«Домострой» как основа семейного воспитания

Содержание

Введение

Древнейший и первейший памятник русской истории (датируется примерно XV веком), так сказать, регулирующий семейные отношений - Домострой –  представляет собой тщательно разработанный  свод правил семейно-бытового поведения (наряду с общественным и религиозным). Четко регламентируя права и обязанности членов семейства, Домострой, в то же время, не являлся нормой, данной государством, а представлял собой накопленный опыт, обычаи многих поколений людей, выраженный в своеобразном законнике – власти принципиально в эти отношения не вмешивались, несмотря на нередкие жестокие правила жизни, обозначенные в нем (полная власть мужчины, отца). Ни о каком «равенстве субъектов правоотношений» еще очень долго и после Домостроя не могло идти речи.

Сегодня «Домострою» часто ставят в вину чрезмерную консервативность. То же самое, кстати, было и в XIX веке. А началось это со спора славянофилов и западников - тогда про документ впервые после многих лет вспомнили и стали серьезно изучать. По мнению западников, Домострой цементировал всеобщее рабство: и женщин, и детей, и самого главы семьи. Славянофилы считали, что на самом-то деле на Руси все было гораздо мягче и красивее, чем описано в Домострое. Ошибка же в том, что этот документ нельзя воспринимать вне исторического контекста, ведь менталитет средневекового человека был совсем иным, чем в XIX веке, и тем более чем сейчас.

Цель  данной работы – изучить Домострой  как основу семейного воспитания.

Задачи:

• изучить Домострой как памятник нравоучительной литературы;
• рассмотреть Домострой как основу семейного воспитания.

1. «Домострой» как памятник нравоучительной литературы

Домострой – анонимный памятник русской светской литературы позднего средневековья и раннего Нового времени, отразивший представление об идеальном хозяйстве, семейной жизни и этических нормах московского общества 15–16 вв., свод правил поведения зажиточного горожанина, которыми он должен был руководствоваться в повседневной жизни.

По мнению одних  исследователей (С.М.Соловьев, И.С.Некрасов, А.С. Орлов, в настоящее время Д.В.Колесов¹) текст Домостроя – результат длительного коллективного творчества, начатого еще в 15 в. в Новгородчине, самой демократической и социально свободной по тем временам территории Руси. По мнению других (Д.П.Голохвастов, А.В.Михайлов, А.И.Соболевский) авторство и составительская работа принадлежат протопопу Благовещенского монастыря в Москве, сподвижнику Ивана Грозного Сильвестру.

Домострой – памятник нравоучительной литературы, повествовательный элемент в нем подчинен назидательным целям поучения. Поучения «от отца к сыну» (известны на Руси с 11 в.), афористически выраженные нравственные сентенции учительных сборников (Поучение и наказание отцов духовных); разного рода средневековые «обиходники», которые определяли чин монастырского служения и порядок домашней жизни использованы составителем Домостроя для усиления доказательности и достижения беспрекословности исполнения, для чего автор ссылается на освященные традицией образцовые тексты Священного писания и отцов церкви. Исследователи обнаруживают среди источников Домостроя славяно-русские (Стослов Геннадия, поучения Иоанна Златоуста, вошедшие в состав сборников нравственного содержания типа Измарагда и Златой цепи) и западные (чешская Книга учения христианского, французский Парижский хозяин и др.) учительные сборники, чьи тексты восходили к древнейшим сочинениям (древнегреческого трактата Ксенофонта О хозяйстве 4 в. до н.э., Политики Аристотеля)².

