Преподавание химии в контексте антропологического подхода ( на примере раздела "Неорганическая химия")

С православной же позиции идея равенства есть посыл ложный, ибо установка на «отстаивание индивидуальности» заменяет установку заботы и доминанты на другого, установка потребления заменяет установку даяния. Это приводит, с одной стороны, к девиантизации и инфантилизации общества, которая понимается как утеря роста ответственности, а значит взросления, и, с другой стороны, к замене понятных установок любви, дружбы, заботы и уважения лукавыми установками толерантности и лояльности. Православное мировоззрение верит в то, что человеческая природа нарушена. Говорить об изначальной природной доброте и порядочности для нарушенной природы не приходится, ибо эта «поврежденность человека настолько сильна, что носит наследственный характер». Поскольку человеческая природа больна и греховна, то все люди изначально неравны и неодинаковы, ибо все здоровые люди – одинаковы, а каждый больной – болен по-своему. На соревнованиях по штанге спортсменов делят по весовым категориям (ввиду неодинаковости их возможностей поднятия тяжестей) и в этом есть спортивная справедливость, так же и в православной стратегии для исцеления одних нужен «санаторий», а для других – «хирургическое вмешательство». Одним для исцеления или исправления необходимо поощрение и поддержка, иным – наказание и порицание. Православная стратегия к наказаниям относится иначе, чем гуманистическая стратегия, породившая идею свободного воспитания. «Наказание – это воспитательное средство, которое помогает ребенку удержаться от дурного». Соответственно православное понимание педагогической справедливости иное: справедливость – это разное отношение к разным людям.

Гуманистическая и советская  стратегии, веря в изначальное равенство  и полноценность людей, ведут  их к индивидуальности (непохожести) и в этом видят одну из своих  целей. Православие ведет своих изначально различных в своей неполноценности и болезненности (и поэтому «человек» гордо не звучит) чад к единству во Христе, к похожести на Христа. И в этом есть цель и евангельский путь православного образования. Первые две стратегии – это путь от равенства (одинаковости) к непохожести (индивидуальности), третья – это путь от неодинаковости (как признака неполноценности) к единству, целостности и полноте во Христе. Это стремление делает людей схожими между собой в праведности и святости, так как происходит их приближение к Образу Божию. Восстановление полноты есть изживание ущербности, проявляемой в грехе и страстях. Ущербность есть небытие, есть нехватка полноты, есть разрыв целостности, а ущербность, как правило, у каждого своя. И поэтому несхожесть людей в отсутствии полноты (в грехах, в пороках) есть знак удаленности от Образа Божия. Но такая несхожесть не имеет ничего общего с истинным пониманием индивидуальности. «Индивидуализация душевной жизни есть кардинальная и глубочайшая инверсия индивидуального духа, пристрастное и неустанное рассекречивание собственной самости, которая зачастую складывалась не на воле, а по неведению самого человека. В свете высших смыслов и высших ценностей (убеждений, верований, жизненных принципов) любой фрагмент своей самости, любая душевная способность проходят испытание на подлинность, истинность и неотторжимость их в составе истинного, внутреннего «Я» человека. В этом – суть, смысл, ценность и назначение человеческой индивидульности».

Возвращаясь к странной аналогии академика А.В. Петровского  можно сказать, что все исправные, нормально функционирующие индукционные катушки одинаковы по признаку полноценности и неиспорченности, а неисправные (испорченные) – различны ввиду многообразия возможных поломок. С православной точки зрения принципиальное различие стратегий заключается в том, что «больной человек ищет здоровья, а здоровый (или мнящий себя таковым) ищет наслаждений».

Образовательная тактика  и образовательный идеал. Различие изначальных аксиоматических установок  на природу человека и образовательных  целей порождают разные образовательные тактики. Под тактикой мы понимаем совокупность средств достижения намеченной цели. Так, советская педагогика сосредотачивает педагогические средства на формировании человека путем прямого внешнего воздействия или путем косвенного воздействия через «рукотворное» пространство человеческой культуры. Гуманистическая педагогика направляет педагогические усилия не на растущего (становящегося) человека, а на условия (развивающая среда, ситуация выбора, договорные отношения), в которых он растет. Православная же педагогика направляет свои средства на взращивание всего доброго в человеке и изживание всего злого и дурного, что есть в нем. Очевидно, что совместить подобные тактики невозможно.

У каждой из педагогик  есть свой образовательный идеал, свое понимание того, каким должен стать человек. И здесь мы согласимся с Э.В. Ильенковым в том, «идеал – это представление об итоговом совершенстве человеческого рода». В советской педагогике – это «всесторонне развитая гармоничная личность». Вот только, сколько этих «всех сторон» у личности договориться, видимо, не успели – эпоха закончилась. В либерально-гуманистической педагогике – это «свободная, успешная, конкурентоспособная индивидуальность», а сама педагогика определяется как «деятельность, способствующая становлению свободной индивидуальности». В Православии этим образец и Образ – Иисус Христос. «Сущность христианства состоит в Богочеловечестве, в обожении (теозис) человека, что и есть его спасение. Иисус Христос есть истинный Бог и истинный человек». А уж какой из этих идеалов конкретнее и понятнее: «всесторонняя личность», «свободная индивидуальность» или Евангельский Образ Христа, детально изображенный в Священном Писании, судить не беремся по причине очевидности. Апостол Павел определяет ясно и недвусмысленно: «В Нем обитает вся полнота (πλήρωμα) Божества телесно».

