«Домострой» как основа семейного воспитания

Это образ идеального воина, вся жизнь которого проходит вне предеов женского, домашнего  пространства. Дом воина и пахаря – поле, а женщины – дом (хотя письменные источники часто рассказывают о крестьянках, вынужденных работать в поле и пахать наравне с мужчинами). Этот стереотип закрепляется с принятием христианства. Но в языческие времена княгиня обладала многими правами князя, могла иметь свою дружину. Летописные сказания о княгине Ольге (первой русской святой) повествуют о ее походах. Мстя за мужа и утверждая свои права на владение,- княгиня карала врагов огнем и мечом. Впрочем, Ольгу-христианку описывают уже иными красками, она - любящая, кроткая и разумная мать. Мудрость Ольги особенно подчеркивается летописцем. Образ Ольги двоится, христианский идеальный образ «кроткой жены» в нем встречается с образом деятельной и не слишком сентиментальной правительницы⁸.

Подобное «наложение»  двух образов характерно для древнерусской  культуры, что подтверждается и правовыми  источниками, в которых встречаются и вопросы раздела имущества между супругами («Устав князя Владимира») и соблюдения долговых обязательств, поскольку женщины часто выступали в роли безжалостных ростовщиц. Правовое положение женщин было достаточно устойчивым, поскольку уже в XI-XIII веках они имели право на владение и распоряжение имуществом, к которому позже добавилось и право владения и распоряжения недвижимостью (землей).

Законы оберегали женщин от физического  насилия (впрочем, встречаются статьи, предусматривающие наказания и  женщин за издевательство над мужьями). Среди русских святых немало женщин, которые прославились не только своей святой жизнью, но и активным социальным служением. И все же в древнерусской книжности встречается немало произведений, рисующих образ «злой жены», злоба и глупость которой служат медиатором злых сил. Это объясняется не только реалиями повседневной жизни, но и дохристианскими представлениями. Способность женщин к продолжению рода, а значит и связь их с древними могучими хтоническими силами, вызывала в народном сознании образы чародеек, колдуний, ведьм (и по сей день женщину злую и не очень приятную в обращении порой называют ведьмой, в то время как подобного мужчину никто не назовет «ведьмак»). Отсюда гиперболизация женской сексуальности, которая часто присутствует в фольклоре и в дидактической литературе, где активное сексуальное поведение рассматривается как признак языческого «габитуса», а также настороженное отношение к женщине как олицетворению плодородия, что также связано с национальной архаикой.

Исследователи русских обрядов  и ритуалов подтверждают тот факт, что рождение ребенка воспринималось как приход из иного мира (мира не-живых), и роженица выступала при этом в качестве ворот в иной мир, поэтому не только она считалась «нечистой» - «жена аще родить детя, не ясти с нею», но и помещение, где происходили роды. И не случайно именно во взглядах тех духовников, которые были еще не совсем свободны от языческих представлений («Вопрошание Кирика»), наиболее отчетливо прослеживается негативное отношение к женщине. Вопрос о роли христианской доктрины в формировании образа женщины достаточно сложен, ведь христианство задавало достаточно жесткие правила, и «хорош» был тот, кто их соблюдал. Но кажется маловероятным чтобы положение женщины в дохристианской Руси было лучше, образ варяжской по происхождению княгини Ольги скорее исключение (ведь она была правительницей страны).