64 главы свода житейских правил, объединенных в единую книгу Домострой, поделены на 3 части: О строении духовном (Как веровати), О строении мирском (Как царя чтити) и О строении домовном (Как жить с женами и с детьми и с домочадцами). В последней части немало «картинок с натуры» – городских рассказов простонародного типа, характерных для демократической среды больших городов, коим была в 16 в. Москва. Иерархия в отношениях между людьми, точное соблюдение определенных циклов в организации жизненных процессов, в частности, регламентация личных отношений человека с близкими ему людьми – все это легко выявляется при чтении Домостроя. Для истории повседневности Московии 16–17 вв. и исторической феминологии особое значение имеют разделы 29, 34 и 36, касающиеся воспитания детей (в том числе обучения девочек рукоделию, а мальчиков «мужским» домашним работам), определяющие порядок отношений с женой, «государыней Дома», как автор Домостроя именовал хозяйку. Самые известные и часто цитируемые рекомендации Домостроя («быти грозою для жены», строго наказывать детей и жену за провинности, вплоть до «сокрушения ребер», «плетью стегать по вине смотря») вынесены из поучений, переведенных на славянский язык задолго до создания этого литературного памятника и сохранялись в составе учительных церковных сборников³. Отсюда – архаическая форма выражения поучений и их нравственные мотивы, неприемлемые и осуждаемые сегодня (унижения женщины, суровой аскезы, жестоких форм воспитания детей). В оригинальных частях памятника, в том числе в твердо атрибутируемом «малом Домострое» (заключении к тексту, написанном в виде Посланием и наказанием от отца к сыну, возможно, к реальному лицу – сыну Сильвестра Анфиму) жесткость в отношениях между членами семьи не рекомендовалась. В них шла речь о том, «как Богу и мужу угодить», как блюсти честь рода и семьи, заботиться о семейном очаге, вести хозяйство. Судя по этой части Домостроя, женщины-московитки были настоящими домодержицами, руководившими заготовкой продуктов, приготовлением пищи, организовывавшими работу всех членов семьи и слуг (уборка, обеспечение водой и дровами, прядение, ткачество, пошив одежды и т.д.). Все члены домохозяйства, кроме хозяина, должны были помогать «государыне Дома», целиком подчиняясь ей⁴.

Жестокость отношений с женой  и детьми, предписываемая Домострою, не выходила за рамки морали позднего средневековья и мало отличалась от аналогичных назиданий западноевропейских памятников этого типа⁵. Однако в историю русской общественной мысли Домострой попал именно благодаря одиозным описаниям наказаний жены, поскольку неоднократно цитировался именно в этой части русскими разночинцами-публицистами 1860-х, а затем В.И.Лениным. Этим объясняется несправедливое забвение этого ценнейшего памятника вплоть до последней четверти 20 в. В настоящее время выражение «домостроевские нравы» сохранило четко выраженную отрицательную коннотацию⁶.

Как всякий популярный сборник текучего состава, Домострой может быть представлен как текст нескольких редакций. Первая редакция составлена в Новгороде в конце 15 в. Вторая – переработана выходцем из него протопопом Сильвестром, добавившим личное обращение к сыну Анфиму, которое также бытовало в самостоятельных списках. Третья редакция – контаминация двух основных. Домострой современен и стоит в одном ряду с такими памятниками как Стоглав, Великие Четьи-Минеи и др., превосходя их в выразительности и образности языка, щедро пропитанного фольклорными элементами (присловьями, поговорками).

Первые главы  «Домостроя» наставляют в том, «Как христианам веровать во Святую Троицу и Пречистую Богородицу, и в Крест Христов, и святым небесным бесплотным силам, и всем святым…» (гл. 2); «Как любить Бога всею душою и близких своих, и страх Божий иметь, и помнить о смертном часе» (гл. 4) и т.п.

Жизнь патриархальной русской семьи буквально сплеталась с жизнью Церкви: это и участие всех в церковных богослужениях, празднествах и таинствах; и благочестивые домашние обряды; и паломничества по святым местам.

В «Домострое»  можно было найти рекомендации, «Как святителей почитать, также и священников и монахов» (гл. 5); «Как посещать в монастырях и в больницах, и в темницах, и всякого в скорби» (гл. 6); «Как в Церкви мужу и жене молиться, чистоту хранить и никакого зла не творить» (гл. 13).