Общественный идеал  и тип регуляции общественных отношений. Для различных мировоззренческих  установок будет различным и  общественный идеал. Под этим понятием мы понимаем оптимальное устройство социальных отношений. А создание оптимальной системы отношений будут педагогически целесообразным для любой стратегии. Принципиальное различие устройства социальных отношений в разных стратегиях будет заключаться в различном соотношении между «я» и «мы», между «личным» и «общественным».

Очевидно, что в советской  педагогической стратегии «мы» стоит  над «я» («Раньше думай о Родине, а потом о себе»), а в гуманистической, наоборот, «я» над «мы». В православном мировоззрении установлено антиномическое равновесие или баланс между «я» и «мы» («Спасись сам и вокруг тебя спасутся другие»). Эти различия общественных идеалов блестяще сформулировал С.Л. Франк в книге «Духовные основы общества». Мечта советской педагогики – здоровый коллективизм, в котором происходит формирование или «переплавка» человека. Основой отношений между людьми являются принятые в этом коллективе законы, устав, регламент, причем они являются первичным (но внешним) регулятором этих отношений. Ключевые слова коллективистской педагогики, характеризующие педагогические отношения – это «товарищ» и «регламент».

В гуманистической педагогике «ребенок и педагог (взрослый вообще) являются равноправными (часть первая «Онтологическая природа общества»). Носителями договорного содержания образования, они сообща и одновременно на основе своих субъективных позиций выстраивают общее образовательное пространство, и характер их взаимоотношений всегда носит субъект – субъектный характер». Ключевые слова гуманистической педагогики «партнер» и «договор» увязаны в принцип: «ребенок сам выбирает себе партнера по договору, тем самым он берет на себя ответственность не нарушать принятых при совместном обсуждении договоренностей». Педагогами с гуманистической позицией договор воспринимается как фактор доверия: «В образовательном договоре педагог избирается в качестве доверенного лица».

С точки зрения православной стратегии и регламент, и договор  есть различные формы внешнего регулирования отношений между людьми, если в этих отношениях отсутствует внутренний регулятор – доверие и любовь. В первых двух стратегиях, для которых коллективизм и партнерство являются образцами социального устройства, первичными основаниями регуляции педагогических отношений являются регламентации и договоренности. ключевыми словами христианской православной стратегии являются «брат», «любовь» и «доверие». При этом «братство снимает оппозицию дивидуализм – коллективизм» или, как мы выше ее обозначили, партнерство («я» над «мы») – коллективизм («мы» над «я»). Это реализуется через основной педагогический механизм – послушание, который вместо гуманистического равенства воплощается в принципе иерархичности, суть которого состоит в том, что младший слушается старшего, а старший несет ответственность за младшего. Равноправное партнерство рано или поздно неизбежно приводит к нарушению пятой заповеди, а непочитание старших определяется как хамство. Социальным педагогическим идеалом православной стратегии является соборность, которую С.Л. Франк определяет как «органически неразрывное единство «я» и «ты», вырастающее из первичного единства «мы». Целое не только неразрывно объединяет части, но налично в каждой из своих частей. Поэтому эти две инстанции, единство целого и самостоятельность каждой из его частей, не конкурируют здесь между собой, не стесняют и не ограничивают одна другую».

Справедливости  ради заметим, что между советской  и православной стратегиями есть сходство в том, что условием нормального  существования человека в обществе является необходимость даяния другому. Это сходство не является сходством православия с тоталитаризмом. Скорее, указанная черта советской стратегии есть следствие того, что она развивалась на исторической почве, в течение многих веков возделанной православием. Данная черта советской идеологии выделяет ее из прочих идеологий, признанных тоталитарными. Правда, в советской и православной стратегиях это выражено в разных формулах. Так, советская педагогика утверждает, что человек «растет» там, где «производит результат, всех других волнующий, всех других касающийся». В православии это выражено более кратко: «Мое есть то, что я отдаю другим» Либерально – гуманистическая стратегия пользы даяния не отвергает, но во главу угла все же ставит потребление.

Совершенно очевидно, что названные образовательные  стратегии взаимно исключают друг друга, несмотря на некоторые совпадения по отдельным позициям. Например, если смотреть с советской позиции на остальные две стратегии, то одна из них «буржуазна», другая – «опиум для народа». С православной позиции, две другие являются антихристианскими. С либеральной позиции – одна тоталитарна, другая – архаична. И объединение позиций (а любое объединение возможно только на общем) без утери существенного и основополагающего невозможно.

