Федерализм и национальный вопрос в России

Содержание

Введение 3

Федерализм и национальный вопрос в России 4

Заключение 12

Список литературы 13

Введение

Россия находится в одной  из наиболее потенциально этноконфликтных частей планеты: на ее территории взаимодействуют культуры и цивилизации различного типа, находящиеся в пределах своих исторических ареалов; на территории страны, в пределах своей исторической родины, проживают народы, имеющие центры культурно-цивилизационного притяжения за пределами России. Все это создает сложную систему этно-культурно-цивилизационного взаимодействия на евразийском пространстве, а некоторые регионы страны, такие, как Северный Кавказ, в силу своего геополитического значения на протяжении столетий являются объектом, за обладание которым или влияние на который ведется скрытая и открытая борьба.

В силу целого ряда особенностей —  обширная территория, многонациональный состав населения, неравномерность экономического, социального и культурного развития регионов — федеративное устройство представляется для России оптимальным. Неслучайно принцип федеративного устройства государства формально был провозглашен и закреплен в конституции РСФСР уже с начала 1918 г., а с 1922 г. и в конституции СССР.

Советский федерализм возник и развивался не как модель демократизации страны, а как способ решения национального вопроса. При этом если субъектами СССР были национальные союзные республики, то РСФСР ни в одной из конституций так и не определила своих субъектов. Не имея субъектов федерации, РСФСР практически сохраняла все признаки унитарного государства. Несмотря на это, федералистская идея прочно утвердилась в ряду тех общественно-политических идеалов, которые стали разделяться подавляющим большинством рядовых граждан и политической элиты страны¹.

Итак, целью данной работы является изучение такого соотношения, как федерализм и национальный вопрос в России.

Федерализм  и национальный вопрос в России

Полиэтнический характер Российского  государства в сочетании с традициями имперского прошлого и соответствующим отсутствием традиций федерализма делает интригующим вопрос о способе «вертикального» разделения власти в Российской Федерации. Проще — речь идет о национальной политике и состоянии межэтнических отношений в Российском государстве, переживающем болезненный переход к неопределенному будущему. Еще проще обращаться к повседневной монотонности индивидуального и коллективного существования — большинство российских (да и советских) граждан даже в начале августа 1991 г. не могли представить столь внезапного краха «союза нерушимого», «схлопнувшегося» как карточный домик. Учитывая, что большинство людей предсказаний подобного исхода главную причину связывали с национальными противоречиями внутри советской империи, что сегодня может препятствовать постановке вопроса о будущем России как полиэтнического государства? Распад Советского Союза больно ударил по судьбам миллионов простых людей, кардинальным образом изменил — чаще всего в худшую сторону — их уровень и качество жизни, геополитическое положение их государств, возникших на обломках империи.

Речь идет не о возможности и  желательности сохранения прежнего общественного строя, изжившего  себя, — только лишь о недопустимости прежних ошибок и деструктивных последствий обострения межэтнических конфликтов, восстановления авторитарной унитарности государства в современной России. Тем более что, как показывают результаты социологических исследований, угрозы распространения ксенофобии и этнического экстремизма, конфессиональной и расовой розни в нашем обществе не ослабели, а разрешение конфликта в Чечне имеет, как минимум, весьма отдаленную перспективу².

Отечественные исследователи предлагают различные модели и сценарии развития федерализма и национальной политики государства. Ввиду чрезвычайной сложности  проблемы ни один из них не получает безусловного признания, все они  так или иначе критикуются  по правовым, политическим и социокультурным  основаниям. Дискуссии не утихают, умножая  количество точек зрения, оттачивая  аргументацию и привлекая все  новые соображения обществоведов  различного профиля. Характер споров порой  вызывает в памяти известную шутку о встрече двух юристов и появлении трех точек зрения. В этой ситуации может быть небесполезным обращение к методологическому осмыслению существующих расхождений и теоретических альтернатив, определение социально-философских, аксиологических принципов подхода к решению поставленных проблем.

Целостность и стабильность любой  федерации во взаимоотношениях с  ее составными частями — факт, определяемый прежде всего содержательно, политически и социокультурно, хотя и нельзя отбрасывать позитивную или негативную роль конституционно-правовых норм, их самостоятельное значение. Кризис российского федерализма неотделим от общего кризисного состояния российского социума, являясь и его моментом, и результатом, и одной из причин. В этом смысле проблемы федерализма — составная часть более общей и глубокой проблемы укрепления государственности в целом, создания власти, легитимной морально и социально, имеющей внятную программу действий, четкие духовно-нравственные ориентиры, преследующей цели общего блага.

