Институты гражданского общества в общественных трансформациях

Факт создания комиссий и  советов при Президенте РФ с очевидностью показывает (в условиях образовавшегося  вакуума полноценных институтов гражданского общества в России) стремление власти к созданию при собственных  органах неких общественно ориентированных  государственных образований (членами  комиссий и советов являются, как  правило, заслуженные, авторитетные в  обществе люди), которые могли бы давать власти общественно-полезные советы и рекомендации, а также принимать  конкретные решения.

Создание государственных  образований, содействующих формированию институтов гражданского общества, имеет  двойственную природу, свидетельствуя, с одной стороны, о естественном процессе участия государства в  формировании институтов гражданского общества России, с другой стороны, об отсутствии в стране полноценных (образуемых, главным образом, «снизу») институтов гражданского общества, причиной чего является либо непродуманная государственная  политика в этой области, либо осознанное нежелание самого государства допустить  создание институтов гражданского общества, в природе которых заложено противостояние самому государству (борьба и конфронтация с ним в процессе отстаивания прав и свобод своих членов).

Институты гражданского общества не существуют сами собой, в отрыве от государства (органов государственной  власти), как и государство заинтересовано в установлении диалога с гражданским обществом, чтобы иметь возможность «слушать» и «слышать» все, что происходит в негосударственных сферах, видеть и понимать отношение людей (одобрение или недовольство) к действиям властей и реакцию на них. Вследствие отсутствия в современной России развитых институтов гражданского общества, государство берет на себя функцию создания общественно-государственных образований (органов), способных стать «проводниками» общественного мнения, доносящими общественные настроения большинства граждан России до власти.

Отношения органов государственной  власти и гражданского общества в  современной России являются противоречивыми. Взаимоотношения внутри гражданского общества строятся преимущественно  по горизонтали, а в государстве  – по вертикали. Однако они не изолированы  друг от друга. Взаимодействие государства  и гражданского общества постоянно  генерирует и воспроизводит противоречие, связанное с плюрализмом (многообразием) гражданской сферы и суверенностью государственной власти. Участие граждан в процессах формирования гражданского общества и государства остается «слабым местом» трансформации в современной России. Диалоговые площадки между представителями государственной власти и общественными объединениями закрепляются в современной России с большим трудом. Система государственной власти дистанцируется от общества, что вызвано традициями политического администрирования и недоверия к демократическим институтам. Влияние институтов гражданского общества на государственную политику, в свою очередь, незначительно.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2. Практическая часть

Анализ статьи журнала «Политекс» Линецкий А.В.  на тему: «Институты гражданского общества в общественных трансформациях»

В данной статье изучаются взгляды  различных политологов на становление  гражданского общества, проблемы развития в разных странах. Рассмотрены различные понятия гражданского общества, взаимосвязь общества и государства.

По мнению автора, понятие «гражданское общество» стало в 1990-е годы своего рода «знаком времени» или концептуальным кодом эпохи. Особую роль это понятие приобрело в посткоммунистических странах, пытающихся осуществить демократические трансформации. Для этих государств «наиболее важные теоретические и практические вопросы современной политики сфокусированы именно на проблемах гражданского общества».

Многие политологи, опираясь на данные кросснациональных исследований, отмечают, что успешность демократического транзита во многом зависит от характера отношений политической элиты с организованными силами гражданского общества и степени развитости его структур. Так, польский политолог Г. Экиерт отмечал еще в начале 1990-х годов, что «переход к демократии наиболее вероятен в ситуациях, когда сила государства и гражданского общества увеличиваются одновременно». Но с точки зрения ряда западных исследователей, применение самого понятия «гражданское общество» к реальностям посткоммунистической Восточной Европы и постсоветских государств конца ХХ века весьма сомнительно, поскольку его существование предполагает наличие особого рода отношений между государством и обществом. По словам американского исследователя Девида Элазара, «государство обрамляет общество, но одно коренным образом отделено от другого. Область общественного ограничивает сферу распространения государства, и при этом имеется достаточное поле, где главенствует частная жизнь, легитимная по своему собственному праву и огражденная от необоснованного вмешательства государства. Следствием вышеуказанного является ограниченное государство … Государство рассматривается как наиболее всеохватывающая ассоциация, но не более того».