Различные геометрии (Евклида, Н.И. Лобачевского, Г. Ф. Римана) построены на различных системах аксиом. Как известно, аксиомы принимаются на веру, а у каждого математика она своя. У каждого педагога своя педагогическая аксиоматика во взгляде на природу человека, а, следовательно, и в понимании образовательных целей, и во взглядах на справедливость и соревновательность. Поэтому и ученому – математику, и ученому – педагогу прежде чем доказывать теоремы и строить теории, необходимо указывать аксиоматику, в которой происходят эти построения, иначе получается либо нечестно, либо непонятно.

ГЛАВА II. ОПЫТ РЕАЛИЗАЦИИ ПРЕПОДАВАНИЯ СОВРЕМЕННОГО УЧИТЕЛЯ ХИМИИ В КОНТЕКСТЕ АНТРОПЛОГИЧЕСКОГО ПОДХОДА

2.1 ВОСПИТАНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО  В ЧЕЛОВЕКЕ – МИССИЯ СОВРЕМЕННОГО  УЧИТЕЛЯ

Не надо знать, когда и в каком порядке закончится революции в России. События развертываются медленно, слишком медленно дли одного поколения. Нельзя делать себе иллюзии предстоят еще сложные, ответственные и мучительные события, смысл которых будет состоять в том, что всероссийское крестьянство овладеет изнутри государственным и военным аппаратом страны, сбросит или отодвинет устроившийся у власти слой международных авантюристом и начнет строить новую национальную Россию. Возможно, что и  наших, старших поколений лишь немногие доживут до освобождении родины и лишь совсем немногие смогут принять участие в ее возрождении. Но именно это предвидение обязывает нас смотреть вперед и вдаль и готовить для новых русских поколений тот материал выводов и руководящих линий, который мы выстрадали и выносили за эти десятилетия и который поможет им справиться с их претрудноЛ задачей. Мы должны высказать и письменно (по возможности, и печатно!) закрепить в отчетливых и убедительных формулах то, чему нас научила история, чем нас умудрила наша патриотическая скорбь.

          Россия будет нуждаться в новом, предметном воспитании русского духовного характера; не просто в «образовании» (ныне обозначаемом в Советии пошлым и постылым словом «учеба»), ибо образование само по себе есть дело памяти, смекалки и практических умений в отрыве от духа, совести, веры и характера. Образование без воспитания не формирует человека, а разнуздывает и портит его, ибо оно дает в его распоряжение жизненно-выгодные возможности, технические умения, которыми он, - бездуховный, бессовестный, безверный и бесхарактерный, - и начинает злоупотреблять. Надо раз и навсегда установить и признать, что безграмотный, но добросовестный простолюдин есть лучший человек и лучший гражданин, чем бессовестный грамотей и что формальная «образованность» вне веры, чести и совести создает не национальную культуру, а разврат пошлой цивилизации.

Новой России предстоит выработать себе новую систему национального воспитания, и от верного разрешения этой задачи будет зависеть ее будущий исторический путь.

Русская интеллигентская идеология XIX века подожгла Россию, вызвала великий пожар и сама сгорела в его огне. Русский народ жив и будет восстанавливать свое государство на пепелище революции. Русская интеллигенция, кость от кости русского народа, дух от духа, любовь от его любви и гнев от его гнева, никогда не верила ни в какую "послепетровскую” пропасть, якобы отделившую от нашего народа, и ныне не верящая ни в какой «разрыв» между внутренней и зарубежной Россией, обязана осознавать причины нашего государственного крушения, найти его истоки в строении и укладе русской души, обрести и в самих себе эти больные уклоны и преодолеть их (все эти национальные заблуждения и соблазны, все это больное наследие уделов, татарщины, сословности, крепостничества, бунтов, заговорщичества, утопизма и интернационализма), - преодолеть и вступить на новый путь.

Россия  выйдет из того кризиса, в котором она находится, и нозродится к новому творчеству и новому расцвету - через сочетание и примирение трех основ, трех законов духа: свободы, любви и предметности. Вся современная культура сорвалась на том, что не сумела сочетать эти основы и блюсти эти законы. Она захотела быть культурою свободы и была права в этом, но она не сумела стать культурою сердца и культурою предметности, - и это запутало ее в противоречии и привело ее к великому кризису. Ибо бессердечная свобода стала свободой эгоизма и своекорыстия, свободой социальной жсплуатации, а это повело к классовой борьбе, к гражданским войнам и революциям. А беспредметная и противопредметная свобода - стала свободой беспринципности, разнуздания, безверия, «модернизма» (но всех его видах) и безбожия. Все это связано взаимно, все это есть единый процесс, приведший к великому кризису наших дней. Реакцией на это явился зажим бессердечной и беспредметной свободы в государственно-партийные, диктаториальные тиски - то коммунистические, то буржуазно-националистические. Этот бюрократически организующий зажим должен был бы, казалось, устранить известные антисоциальные проявления свободы, злоупотребления ею и водворить большую социальность при несвободе. На самом же деле несвобода (отрицательная функция) ему удается вполне, а большая социальность (положительная, творческая функция) - не удается ему: на место прежней свободной несоциальности водворяется новая несвободная антисоциальность и народ попадает в наихудшие и наитягчайшие условия жизни, известные в истории. Социализм и коммунизм отнимают у людей свободу и не дают им ни социальной справедливости, ни духовного творчества.