Об идейных истоках философий дипломатии

Не хотелось бы конечно, чтобы  последующая справка звучала  в этой связи как менторское назидание, но факт есть факт. В первоистоках, то есть у идейных подготовителей Великой Французской революции и распространении ее влияния на Европу и мир слово "нация", (по-французски - "Nation") означало "народ" и, соответственно, - "национальный интерес" был эквивалентом понятия о "народном" интересе, то есть ориентировал на приоритет нужд населения, противопоставленных только паразитарным интересам нетрудового населения точнее тогда - не представителям "третьего сословия". Другими словами, речь шла о том, чтобы создать механизм, утверждающий социальную ответственность власть имущих, государства за конструктивное разрешение проблем жизнеутверждения интересов трудового населения как безусловно приоритетных перед любыми другими. Это включало также и решительное осуждение всех форм и реалий, формирующее социальную субъектность, ее организацию, источники мотивации действия и целевого назначения на основе частной собственности на государственно-политическую власть. Полагаю, что эта историческая справка достаточно информативна, во всяком случае для того, чтобы возникла возможность перейти к более перспективный ориентирам поиска в решении рассматриваемой проблемы по сравнению с имеющееся.

Социологический поиск, давший представления о нации как  особой организации универсальной  социальной субъектное-то и приведший  к концептуальному разделению таких  ее форм как "народа" и "нации", относится уже к концу ХIХ - началу ХХ веков и был осуществлен  прежде всего авторами марксистской ориентации. Их закрепление в качестве самостоятельных субъектов международного права в форме скорее декларации, чем нормы произошло ещЈ позже, в первую очередь по инициативе и благодаря предметной силе СССР, гражданами которого мы были. Правда, эйфория по этому поводу ныне мало уместна не только потому, что Россия такой атрибут в значительной мере утратила. Сама формула декларации-нормы "о праве народов и наций на самоопределение", закрепляя их самостоятельную субъектность не только наряду с государственностью, но в принципе как будто бы в качестве более приоритетной, во всяком случае независимой от государственности, завершается утверждением той же государственности в качестве организации, только и способной придать им атрибуты субъектной самостоятельности. Короче, они таким образом получают только возможность стать полноценными субъектами, тогда как ее реализация связана исключительно с их превращением в свою противоположность - государство, монополию которого на универсальную социальную субъектность они и были призваны преодолеть.

То ли потому, что несуразность такой перспективы оказалась  замеченной, то ли по другим причинам в  ряде идей, работавших на разрешение проблем  интересующего нас поиска, на первое место вышла идея о "правах человека". Конечно, ее потенциальная перспективность  в этом качестве не может быть без  достаточных оснований отброшена. Но, с одной стороны, ее связь, во всяком случае непосредственная, со становлением новых форм международной субъектности по сравнению с "нациями" и "народами" еще более проблематична. Каким образом, разумеется, конкретно-содержательным образом этот самый человек вообще может стать носителем атрибутов универсальной социальной субъектности?! С другой же, во всяком случае, пока, сама идея имеет ту же судьбу, что и в случае с "народами" и "нациями": "права человека" не имеют никаких шансов реализоваться иначе, как только в форме их инобытия, то есть только тогда, когда становятся "правами гражданина", то есть при верховенстве во всех отношениях того же государства!

Небезынтересно в этой связи отметить, что понятийная форма "международное" (право, отношения  и т.д.) впервые была введена в  социологический язык представителем "морализаторского либерализма" Дк. Бентамом. Ратуя как либерал за ценности демократизма, также как и нынешние поборники "прав человека", и исходя из того, что одним из его фундаментальных атрибутов является получение мандата на власть исключительно посредством "общественного договора", этот мыслитель обратил внимание на то, что такой договор в действительной истории если вообще гадал где-либо место, то исключительно в МО. В то же время всЈ "внутреннее", включая государство, право и т.д. по такому источнику никогда не формировалось. Поэтому он и ввел отмеченную понятийную форму для разграничения по такому критерию специфики "международного" и "внутреннего" права, подчеркнув тот факт, что государственность со всеми ее атрибутами всегда быта результатом политического насилия, узурпации власти над людьми. Впрочем, это было замечено и описано многими мыслителями независимо от него. А вот идея, правда, содержащаяся в его понятийном разграничении скорее подспудно, о том, что речь, стало быть, должна идти не о перспективе приобретения атрибутов государственности, гражданственности и т.п. как идеала и исключительной нормы для становления самостоятельной универсальной субъектности, а о том, сама государственность в этом качестве только и может определяться "общественным договором", стала работать гораздо позже и до сих пор без должного понимания ее приоритетности.

Сделанный анализ позволяет  с некоторой достаточной основательностью утверждать, что понятие о "национальном" ("народном") интересе при условии  его конкретно-содержательной определенности принадлежит к ряду фундаментальных  идейных источников дипломатии дипломатического действия, его целевого назначения. Собственно по критериям понимания  сущности национального интереса и  механизма его реализации в дипломатическом  действии и сложилось разделение трех основных философий дипломатии. Если позволительно прибегнуть к "поименному" обозначению, то речь идет о философии  дипломатии Талейрана, Бисмарка и Горчакова, то есть исторических деятелей ставших, по меньшей мере, их инициаторами.