Существование гражданского общества предполагает не только наличие  автономных от государства политических и общественных организаций, но и  их способность эффективно взаимодействовать c аппаратом власти в определенных границах. Без наличия институционально оформленных границ гражданского общества, без готовности общественных групп  и лидеров следовать общепринятым правилам игры, при отсутствии каналов  влияния общества на власть возможны паралич и деградация самой демократической  политической системы. Реальный опыт преобразований в Восточной Европе не оставил сомнений в том, что «введение сверху институтов демократии и правового государства, создание или поддержка западными фондами и международными гражданскими организациями институтов гражданского общества отнюдь не означает, что в странах региона сразу же воцарилась демократия, верховенство закона, гражданская активность людей. 

Действительно, в посткоммунистических странах существовали и существуют серьезные препятствия на пути формирования институтов реального гражданского общества. С одной стороны, в большинстве  этих государств и до установления коммунистических режимов присутствовали лишь элементы гражданского общества, весьма далекие от его зрелых форм. С другой стороны, в посткоммунистических «обществах транзита» не оформились еще до конца массовые групповые  интересы, составляющие базовое основание  гражданских отношений. Отсутствие таких четко структурированных  массовых интересов, следовательно, и  ясно выраженной социальной идентификации  каждого индивида препятствует формированию гражданских объединений и эффективным  групповым действиям. Институциональная  модернизация государства здесь  значительно опередила модернизацию общества. В результате «интересы  “верхов”, элит осознаны и представлены в гораздо большей степени, чем интересы основной массы населения.  

В нашей стране на критически низком уровне находится способность граждан к автономному и эффективному взаимодействию во имя достижения общих целей. 

Граждане добровольно  подчиняются решениям государственных  институтов, когда считают их действия справедливыми. Гарантией принятия этих решений как справедливых является наличие работоспособных промежуточных  звеньев между гражданами и государством — институтов гражданского общества, а не просто факт выборности власти. Только при этих условиях критерии справедливости официальной власти могут быть увязаны с критериями справедливости, принятыми в повседневной жизни большинством граждан. Поэтому  посредничество институтов гражданского общества между гражданами и государством обеспечивает не только «трансляцию» неформальных норм на уровень норм официального права, но и их универсализацию, то есть принятие их как справедливых членами общества. 

Американские исследователи  отнесли к числу условий, которые, по мнению Н. Бормео и Ф. Норда, способствуют развитию и воспроизводству жизнеспособного гражданского общества: а) проявление терпимости и стремление к компромиссу, прежде всего со стороны властных политических элит; б) четкую развитую система взаимодействия с другими сегментами политического устройства. Особо исследователи отмечают «способность парламента устанавливать связи с гражданским обществом.

Однако сильного и активного  гражданского общества недостаточно для  успеха демократических преобразований, поскольку, выражая и отстаивая  интересы граждан, защищая их права, сами институты гражданского общества не могут удовлетворить значительную часть массовых потребностей. Это  может сделать только сильное  и эффективное государство.  

Не случайно тот же М. Говард особо оговаривает, что слабость гражданского общества не обязательно кореллирует со слабой, нестабильной демократией, на это обстоятельство указывают и многие другие исследователи (Г. И. Ванштейн, Л. Генри, Я. Кубик, С. А. Грин, М. Леви, Ш. Берман и др.). В то же время, хотя нормальное функционирование демократии возможно и при низком уровне гражданской вовлеченности, большинство аналитиков  согласны с тем, что качественный рост этого показателя создает серьезный «запас прочности» для «новых» демократий. Нельзя идеализировать гражданское общество, отождествлять его с «хорошим обществом», поскольку гражданское общество таково, каковы его граждане.

