогда не подвергну драгоцепные  отпрыски (des rejetons precieux) сомнительным недоказанным опытам».

 

 

Напротив, передовая мысль  Западной Европы и России высоко ценила педагогические воззрения Руссо, в  особенности его практические выводы о роли физического труда в  воспитании.

Напомним здесь о весьма положительном отношении к демократической  системе воспитания Руссо Н. К. Крупской. Наследие Руссо, его идеи о роли физического  труда в воспитании, писала она, ене  потеряли своего значения и теперь, 150 лет спустя, при совершенно иных, гораздо более развитых общественных условиях». Руссо «говорил о физическом труде как об общественной обязанности, как о средстве стать свободным, независимым человеком, как о  средстве приобрести широкий умственный кругозор и верное понимание общественных отношений. Такая постановка глубоко  демократична, и потому наследие Руссо  с глубокой благодарностью принимает  рабочая демократия. Зато от этого  наследия отрекается современная одряхлевшая  буржуазия. Предки ее, не отделявшие еще интересов cвоегo класса от дела народов, превозносили Руссо; теперешняя буржуазия относится к Руссо холодно, свысока и хотя по традиции называет его „великим", но неизменно добавляет „утопистом". Причем под утопией понимает не только то, что действительно утопично в произведениях Руссо, но и его демократизм, его уважение перед „человеком", перед „трудом" ».

 

С тех пор как написаны были эти замечательные строки, марксистско-ленинская  педагогическая наука практика ушли далеко вперед. Однако система трудового  и физического воспитания Руссо, проникнутая демократизмом и  гуманизмом, несмотря на ошибочность  и утопичность ряда положений, составляет и поныне одну из ярких страниц  педагогического наследия прошлого.