До тех пор, пока ценности права, свободы личности и общественных ассоциаций и союзов не станут доминирующими  в обществе и сознании политических элит, противоречия федеральной и региональной властей не будут выходить за рамки неофеодального спора между сюзереном и его вассалами, который, правда, сегодня начинает решаться в пользу суверена укреплением пресловутой «вертикали власти», сопряженным с введением института полпредов и федеральных округов, отменой выборности президентов республик и глав областных (краевых) администраций. Содержанием же этой борьбы по сей день преимущественно является перераспределение между федеральной, региональной и местной властями государственной собственности, оставляющее в стороне вопросы эффективности ее использования и развития частнособственнической инициативы. Как отмечает А. Б. Габоев, «чиновничий произвол, беззаконие, безнаказанность отдельных должностных лиц на Северном Кавказе особенно очевидны... приходится констатировать, что и МВД, и прокуратуры, и суды во многих субъектах СевероКавказского региона не всегда защищают права человека, а иногда даже служат криминальному миру»³.

Не случайно в некоторых источниках российский федерализм определяется в  качестве «фиктивного», «имитационного» и т. д. Так, Н. М. Добрынин называет его «фантомным», подразумевая «такое состояние государственных и правовых институтов, при котором зафиксированная в нормах права конструкция федеративных отношений значительно отличается от реально сложившейся и существует системный разрыв между декларированным и действительным состоянием государственной системы»⁴. Правда, трудно согласиться с выведением «фантомности», да еще в качестве основного признака, из асимметрии федеративного устройства — политического, правового и экономического неравенства⁵. Федеративное государство, как свидетельствует мировой опыт, может быть и асимметричным, и при этом вполне реальной, т. е., жизнеспособной и динамично развивающейся системой. «Фантомность» же нашей Федерации — прямое порождение и продолжение главного качества российской политико-правовой системы, определяемого как «мнимый конституционализм». Суть этого феномена — в радикальном противоречии между политикой и правом, возникающем достаточно часто при переходе от традиционного общества к модернизации. Он представляет собой гибрид новых конституционных и политических норм, ценностей, институтов и прежнего политического класса, использующего конституцию не как средство социального контроля и управления, но как способ легитимации собственной власти по образцам развитых демократий. Такой политико-правовой «мутант» нацелен на стабилизацию общества в интересах политического режима, и именно из него следует выводить декларативность всей институционально-нормативной системы общества при сохранении авторитаризма и бюрократизма, прорастание тенденций монополизации власти и свертывания начатых реформ. Политическая система принятия решений, основанная на принудительном и централизованном распределении ресурсов любого рода в интересах узкой группы обладателей власти и аппарата принуждения — чиновников, принципиально несовместима с целями гражданского общества. Реально гражданское общество в России подмято как федеральными, так и региональными политическими элитами, точнее, учитывая их состав, — чиновничьей бюрократией.

Под современным гражданским обществом  подразумевают систему добровольных самоуправляющихся объединений людей, обладающих основными, признаваемыми в качестве естественных и неотъемлемых, правами и свободами⁶. В соответствии с так понимаемой природой гражданского общества должны организовываться взаимоотношения между народами в государстве со сложным полиэтническим составом. Стабильность гражданского общества и его поступательное движение в значительной степени зависят от возможностей для самореализации и удовлетворения своих интересов различными социальными группами и общностями, в том числе и этническими. Опора на ценности гражданского общества с необходимостью влечет превращение государства в инструмент общественного согласия и компромисса, создания определенного баланса индивидуальных и групповых интересов, в средство достижения социального партнерства и гражданского мира. Именно на этом пути воплощается в жизнь единство сильного государства и правовой гарантированности статуса личности как свободного и автономного индивида.

В самом общем виде решение проблем  федерализма сопряжено с укреплением  института частной собственности  и рыночных механизмов гражданского общества, независимостью средств массовой информации, идеологическим и политическим плюрализмом, словом, движением по пути свободы. Движение к этой цели по необходимости не может не быть длительным, поэтапным, определяемым политической повесткой дня, закреплением достигнутого уровня межэтнического согласия и толерантности граждан, культурного плюрализма и освоения общечеловеческих ценностей. Объективно собственной природе федерализма присуще противоречие между центростремительными и центробежными тенденциями, подобное объективности противоречий между трудом и капиталом, управляющими и управляемыми. Все они присущи системе общественных отношений, создаваемых человеческой деятельностью, следовательно, и понимать их содержание, и разрешать их противоречия необходимо с учетом интересов, чувств и ценностей, определяющих эту деятельность. В этом плане жизнь федеративного государства представляет процесс постоянного согласования несовпадающих интересов различных социальных групп, в том числе этнических и территориальных⁷.