Не для нас  ли, сегодняшних, эти полутысячелетней давности наказы: «…милостыню, что просят, по силе своей возможности подавай, и вглядись в беду их и скорбь, и в нужды их, и, насколько возможно, им помогай, и всех, кто в скорби и бедности, и нуждающегося, и нищего не презирай…» (гл. 6);

«…в Церкви ни с кем не беседовать, стоять в молчании, слушать, не оглядываясь; ни к стене не прислоняться, ни к столбу…, не переступать с ноги на ногу...; не выходить до конца службы из Церкви, придти же к самому началу» (гл. 13).

В каждом доме красный  угол непременно предназначался для икон. Эти родовые, из поколения в поколение переходящие святыни символизировали духовную связь и преемственность отцов и детей. При часто случающихся тогда пожарах в первую очередь спасали именно их.

К благоговейному отношению к иконам призывал и «Домострой». Вот как следовало «…дом свой украсить святыми образами и в чистоте содержать»: «Каждый христианин должен в доме своем, во всех комнатах, развесить по старшинству святые образа, красиво их обрядив, и поставить светильники, в которых перед святыми образами зажигаются во время молебствия свечи, а после службы гасятся, закрываются занавеской чистоты ради и от пыли…; и всегда их следует обметать чистым крылышком и мягкою губкою их протирать… А к святым образам прикасаться лишь с чистой совестью…» (гл. 8).

Чистая совесть. Постоянно обращается «Домострой»  к этой нравственной категории, о  которой мы сегодня предпочитаем и не вспоминать, а если невзначай  и упомянем в разговоре, то уж непременно с насмешливым оттенком – как  о чем-то архаичном, вымершем и даже почти неприличном в наше время.

А ведь, действительно, какая малость: живи себе, человек, по чести, по совести, и тогда жизнь  вокруг тебя непременно преобразится. Жить же по совести учили с детства  – по Закону Божиему и «Домострою». С младых ногтей знал каждый русский человек тринадцать «не»: «не красть, не блудить, не лгать, не клеветать, не завидовать, не обижать, не наушничать, на чужое не посягать, не осуждать, не бражничать, не высмеивать, не помнить зла, ни на кого не гневаться» (гл. 21 «Наказ мужу и жене, и работникам, и детям, как подобает им жить»).

Да и следующие  рекомендации можно со всей определенностью  назвать жизненным кредо тогдашнего жителя России. «Тем, кто старше тебя, честь воздавай и кланяйся; средних  как братьев почитай; немощных и скорбных утешь любовью, а младших как детей возлюби – никакому созданию Божию не будь лиходеем. Славы земной ни в чем не желай;…всякую скорбь и притеснение с благодарностью претерпи; если обидят – не мсти, если хулят – молись; не воздавай злом за зло; согрешающих не осуждай, вспомни и о своих грехах...; отвергни советы злых людей; равняйся на живущих по правде, их деяния запиши в сердце своем и сам поступай так же».

2. «Домострой» как основа семейного воспитания

Слово «домострой» является словообразовательной калькой греческого слова «ойкономиа». В византийской традиции это слово имело сакральный смысл. Исследователи объясняют этот феномен тем, что в Византии в отличие от Запада снятие противоречий двух форм общественного сознания, а именно высшего богословско-мировоззренческого его уровня и практического, связанного с повседневной жизнью, происходило в форме сакрализации представлений, отражающих развитие социума, его структур повседневности. Поэтому там шло не разъединение двух уровней сознания, характеризующих средневековую дихотомию «мир небесный» и «мир земной», а их сближение, что повлияло на формирование структур повседневности. Поэтому рассуждая о храме и рынке, как об образах телесного и духовного, «верха» и «низа», необходимо помнить об этом. Думается, и в качестве модели здесь можно выбрать торговый город Новгород, что жесткого противопоставления этих структур не было. В Новгороде наибольшая концентрация церквей как раз на торговой стороне. Место торга просто покрыто ими. Объясняется это не только некими духовными причинами, но и мирскими. Каменную церковь в большинстве местностей мог построить лишь князь, и порой на огромный территории находилась только одна церковь. Новгородцы же были очень состоятельны, хотя свои богатства они порой наживали не самыми праведными путями (где торгом, а где и кистенем...). В то время, когда многие люди попадали в церковь (да и то не всегда) только трижды в жизни (крестясь, венчаясь и умирая), новгородцы могли посещать свою «уличную» церковь еженедельно. Но церкви в Новгороде служили не только для покаяния, в их мощных подклетах торговые люди хранили товары, так даже в пространстве одной церкви встречался храм и рынок.