Суть философии дипломатии Талейрана состоит в том, что  дипломатическое действие, включая  весь его организационный механизм, мотивацию и целевое назначение, определяется по основному закону национальным интересом. Этот последний, в свою очередь, понимается как определяемый интересами государства, трактуемыми по преимуществу как в принципе противостоящими  интересам других государств, то есть по критериям автаркической и  еще конкретнее - конфликтной "парадигмы". Механизм его реализации в дипломатическом  действии, поэтому требует "закрытости", элитарности носителей, обязательного  введения в заблуждение "партнЈров" касательно подлинных целей, различного рода хитростей и уловок.

Очевидно, что все эти  приЈмы задаются отношением к другим дипломатическим сторонам как представляющих "врага", а элементы конструктивного сотрудничества, если они вообще при этом появляются, заранее остаются по ценности ограниченными критериями выиграна в соотношении сил. Социо-психологический стереотип, обязательно связывающий слово "дипломатический" камуфляжем намерений, обходными маневрами, хитростями имеет своим источником именно эту философию дипломатии.

Философия дипломатии Бисмарка в принципе исходит из аналогичного понимания сущности национального  интереса. Но в отличие от первой нацеливает механизм дипломатического действия на откровенное силовое  давление, навязывание собственных  интересов другим посредством угроз, демонстрации силы, а нередко и  прямого шантажа. "Дипломатия канонерок" базируется именно на этой философии. И в ней мало что меняется, когда  по факту "заимствования" (что  ли) используются прикрытия типа отсылок  к имени "мирового сообщества" или тем более к претензии  на "особые интересы" НАТО где-нибудь в зоне юго-восточной Европы.

Философия дипломатии Горчакова, разумеется, тоже не дезавуирует значение национального интереса. Однако в  противоположность первым двум заранее  не только не ориентирует на его  несовместимость с интересами других субъектов международных отношений, а полагает социокультурный обмен, обеспечивающий прирост самостоятельной  субъектности государств, народов и т.д. в качестве основополагающего критерия понимания как самого национально-государственного интереса, так и успеха дипломатического действия во всяком случае по его закономерному целевому назначению.

А.М. Горчаков именно так понимал как мыслитель, пропагандировал и стремился реализовать принципы дипломатии как политический деятель, канцлер России. Это его несомненный конструктивный вклад в культуру мышления и действия, значение которого и для современных поисков трудно переоценить. И в этом он опирался далеко не только на собственную ценностную ориентацию и концептуальный гений, но и следовал длительно существующей исторической традиции, носителем которой при всех противоречиях была Россия.

Даже разбойничий атаман Ермак, взяв на себя ответственность  за организацию в сущности завоевательного  похода в Сибирь, погибает как раз  из-за того, что имперские идеалы и цели стремится подчинить приоритету ценностей социокультурного обмера в своих мотивациях действия. Собственно говоря, уже царская Россия при  всех имперских реалиях никогда  не была классической империей. Во всяком случае, в отличие от Британской и Французской империй в ней никогда не было особой национальной метрополии. Не был таковым и Советский Союз. Более того, если фактически в реально действующую политическую идеологию СССР безусловно входом ценности организации тех или иных форм государственности для всех народностей, национальностей, этнических групп и т.д., которые во всяком случае давали весьма действенные критерии для их национальной самоидентификации, то единственным исключением в этом плане был только русский народ, что впрочем только подчеркивает вышеотмеченную историческую традицию как действующую.

Этот факт, правда, в нынешних условиях вызвал помимо прочего острую и весьма болезненную ситуацию как  раз для представителей русского народа, в силу совсем не закономерной необходимости оказавшихся вдруг  за пределами исторической Родины, насильственно ограниченной границами  Российской Федерации. Но с другой стороны, даже это однозначно отнюдь не уничтожает не только национальной, но и всемирной  ценности традиции, принципа приоритетности социокультурного обмена, возникшей  в историческом развитии России и  ставшей достоянием культуры мышления и действия благодаря А.М. Горчакову. Может ли современная Россия стать  достойным преемником этой традиции? От позитивного ответа на этот вопрос, разумеется, уже не в категориях только возможности принципиально  зависят как основания государственного строительства, так и характер утверждения  самостоятельной субъектности России на международной арене.

Чтобы закончите выступление  на мажорной ноте в порядке компенсации (что ли!) за несколько минорный лад  предшествующего анализа, надо сказать, что если уж очень необходимо "во что бы то ни стало", "любой ценой" войти в "мировую цивилизацию" или хотя бы в этот "добрый общеевропейский  дом милосердия и: терпимости", то все же "любой ценой" не стоит! У России, ее народа имеется кое-что  непреходящее по ценности, что они  могут внести в конструктивное достояние "мировой цивилизации", в строительство  человечного мира. И для этого  совсем не требуется ни славянофильская  ностальгия по российской "исключительности", а тем более "западническое" самоуничижение. Философия дипломатии Горчакова, являющегося, безусловно, общечеловеческой ценностью, впрочем, далеко не единственной в социокультурном достоянии  и русского, и всех других народов  России, позволяет им включиться в  строительство мирового сообщества с атрибутами собственной субъектной самостоятельности, способной конструктивно  обогатить другие народа ни чуть не в меньшей мере, чем эти последние народа России.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://polit.mezhdunarodnik.ru/