Наиболее характерным памятником образования и воспитания Московской Руси для нас является «Домострой». Перекликаясь с некоторыми европейскими дидактическими наставлениями, «Домострой» гораздо жестче проводит идею повиновения (младших старшим, граждан государству), воспитания в постоянном «страхе Божьем», суровой, если не жестокой дисциплины («воспитывать во всяком наказании», «наказание от отца к сыну», «како чтити дети отцов своих»). К традиционным христианским запретам «не укради», «не прелюбодействуй» прибавлялись еще – «не насмехайся». Особое значение придавалось воспитанию таких добродетелей, как мужество, настойчивость, трудолюбие, бережливость. Исключительное место отводилось патриотическому воспитанию. В «Домострое», как и в более ранних письменных памятниках – «Пчела» (XIV–XV вв.), «Послание Геннадия» (1550), содержатся также многочисленные наставления общего характера («Копающий яму под ближним своим упадет в нее», «Всем угождать – зло», «Уча учи поступкам, а не словам»). Во второй половине XVII в. значительное распространение (все еще в рукописных списках) получило также «Гражданство обычаев детских», творческий перевод произведения о нравственном воспитании Эразма Роттердамского, сделанный, вероятно, Епифанием Славинецким. В сборнике «Благолепных обычаев детских» в 164 вопросах-ответах изложены правила поведения дома, в гостях и школе.

Летописные свидетельства не упоминают  ничего о выдающихся деяниях жен  её сына и внука, историки даже путаются в их именах, настолько незначительна  была роль этих женщин. Христианство же на Руси, как это убедительно доказывают отечественные и зарубежные исследования последних десятилетий, поднимало статус женщины и защищало ее не только её нравственное, но и физическое здоровье.

Вслед за божественными наставлениями  «Домострой» гласил: «…любите отца своего и мать свою и слушайтесь их, и повинуйтесь им божески во всем, и старость их чтите, и немощь их…»⁶. Такое отношение объяснялось превосходством родителей, давших ребенку жизнь, чем тот никогда не мог им ответить.

Почтение к родителям, составлявшее основу семейных отношений, нередко нарушалось. Дети чувствовали себя рабами с деспотичными родителями и переносили такое же отношение на своих сверстников из прислуги, с младенчества усваивая грубость, невежество и жестокость. Став старше, начинали пререкаться с родителями, и даже насмехаться над ними. Побывавший на Руси иностранец Яков Рейтенфельс так сообщал о воспитании и об отношениях в русских семьях: «…дети подрастают у них на полной свободе и распущенности… к школьным занятиям дети приступают поздно, так что нередко познают жену раньше, чем грамоту… Отцов они уважают весьма мало, матерей – едва ли уважают вообще»⁷. Чтобы защитить себя от вольностей младшего поколения, старшие неукоснительно требовали соблюдения древних традиций уважения к возрасту и старшинству. Этого добивались самыми различными способами. Недаром один из советов «Домостроя» рекомендовал хозяину дома в случае непослушания «пересчитать ребра» своим «чадам и домочадцам».

В семейном воспитании, в отличие  от появившегося позже школьного, дававшего прежде всего знания, делалась установка на воспитание души: «Следует оберегать душевную чистоту при отсутствии телесных страстей, имея походку кроткую, голос тихий, слово благочинно, пишу и питье не острые; при старших – молчание, перед мудрейшими – послушание, знатным – повиновение, к равным себе и младшим – искреннюю любовь; нечестивых, плотских, любострастных людей избегать, поменьше говорить да побольше смекать, не дерзить словами, не засиживаться в беседах, не бесчинствовать смехом, стыдливостью украшаться, с распутными бабами не якшаться, опустив очи долу, душу возносить горе, избегать прекословия, не стремиться к высокому сану и ничего не желать, кроме чести от всех»⁸. Эти слова из поучения почитаемого на Руси Василия Кесарийского⁹ были взяты автором «Домостроя» в основу воспитания и взаимоотношений родителей с детьми, так как, по мысли его составителя, нравственное начало непременно проявляется в поведении и образе жизни.