Один из предлагаемых западными исследователями способов решения  проблемы формирования институтов гражданского общества — «согласованные, целенаправленные образовательные и иные кампании, проводимые демократически настроенными элитами, желательно при поддержке государства». Значительную роль политических элит в формировании гражданского общества подчеркивает и Самюэль А. Грин, который пишет, что «именно элиты в огромной степени определяют требования к обществу, и они же решают, нужна ли им опора на массовую поддержку и как именно они намерены ее создавать. Гражданское общество, в свою очередь, формируется в ответ на эти конкретные решения, а не по некоему нормативному образцу или в погоне за универсальными ценностями. Логично предположить, что гражданское общество будет защищать права человека там и тогда, где и когда оно видит реальную угрозу этим правам. Ожидать иной модели поведения и укорять гражданское общество в том, что оно не соответствует нормативным ожиданиям, контпродуктивно» Он же призывает исследователей искать в посткоммунистических странах «функциональные эквиваленты» западных институтов гражданского общества, которые здесь осуществляют функцию мобилизации, поскольку, по его мнению, есть потенциальная возможность того, «что эта мобилизация в конечном итоге станет механизмом контроля над политической элитой». 

На сегодняшний день логическим завершением усилий по строительству  гражданского общества в России «сверху» стала инициатива президента В. В. Путина по созданию Общественной палаты. По процедуре  формирования и декларированным  полномочиям появившаяся «на  свет» в январе 2006 г. «Общественная  палата РФ» напоминает «Экономический и социальный совет Франции», который  призван обеспечивать связь между  заинтересованными группами гражданского общества и органами государственной  власти, что и позволяет ему  регулировать поток возникающих  в обществе как частных групповых интересов, так и потребностей общественного характера и разрешать возникающие конфликты. Иначе говоря, группы интересов, как отмечает С. П. Перегудов, интегрированы в процесс государственного управления и выступают как «удлиненная рука государства». 

Однако Общественная палата сформирована не по корпоративному принципу и уже поэтому вряд ли сможет эффективно выполнять те функции, которые выполняет «Экономический и социальный совет». По замыслу создателей «палаты», она представляет собой более сложный многоцелевой проект. «Это и новый механизм прямой и обратной связи между властью и обществом; и некий демократический декорум, призванный в какой-то мере компенсировать демонтаж или ослабление ряда демократических институтов; и попытка строительства очередной “вертикали” на сей организующей гражданское общество, и многое другое … Новую, избираемую исключительно по пропорциональной системе Госдуму можно считать в общей логике политической реформы — палатой для крупных партий, а Общественную палату рассматривать как орган представительства непартийных  общественных структур», — отмечает, в частности, Н. Петров.

Автор отмечает недостатки у данного проекта. Прежде всего это неконституционный субститут, созданный исключительно по инициативе президента В. В. Путина и призванный обращать внимание властей на то, чем общество недовольно. При этом, как показывает уже имеющаяся практика работы Общественной палаты, власть пока не считает себя обязанной всегда реагировать на ее рекомендации и советы. Может ли Общественная палата сыграть позитивную роль в формировании гражданского общества в России, несмотря на отмеченные и не отмеченные ограничения? Безусловно, да. Однако согласимся с оговорками, сформулированными Н. Петровым: а) не надо ждать от нее слишком многого: ОП не должна быть главным и тем более единственным механизмом взаимодействия  власти и общества; б) обществу следует активнее работать с ОП, доводить свои интересы до власти через ОП, поставить ОП себе на службу».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение.

Несомненно, что гражданское  общество в России находится в  начале становления. Идеализированное представление о том, как оно  должно развиваться, во многом почерпнутое  из исторического опыта стран  Запада, пока далеко от нашей реальности. Не до конца создана нормативно-правовая база, которая бы обеспечивала условия  для полного развития гражданской  инициативы; здесь есть значительное поле законодательной деятельности для Государственной Думы. Пока не преодолено взаимное недоверие структур «третьего сектора» и государственной  администрации и потому крайне слабо  воздействие институтов гражданского общества на принятие властных решений. Пока далеко до осознания политической элитой необходимости механизмов эффективного контроля над деятельностью чиновничества  «снизу». Пока далеко и до осознания  активистами НКО необходимости  открытости и ответственности в их деятельности и поиска компромисса во взаимодействиях со структурами государства…