«Ойкономия», согласно утвердившемся в русской мысли  конца XV века дефиниция философии Иоанна Дамаскина, является разделом философии. Дамаскин, разделив философию на теоретическую и практическую, к практической (др. рус. деятелное) отнес этику (др. русск. обычаиное), экономику (др.рус. домостроителное) и политику (др. рус. градное), связав их учением о добродетелях: «Деятелное же от добродетелихь бываеть. Обычаи бо украшаеть и, како подобаеть жительствовати, учить и, аще убо единому человеку узаконоположит се, глаголет се обычаиное, аще ли всему дому, глаголет се домостроительное, аще ли градовомь и странам, глаголет се градовное». Таким образом «домостроительное», занимая среднее положение между этикой и политикой, по сути является философией человеческой жизни, занятой поиском духовных оснований повседневности. Все повседневные акты, включая и физиологические, при этом ритуализируются, поскольку точное следование ритуалам (а это мог быть не только пост, но даже соколиная охота), приближает человека к основной цели его существования – духовно-телесному преображению и возвращению в «утерянный рай».

С точки зрения средневековой морали для мирянина супружество является вещью предпочтительной и даже обязательной, если этому  не препятствуют чрезвычайные обстоятельства. В этом средневековье вполне следует  античной традиции. «Домострой» Ксенофонта, «Государство» Платона, «Политика» и «Никомахова этика» Аристотеля, полны размышлений о супружестве в самом широком контексте.

В «Домострое»  рассматривается достаточно подробно вопрос о браке, о взаимоотношении  полов, который в средневековье  был сложным. Ведь различие полов воспринималось как то, что будучи связано с разделением мира на духовный и чувственный, роднит человека с животными, а потому является основным препятствием на пути обожения человека. Кроме того, именно женщина, первой вкусившая от древа познания добра и зла, и затем передавшая плод Адаму, рассматривалась как медиатор первого зла, поэтому сборники изречений полны слов о «злых женах» и «бабах богомерзких» (занимающихся колдовством и ворожбой). Но ведь и женщина — творение Божье, созданная в помощь Адаму. В ряде источников Ева даже сравнивается с душой, «оформляющей» тело Первочеловека. Без Евы «естество» Адама недостаточно, она то, без чего он не становится человеком. Она и душа дома: «И чад своих поучает, как и слуг... не беспокоится о доме своем ее муж». Эта модель отношений домочадцев характерна не только для русского «Домостроя», но и предшествовавших ему аналогичных памятников, и в частности в «Домострое» Ксенофонта. Ксенофонт, «описывал определенную модель взаимообмена между супругами: муж в качестве высшей инстанции должен по преимуществу руководить, наставлять, обучать, направлять супругу в ее деятельности хозяйки дома, а жена должна спрашивать о том, чего не знает, и отчитываться в том, что смогла сделать». И не случайно «женский мир» в древнерусской культуре локализуется преимущественно в «домовом» пространстве, мужчине этот мир чужд (вспомните Илью Муромца, сиднем сидевшего на печи, он находился в женском мире, и это калечило его, делало невообразимо слабым, и лишь покинув печь и пространство дома он приобрел силу богатырскую). Типично «мужское» житье описывает «Повесть временных лет», рассказывая о жизни князя Святослава Игоревича: «В лето 6472. Князю Святославу възра-стъшю и възмужавшю, нача вой совкупляти многи и храбры, и легько ходя, аки пардусъ, войны многи творяше. Ходя возъ по собе не возяше, ни котьла, ни мясъ варя, но потонку изрезавъ конину ли, зверину ли или говядину на углех испекъ ядяше, ни шатра имяше, но подъкладъ постмлаше и седло в головахъ; тако же и прочий вой его вси бяху»⁷.