Одна из глав «Домостроя», написанная в виде Послания и словно подводящая итог всему сказанному, предназначалась сыну Сильвестра Анфиму. Нравственные принципы Послания были близки к нравоучительным идеям произведений XI–XII вв.: «Повинуйся … отцу духовному и любому священнику во всяком духовном наставлении»; «…нищих, и маломощных, и бедных, и страдающих, и странников приглашай в дом свой и, как можешь, накорми, напои и согрей, и милостыню давай от праведных своих трудов, ибо и в дому, и на рынке, и в пути очищаются тем все грехи»; «…не осуждай никого ни в чем», «…чего сам не любишь, того и другому не делай, и сохраняй чистоту телесную пуще всего…», «…от хмельного питья, Господа ради, откажись, ибо пьянство – болезнь, и все дурные поступки порождаются им»⁹. Эти строки невольно сопоставляются с «Поучением своим детям»

Владимира Мономаха: с XI до XVI в. мало что изменилось в воспитательных взглядах.

Какие же средства воспитания применялись  в средневековой русской семье? Из всех средств первое место занимало наказание, как рекомендовал «Домострой»: «…пройдись по ребрам его, пока он растет»; «…не жалей, младенца поря: если прутом посечешь его, не умрет, но здоровее будет, ибо ты, казня его тело, душу его избавляешь от смерти. Если дочь у тебя – и на нее направь свою строгость». На телесных наказаниях была построена вся средневековая педагогика, ставившая своей целью уничтожить в ребенке не только своеволие и упрямство, но и самостоятельность мышления и действия. С ранних лет человек чувствовал себя несвободным, преследуемым и принуждаемым. Была широко распространена идея неотвратимости наказания за любой проступок или осуждаемый недостаток. Старший обладал властью и обязывался в воспитании использовать розги, хомут, плетку, жезл, палку и т. п. До конца XVII в. допускалось даже убийство собственного ребенка, посягнувшего на жизнь и достоинство родителей, поскольку его жизнь не рассматривалась равноценной жизни взрослого человека. Особенно тяжелым оказывалось положение внебрачных детей, которых никто не защищал: ни государство, ни закон, ни общество.

Слово «наказать» в те времена имело не только негативное значение как мера физического воздействия за проступок. До XIV в. «наказати» означало также поучать, воспитывать. Действительно, помимо телесных наказаний в воспитательном арсенале родителей были также поучения и наставления, постоянные запреты и строгость, например, не рекомендовалось с ребенком играть, смеяться и даже улыбаться ему. Призыв избегать веселья и смеха во время игр с детьми отражал средневековые представления о смехе как греховном действии, порочащем душу человеческую. Все направлялось на то, чтобы держать детей в «страхе Божьем», «целомудрии и в чистоте телесной»¹⁰.

Огромную роль в воспитании играл  тогда и личный родительский пример. Недаром Сильвестр, наставляя сына, постоянно ссылался на то, как сам  он поступал: не грешил против церкви, помогал обездоленным, кормил голодных, освобождал людей из рабства, обучал грамоте и ремеслу¹¹.

Одна из родительских функций –  подготовка детей к взрослой жизни  – заключалась в постоянном привлечении  их к работе по дому. В соответствии с возрастом и потребностями семьи их учили «рукоделию», т. е. умению все делать своими руками. Рукоделом на Руси нередко называли ремесленника. По «Домострою» рекомендовалось отцу заниматься воспитанием и обучением сыновей, матери – дочерей. В семьях проявляли большую заинтересованность в сыновьях – работниках, продолжателях рода, хранителях семейного богатства. Мальчиков из знатных боярских семей в соответствии с родовыми привилегиями готовили к государевой службе. Но и с помощью дочери можно было решить семейные проблемы, удачно выдав ее замуж. Для этого следовало воспитывать дочь сообразно требованиям общества, сохранив ее целомудрие и девственность, собрав приличное приданое к свадебному торжеству: «Так дочь растет, страху Божьему и знаниям учится, а приданое ей все прибывает»¹². Если же родители не могли выдать дочь замуж, то постригали ее в монастырь, чтобы освободить семью от лишнего рта¹³.