Во многих источниках, обращающихся к истокам противоречий российского  федерализма, его шаткому, неустойчивому состоянию, все зачастую сводится к пресловутому «параду суверенитетов», злой воле этнических элит, преследующих свои властные амбиции. Между тем сепаратизм в России — и этнический, и региональный — закономерность модернизационных циклов, вызываемая распадом государства, ростом дезорганизации и конфликтом составных частей государства, особенно когда оно громадно по размеру и количеству народов, составляющих его население.

Начиная с 70-х годов прошлого века этнологи фиксируют так называемый «этнический взрыв». Явившись закономерным ответом процессам глобализации и интернационализации общественных отношений на планете, он характеризует стремление этносов и этнических групп к обретению большей политической самостоятельности, в пределе — собственной государственности, как минимум — устранение этнической дискриминации. Угроза потери культурной самобытности в результате ассимиляции или вымирания вызывает реакцию своеобразного коллективного этнического инстинкта самосохранения. В частности, по одной из оценок, стремление Абхазии сохранить государственную независимость объясняется именно угрозой ассимиляции абхазского этноса. Отмена в 1989 г. автономии албанцев в Косово привела к радикализации их борьбы за более высокий политико-правовой статус. Беглый взгляд на политическую карту мира дает массу свидетельств против упрощенных представлений о природе, причинах и движущих силах этнических конфликтов.

Либерализация политического режима, начавшаяся вместе с перестройкой, обнаружила изрядное разномыслие в обществе прежнего «морально-политического единства», спектр самых разнообразных мировоззренческо-идеологических ориентаций. Стоит ли удивляться вспышкам чувств и эмоций, окрашенных этнически, по поводу ущемленного достоинства, дискриминации? Идеи демократии, равенства, естественных прав и свобод, сопряженные с правом народов на самоопределение, в контексте прежнего «ранжирования» народов в иерархии форм политической самостоятельности закономерно вызвали подъем этнического самосознания «второсортных» и «третьесортных» народов.

Созданные в советское время  формы политической и культурной автономии для многих народов  бывшей Российской империи оказали, особенно в первые десятилетия, ускоряющее воздействие на их социально-экономическое, политическое и культурное развитие. Этносы-народности перерастали в этнонации. Они укрепляли свое самосознание вопреки ограничениям «сверху» и потенциал противодействия против наднациональной диктатуры партийно-государственной бюрократии. Другое дело, что «карту национального государства» в условиях перестройки и кризиса союзного государства с успехом разыгрывали номенклатурные элиты республик и автономий, в том числе «активируя» претензии, действительные или мнимые, и к союзной бюрократии, и к другим народам. В борьбе посулов «суверенитета» Б. Ельцин одержал победу над М. Горбачевым, олицетворяя демократическое движение и ценности свободы, равноправия и справедливости. Принцип права народов на самоопределение активно использовался в борьбе за политическую власть с союзным «имперским» руководством, у нынешней политической «элиты» он явно не популярен. В этом плане цена демократизма и патриотизма нынешних федеральных и региональных политических лидеров примерно та же, что их недавняя преданность идеалам развитого социализма и интернационализма⁸.

Но проблемы межэтнических отношений, в том числе русского этноса с  другими народами — на бытовом, повседневном уровне, все равно остаются, в связи с появлением русских националистов даже обостряются, особенно в условиях затяжного кризиса либерально-демократической оппозиции и роста социального неравенства в обществе.

Негативное влияние прошлого может  быть понято в рамках концепции «внутреннего колониализма», объясняющей межэтнические процессы в развивающихся странах, к которым многими чертами сегодня относится и Россия. Речь идет о ситуации, при которой прежнее расширение Российской империи, освоение новых территорий благодаря численному, военному и техническому превосходству русского этноса сопровождалось навязыванием его культурных ценностей, норм и моделей поведения аборигенному населению. Привилегированное положение русских закреплялось не только военной силой, но и системой стереотипов (расовых, языковых, религиозных и т. п.), оправдывающих это превосходство. Колонизация вообще происходит в различных формах — от почти полного истребления местного населения до ненасильственного присоединения по просьбе государства, спасающегося от угрозы жестокого порабощения. Помнить подобные вещи нужно хотя бы из-за спекуляций по поводу исключительно гуманного отношения в Российской империи к «добровольно» присоединяющимся народам, прямо или косвенно противопоставляемого иным — варварским вариантам геноцида. Далее возникает тема конфликта этноцентристских стереотипов, которая требует самостоятельного осмысления. Но, когда она выплескивается в СМИ и становится «разменной монетой» в политической полемике, то, как правило, обостряет межэтнические отношения⁹.