Царские дети жили в окружении многочисленного  штата мамок и нянек. В первый год жизни ребенку для воспитания выделялась женщина дворянского происхождения, жена дворцового служителя. С пятилетнего возраста к царевичу приставляли боярина – главного воспитателя и учителя, которому в помощники давали окольничего или думного человека. Из боярских детей выбирали слуг и стольников, ровесников царевича. Из Посольских подьячих подбирали учителя, который обучал своего воспитанника разным языкам: латинскому, греческому, немецкому и другим. Читать он учился, как все дети, по букварю, изучал Часослов, Псалтырь и апостольские деяния. С семи лет его учили письму, с девяти – церковному пению. Так воспитывался будущий царь Алексей Михайлович, окруженный игрушками, книгами, музыкальными инструментами и военным оружием. По обычаю, до 15-летнего возраста царевича никто, кроме бояр, ближних людей и приставленных к нему слуг видеть не мог. В 15 лет его «объявляли народу» и тогда он открыто выходил вместе с отцом в церковь, участвовал в потехах, в Москву из разных уголков страны приезжали подданные, чтобы посмотреть на него.

Царевны любого возраста, как и маленькие царевичи, были укрыты от посторонних глаз. Они редко выходили из своих покоев, общаясь только с прислуживавшими им женщинами и девушками знатных боярских родов, ни один представитель мужского пола, кроме самого царя, не мог их видеть. Да и он редко заглядывал к ним и никогда не садился с ними за обеденный стол. Из царского дворца царевны выходили только в церковь или выезжали с царицей в монастыри. Когда они шли по улице, с обеих сторон от них несли суконные полотна. В храм в их присутствии допускались только бояре и ближние люди, но и при этом царевны стояли в специально завешенном тафтою притворе. Во время выездов их везли в закрытых колымагах или каптанах¹⁰. Так членов царской семьи оберегали от сглаза.

Относительной свободой пользовались царские дочери только в детстве, но повзрослев, готовились к однообразной и одинокой жизни во дворце или в монастыре. Выйти замуж они не могли, так как для них не было на Руси равнозначной пары, а брак с иноземцем считался невозможным в силу различия религий. Царевны пребывали в постоянных молитвах, вслед за царицей прося у Господа защиты царскому дому, помощи царю в его государственной заботе, здоровья всем членам царской семьи.

Заключение

«Домострой» – русский литературный памятник XVI в. представляет собой тщательно разработанный свод правил общественного, религиозного и в особенности семейно-бытового поведения. Предполагают, что «Домострой» возник в XV в. в среде богатого новгородского боярства и купечества. Автор его пользовался литературными источниками в виде сборников «слов» и поучений («Измарагд», «Златоуст», «Златая цепь» и др.). «Домострой» служил правящему классу нравственным кодексом. В середине XVI в. переработан приближённым молодого царя Ивана IV Васильевича протопопом Сильвестром, который заключил изложение «Домостроя» посланием к своему сыну Анфиму. Содержит ценные сведения о социальном укладе в Русском государстве, даёт подробное описание повседневной жизни родовитого боярства и купечества со множеством бытовых подробностей. Написан в большей своей части живым языком, местами украшен пословицами и поговорками.

«Домострой» состоит из трех частей: об отношении русского человека к  Церкви и царской власти; о внутрисемейном устроении; об организации и ведении  домашнего хозяйства.

«Царя бойся и служи ему верою, и всегда о нем Бога моли, – поучает «Домострой». – Аще земному царю правдою служиши и боишися е, тако научишися небесного Царя боятися...». Долг служения Богу есть одновременно и долг служения царю, олицетворяющему в себе православную государственность: «Царю... не тщится служить лжею и клеветою и лукавством... славы земной ни в чем не желай... зла за зло не воздавай, ни клеветы за клевету... согрешающих не осуждай, а вспомни свои грехи и о тех крепко пекися...». «А в котором либо празднике... да призывают священнический чин в дом свой... и молят за царя и великого князя (имярек), и за их благородные чада...».